Глава 30. Кассия

На стене, напротив ангелов, нарисована совсем иная картина.Я не замечала ее раньше, настолько была поглощена созерцанием ангелов.Все остальные спят; даже Кай провалился в сон рядом с входной дверью, где настойчиво вел наблюдение.

Я выбираюсь из кровати и пытаюсь понять, что же изображает картина. Линии, ангелы, очертания, но я не знаю, что это может быть. Не похоже ни на одну из Ста картин. На них ведь нарисованы только люди, места, предметы. Несколько минут спустя, я слышу, как Кай шевелится на другом конце комнаты. Наши глаза встречаются, перешагнув серое пространство пола и расплывчатые темные фигуры Инди и Элая. Бесшумно, Кай поднимается на ноги и подходит ко мне. - Ты выспался хоть немного? - шепчу я.

- Нет, - отвечает он, отклоняясь к стене и прикрывая глаза.

Когда он снова открывает их, ни один из нас не издает ни звука, ни вздоха.

Мы оба глядим на картину. Несколько минут спустя я задаю вопрос: - Это ущелье? - но, даже давая название картине, я понимаю, что это нечто другое. Чья-то рассеченная плоть, рассвет, занимающийся над рекой.

- Любовь, - наконец, отвечает Кай.

- Любовь? - переспрашиваю я.

- Да, - подтверждает он.

- Любовь, - тихо повторяю, все еще озадаченная.

- Ну, я думаю о любви, когда смотрю на это, - пытается объяснить Кай. - Может быть, ты представляешь что-то иное. Это как с Лоцманом из твоего стихотворения – каждый думает что-то свое, когда слышит это имя.

- А о чем ты думаешь, когда слышишь мое имя? - спрашиваю у него.

- О многом, - шепотом произносит Кай, вызывая у меня мурашки по всей коже. - Об этом. О Холме. О Каньоне. О местах, в которых мы бывали вместе. - Он отступает, и я чувствую на себе его взгляд, задерживаю дыхание, потому что знаю - он много чего видит. - И о местах, в которых не бывали вдвоем, - говорит он. - Пока что. - Его голос полон энергии, когда он упоминает о будущем.

Нам обоим хочется двигаться, хочется выйти наружу. Инди с Элаем все еще спят, и мы не побеспокоим их; они смогут увидеть нас из окна, когда проснутся.

Это ущелье, о котором я раньше думала, что оно бесплодно и пустынно, поражает обилием зелени, особенно рядом с рекой. Водяной кресс-салат обрамляет края болотистых берегов; мох украшает красные скалы вдоль реки; болотная трава переплетает зеленые и серые листья. Я наступаю на лед на берегу потока, и он трескается, напоминая мне о том, как я разбила стекло, в которое был заключен лоскут моего платья, там, в Городке. Взглянув вниз, куда я надавила подошвой ботинка, замечаю, что даже треснувший лед зеленого цвета под верхним белым слоем. Точно, как цвет моего платья на банкете Обручения. Раньше я не замечала всей этой зелени, проходя через ущелье; так как была поглощена поиском следов Кая.

Я вскидываю глаза на него, идущего вдоль реки, и замечаю легкость его походки, даже когда он наступает на места, где зыбучие пески перекатываются через тропинку. Он оглядывается на меня, останавливается и улыбается.

Ты принадлежишь этим местам, думаю я. Ты двигаешься совсем по-другому, чем тогда, в Обществе. Все в этом местечке выглядит правильным для него – прекрасные, необычные картины, абсолютная независимость городка.

Всему этому недостает только людей, которых он поведет за собой. У него есть только мы трое.

- Кай, - говорю я, когда мы доходим до края посадок.

Он останавливается. Его глаза обращены только на меня, его губы касаются моих губ, ласкают мою шею, руки, внутреннюю сторону запястий, каждый палец. Когда мы стояли, целуясь, в ту ночь при холодном сиянии звезд, и крепко обнимались, то не было ощущения, что мы крадем время. А было чувство, что оно принадлежит нам целиком.

- Я знаю, - отвечает Кай.

Мы долго глядим друг на друга, прежде чем скрыться под ветвями деревьев. Серая потрескавшаяся кора, кучи коричневых листьев на земле, подрагивающие и шелестящие на каньонном ветру.

Когда листья разметаются, я замечаю такие же плоские серые камни на земле, как и тот, что Хантер положил вчера. Я трогаю Кая за руку. - А это все...

- Места, где похоронены люди, - говорит он. - Да. Это называется кладбищем.

- Почему их не похоронили в более высоком месте?

- Та земля нужна была для живых.

- Но книги, - начинаю я. - Их хранили высоко, и книги не живые.

- Зато живые, по-прежнему, находят им применение, - мягко отвечает Кай. - Но не телам. Если кладбище затопляется, то ничего не рушится, так как уже все мертво. А с библиотеками все иначе.

Я приседаю, чтобы взглянуть на камни. Места, где лежат люди, отмечены различными знаками. Имена, даты, иногда фраза. – Что означают эти надписи? - спрашиваю Кая.

- Это называется эпитафией, - поясняет он.

- А кто их выбирает?

- По-разному. Иногда, если человек знает, что умирает, он сам выберет надпись.

А чаще те, кто остался в живых, и кто знает какие-нибудь факты из жизни умершего.

- Печально, - произношу я. - Но красиво.

Кай приподнимает брови в немом вопросе, и я тороплюсь объяснить. - Не смерть красива, - поясняю я. - Я говорю о самой идее писать эпитафию. Когда мы умираем в Обществе, оно само выбирает, что нужно оставить после нашей смерти. Они называют то, что составляет историю твоей жизни. - Мне до сих пор хочется, чтобы тогда у меня оказалось больше времени для более подробного изучения микрокарты дедушки. Но дедушка сам выбрал, что оставить на хранение после него, а именно: ничего.

- А в деревне, где жила твоя семья, тоже устанавливали такие камни? - спрашиваю я Кая, и тут же понимаю, что совсем не нужно было интересоваться этой частью истории.

Кай смотрит на меня. - У моих родителей нет, - отвечает он. - На это не было времени.

- Кай, - начинаю я, но он отворачивается и идет к другому ряду камней. Моей руке становится холодно, когда его ладонь больше не сжимает ее.

Мне не следовало спрашивать об этом. Я не любила ни одного из тех, кого видела мертвым, за исключением своего дедушки. Как будто я заглянула в глубокое темное ущелье, в котором ни разу не приходилось идти.

Осторожно передвигаясь между камнями, чтобы не задеть их, я начинаю понимать, что Общество и Хантер были правы насчет средней продолжительности жизни здесь. Большинство умерших не дожило до восьмидесяти лет. В земле лежат и другие дети, кроме той девочки, похороненной Хантером.

- Столько детей умерло здесь, - говорю я вслух. Я надеялась, что вчерашняя девочка была исключением.

- В Обществе тоже умирают дети, - отвечает Кай. - Вспомни Мэтью.

- Мэтью, - повторяю я, и, услышав это имя, внезапно вспоминаю о Мэтью, действительно, впервые за многие годы думаю о нем, как о Мэтью, а не как о первом ребенке Маркхемов, который погиб при трагических обстоятельствах от рук Аномалии.

Мэтью. На четыре года старше Кая и меня; настолько взрослый, что должен был быть неприкосновенным, недостижимым.Он был чудесным мальчиком, который всегда говорил нам привет, проходя по улице, хотя и был на несколько лет старше.Он носил с собой таблетки и посещал среднюю школу.Мальчик, которого я запомнила – теперь его имя вновь появилось в памяти – был достаточно похож на Кая, чтобы быть его кузеном; только более высокий, крупный, неторопливый и спокойный.

Мэтью. Как будто его имя умерло вместе с ним, и как будто произнесение имени ушедшего делает его более живым.

- Но их не много, - говорю я. - Только он.

- Он единственный, о ком ты помнишь.

- А были и другие? - потрясенно спрашиваю я.

Шум, доносящийся сзади, заставляет меня обернуться; это Элай с Инди закрывают дверь позаимствованного нами дома. Элай приветственно взмахивает рукой, и я машу в ответ. Небо уже полностью посветлело; скоро появится Хантер.

Я бросаю взгляд на камень, который он положил вчера, наклоняюсь и провожу рукой по вырезанному имени. САРА. Ей было совсем немного; она умерла в пять лет. Ниже, под датой, нацарапана фраза, и, холодея, я осознаю, что она похожа на строчку из стихотворения:

КОГДА ИЮНЬСКИЙ ВЕТЕР РВЕТ ИХ ПАЛЬЦАМИ С ЦВЕТОВ¹

Я тянусь к руке Кая и сжимаю ее так крепко, насколько хватает сил. Так, что даже холодный ветер не сможет украсть его у меня своими цепкими пальцами, своими руками, которые отнимают жизнь не в срок, не дожидаясь расцвета.

¹Эмили Дикинсон – Поле битвы

Дата добавления: 2015-06-30; просмотров: 486; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!