![]() |
CONTEMPORARY LINGUISTIC ANALYSISDate: 2015-10-07; view: 447.
O'GRADY, M. DOBROVOLSKY
Fallacy 1: Only some languages have grammars.
It is not unusual to hear the remark that some unfamiliar language – Acadian French, Cree, or Chinese – "has no grammar". Given our definition of grammar, such a statement is obviously not true. Since all human languages are spoken, they must have phonetic and phonological rules; since they all have words and sentences, they also must have a morphology and a syntax; and since these words and sentences have systematic meanings, they obviously must have a semantic component as well. Clearly, all human languages have grammars. Unfamiliar languages sometimes appear to have no grammar because their grammatical systems may be very different from those of better-known languages. In Walbiri (an aboriginal language of Australia), for example, the relative ordering of words is so free that the English sentence The two dogs now see several kangaroos could be translated by the equivalent of any of the following structures.
9) a. Dogs two now see kangaroos several. b. See now dogs two kangaroos several. c. See now kangaroos several dogs two. d. Kangaroos several now dogs two see. e. Kangaroos several now see dogs two.
While Walbiri may not restrict the order of words in the way English does, it does have other types of rules. One such rule places the ending lu on the word for 'dogs' to indicate that it names the animals that do the seeing rather than the animals that are seen. This allows speakers of Walbiri to signal that the dogs see the kangaroos rather than vice versa. In English, this information is conveyed by placing the two dogs in front of the verb and several kangaroos after it. Rather than showing that Walbiri has no grammar, such differences simply demonstrate that it has a grammar unlike that of English in certain respects. This important point is applicable to all differences among languages: there are no languages without grammars, merely languages with different types of grammatical systems.
Fallacy 2: Some languages have grammars that are radically simpler or more 'primitive' than those of other languages.
Although it is not uncommon to hear reports of languages with very simple or "primitive" grammars, such claims are untrue. The grammars of all languages are essentially equal in terms of overall complexity. Once again, however, it is easy to be misled by a superficial examination of the facts. For instance, one might think that English is somehow simpler or more primitive than French since it has no rule to vary the form of the word the when the noun is plural.
10) le livre les livres 'the book' 'the books'
A case constructed on a single example such as this is misleading since there are also grammatical contrast that are found in English, but not French. For example, English makes use of changes in the form of the verb to distinguish between an action that is currently taking place and a general tendency.
11) a. He is listening to music. b. He listens to music.
In French, both meanings are expressed by the same form of the verb (Il `ecoute la musique) and, where necessary, words like now and usually are used to distinguish between current and habitual actions. This example illustrates a general point. The fact that one language may lack a rule or contrast found in another does not indicate that it has a simpler or more primitive grammar. Elsewhere in its grammar, we can expect to find rules and contrasts not present in the other language. In some cases, these rules and contrasts may be quite unlike those found in the familiar languages of Europe. For example, in Hua, a language spoken by about three thousand people in a remote area of Papua-New Guinea, a contrast between two interpretations for English we is made in the form of the verb.
12) a. rmu'e 'We ( = you and I) have descended'. b. rmune 'We ( = you, I, and someone else) have descended'.
Hua uses the ending 'e to indicate 'we' in the sense of 'you and I' and ne for the sense 'you, I, and someone else'. No such contrast exists in the English verb. Each language has its own set of rules and contrasts.
Fallacy 3: People must be taught the grammatical rules of their language.
There is a widespread belief that grammatical rules are mastered through schooling and that some speakers of a language "do not know their grammar". Such an attitude is as ill founded as the belief that some languages do not have grammars. Since all language use requires knowledge of sound patterns, rules for word and sentence formation, and principles of semantic interpretation, it is clear that speakers of a language must have knowledge of its grammar. It is equally clear that this knowledge is not acquired through formal education. Consider your pronunciation of the past tense ending written as -ed in the following words.
13) a. hunted b. slipped c. buzzed
Notice that whereas you say id in hunted, you say t in slipped and d in buzzed. If you heard a new verb, say, flib, you would form the past tense as flibbed and pronounce the ending as d. This is surely not the result of training. In fact, it is unlikely that this phenomenon has ever been drawn to your attention before. Rather, it is knowledge that you gained subconsciously in the course of the language acquisition process. Consider another example. Speakers of English know that there are certain structures in which the word he can refer to each member of a group or to a single individual outside that group.
14) Everyone who passed the exam believes that he is a genius.
Sentence 14) can mean either that each person who passed the exam thinks that he himself is a genius or that each person who passed the exam thinks that a particular person not mentioned in the sentence (say, the teacher) is a genius. However, only one of these interpretations is possible in the following sentence.
15) The fact that everyone passed the exam does not mean that he is a genius.
In 15), he can refer only to someone not mentioned in the sentence. In contrast with what happens in sentence 14), he cannot refer to each individual in the group designated by everyone. You can make this contrast automatically even though it has never been explained to you. Indeed, it is improbable that you are even conscious of the principle that distinguishes these two sentences. Examples like these can be multiplied indefinitely, but by now the general point should be clear. The grammatical rules needed to produce and understand sentences are, for the most part, subconscious and are acquired without the help of instruction or training.
Fallacy 4: Grammatical rules are supposed to be "logical".
A common misconception about grammatical rules holds that they should somehow conform to the rules of logic. This is usually taken to mean that, at the very least, linguistic rules and structures should not contradict common sense. In reality, there is little reason to think that grammatical rules are like this. If they were, we would use sheeps and foots as the plural of sheep and foot. Since we use the -s ending in the vast majority of other cases (cats, dogs, cars, houses, and books), it would surely make sense to mark the plural in the same way throughout the language. Evidently, something other than logic is shaping the grammar in these cases. A favourite example of those who argue that grammatical rules should reflect logic involves structures such as I didn't see nothing, which contain two negatives – n't and nothing. Such structures, they claim, cannot be grammatical since the two negatives cancel each other out, giving a meaning that is the precise opposite of what is intended. However, it can be argued just as persuasively that two negatives reinforce each other, thereby strengthening the negation. Presumably this happens in the speech of those who use double negatives as well as in the many languages, such as Spanish, that obligatorily employ such patterns of negation.
16) Juan no vió nada. John not saw nothing. 'John didn't see anything'.
The lesson to be learned from these examples is that language has its own system of rules whose workings need not reflect particular conventions of logic or common sense.
Fallacy 5: Grammars deteriorate with the passage of time.
It is now a well-established fact that all languages are constantly undergoing change. Some of these changes are relatively minor and occur very quickly (for example, the addition of new words such as patriation, yuppie, biosphere, cursor, and prioritize to the vocabulary of English). Other changes have a more drastic effect on the overall form of the language and typically take place over a long period of time. The formation of negative structures in English has undergone this type of change. Prior to 1200, English routinely used double negative constructions, placing ne before the verb and a variant of not after it.
17) a. Ic ne seye not. ('I don't say'). b. He ne speketh nawt. ('He does not speak').
By 1400 or thereabouts, ne was used infrequently. Typically, not occurred by itself after the verb.
18) a. I seye not the wordes. b. We sawe nawt the knyghtes.
It was not until several centuries later that English adopted its current practice of allowing not to occur after only certain types of verbs (such as do, have, will, and so on).
19) a. I will not say the words. (vs. I will say not the words.) b. He did not see the knights. (vs. He saw not the knights.)
These very drastic modifications illustrate the extent to which grammatical rules change over time. Whereas the structures exemplified in 18) are archaic by today's standards, the constructions in 17) sound completely foreign to most speakers of modern English. Through the centuries, concern has frequently been expressed about the deterioration of English and other languages. In 1710, for example, Jonathan Swift (author of Gulliver's Travels) lamented 'the continual Corruption of our English Tongue'. Among the corruptions to which Swift objected were contractions such as he's for he is, although he had no objection to 'Tis for It is. Similar concerns have been expressed about the state of English spoken in Canada. In 1857, members of the Canadian Institute in Toronto heard a paper describing Canadian English as "a corrupt dialect growing up amongst our population". The author objected to the use of words such as lot (for 'a division of land'), boss (for 'master'), store (for 'shop'), fix (for 'mend'), and guess (for 'think' in sentences such as I guess I'll go). Judging by current usage, he objected in vain. The view that languages attain a state of perfection at some point in their history and that subsequent changes lead to deterioration and corruption is rejected by modern linguistics. The fact that it's is now entirely accepted while 'Tis has fallen out of use has affected neither the overall complexity of English nor its adequacy as a medium of communication. Moreover, since there is no external standard of logic with which grammars must comply (see fallacy 4), there are simply no grounds for claiming that one set of grammatical rules is somehow perfect or inherently superior to another. This does not deny the importance of clear expression in writing and speech. Such skills are quite rightly an object of concern among educators. However, the difficulties that arise in this area do not stem from the fact that grammars change over time. Problems of self-expression occur in all cultures and all times, regardless of the language's stage of historical development.
Fallacy 6: Grammars differ from each other in unpredictable ways.
At first glance, the well-known differences among human languages would seem to suggest that there are no limits on the type of linguistic systems that human beings can acquire and use. In fact, it is now understood that underlying obvious differences in sound patterns, vocabulary, and word order, there are important grammatical principles and tendencies shared by all human languages. One such principle involves the manner in which sentences are negated. With unlimited variation, one would expect to find that the equivalent of English not could occur in a wide range of positions in the languages of the world. Thus, we might expect each of the following possibilities to occur with roughly equal frequency.
20) a. Not Pat is here. b. Pat not is here. c. Pat is not here. d. Pat is here not.
As it happens, the first and fourth patterns are very rare. In virtually all languages, negative elements such as not either immediately precede or immediately follow the verb. The relative ordering of other elements is also subject to constraints. Without such constraints, we would expect that a basic statement such as Canadians like hockey could be expressed by each of the orders in 21) in a roughly equal number of languages.
21) a. Canadians like hockey. b. Canadians hockey like. c. Like Canadians hockey. d. Like hockey Canadians. e. Hockey like Canadians. f. Hockey Canadians like.
In reality, most languages adopt one of the first three orders for basic statements. The fourth and fifth orders are found in a handful of languages, and the sixth pattern is not used as the dominant order for basic statements in any language. The absence of such combinations is not accidental. Rather, it reflects the existence of constraints that limit variation among languages. This is not an isolated example. <…> many grammatical categories and rules are universal. This suggests that the properties of language reflect deeper facts about the structure and organization of the human mind. Herein lies much of the fascination and importance of linguistic analysis. 3. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ГРАММАТИКИ М.Я. БЛОХ
ЕДИНИЦЫ ЯЗЫКА И УРОВНИ ЯЗЫКА
§ 1. Язык как система средств формирования мыслей и обмена мыслями в процессе общения включает огромную совокупность элементов разнообразнейшей специфики, объединяющихся друг с другом в сложном функциональном взаимодействии в составе текстов – продуктов речевой деятельности людей. Эти элементы принято называть "единицами языка". А.И. Смирницкий, определяя понятие единицы языка, указывал, что такая единица, выделяясь в речи, должна удовлетворять двум требованиям: во-первых, в ней должны сохраняться существенные общие признаки языка; во-вторых, в ней не должны проявляться какие-либо новые признаки, вносящие в нее "новое качество". По первому требованию единица языка, как и язык в целом, должна быть двусторонней, то есть представлять собой единство формы и значения. По второму требованию, единица языка должна воспроизводиться в речи, а не выступать в качестве "произведения", создаваемого говорящим в процессе общения. На основании первого требования из состава единиц языка, по А.И. Смирницкому, исключается фонема как единица односторонняя, а также элементы акцентуации и ритмики, не имеющие содержательных функций. На основании второго требования из состава единиц языка исключается предложение <…>. Принципиальное различие между фонемами, с одной стороны, и знаковыми элементами, с другой, является важнейшим признаком "естественного" языка человека в отличие от различных искусственных знаковых систем, создаваемых на базе естественного языка. Это различие отражается лингвистическим понятием "двойного членения" языка, то есть деления всей совокупности составляющих его элементов на знаковую и незнаковую ("дознаковую") части. Но должный учет кардинальной важности для языка в целом его фонетической части, составляющей его отдельный "строй" в рамках тройственного подразделения языковой системы (фонетический строй – лексический строй – грамматический строй), не позволяет нам исключить фонему из общего объема понятия единицы языка. Наоборот, поскольку язык является принадлежностью народа и поскольку фонетический облик служит первейшей чертой, отличающей каждый конкретный язык народа от всех других языков мира, принадлежащих иным народам, постольку выделение фонемы в особую единицу языка диктуется самой языковой реальностью. Чтобы последовательно разделить два рода языковых элементов, а именно, знаковые и незнаковые, по их функциональному содержанию, мы вводим в понятийный лингвистический обиход два новых термина: первый – "кортема" (от лат. cortex); второй – "сигнема" (от лат. signum). Понятие кортемы будет покрывать все единицы материальной формы языка, являющиеся "дознаковыми" или "односторонними", а понятие сигнемы будет покрывать все знаковые единицы языка, являющиеся "двусторонними". В принимаемом понятийном освещении, облегчающем работу лингвиста в условиях продолжающегося теоретического спора о двусторонности или односторонности знака, фонема выступает в качестве частного случая кортемы, на чем мы еще остановимся ниже. По своему материальному строению все единицы языка делятся на такие, которые образованы фонемами, выявляясь в виде их цепочек или "сегментов", и такие, которые сопровождают сегменты в качестве сопутствующих средств выражения. Наименьшим сегментом языка является фонема. Морфема, слово, предложение составляют сегментные значимые единицы (сигнемы), каждая со своим набором функций. К сопутствующим средствам выражения, выделяемым как цельные единицы с собственными функциями, относятся значимые модели интонации (интонемы), ударения, паузы, конфигурации порядка слов. Все эти единицы терминологически объединяются под именем "сверхсегментных". Выполняемые ими функции отображаются в виде соответствующих модификаций содержания сегментных единиц, несущих первичную функциональную нагрузку в текстообразовании.
§ 2. Все сегментные единицы языка соотносятся друг с другом таким образом, что большие сегменты делятся на некоторое количество меньших сегментов, причем данное деление обнаруживает ранговый или ярусный характер. Указанный характер соотношения языковых сегментов служит основанием для рассмотрения языка в виде иерархии уровней – такой, что единицы каждого вышележащего уровня формируются из единиц нижележащего уровня. Данному уровневому представлению языка противостоит понятие "изоморфизма", возникшее в результате выдвижения на первый план наиболее отвлеченных свойств формальных отношений языковых единиц разных уровней. Так, в американской дескриптивной лингвистике в течение длительного времени был принят постулат о том, что собственно лингвистическое качество фонем и морфем – двух основных (по воззрениям этого направления исследований) уровнеобразующих типов языковых сегментов – целиком определяется тождественными (изоморфными) закономерностями их "дистрибуции" (распределения в тексте) относительно других сегментов, соответственно, своего и смежных уровней. Особый упор на закономерностях дистрибуции как выразителя природы элементов языка ученые-дескриптивисты делали потому, что они, как мы отмечали выше, задались целью построить описание языка на "строго формальной" основе, в отвлечении от выражаемых языком значений <…>. Но описать язык в отвлечении от выражаемых им значений невозможно по той простой причине, что значения сами являются неотъемлемой частью языка; и если мы не только не отвлекаемся, но, наоборот, последовательно учитываем значения и функции, передаваемые и выполняемые элементами языка, попадающими в сферу анализа, то мы неизбежно приходим к выводу, что понятие лингвистического изоморфизма является весьма относительным. Определенная общность в строе разных уровней языка, несомненно, имеется. Она находится в прямой зависимости от самой функции языка как средства формирования мыслей и обмена мыслями в процессе коммуникации. Подобную общность разумно видеть в том, что на всех уровнях языка выявляется определяющее язык в целом единство синтагматических и парадигматических отношений. Это единство специфически раскрывается в том, что каждый вышележащий уровень представляет собой сферу функционального выхода единиц нижележащего уровня, с вытекающими отсюда сложными явлениями межуровневого взаимодействия <…>. С другой стороны, единицы каждого уровня обладают собственными свойствами формы и функции, не позволяющими сводить их к свойствам единиц других уровней, и эта формально-содержательная определенность типов единиц языка, соотнесенная с объединяющими их свойствами вступать в синтагматические и парадигматические связи на своих участках системы, как раз и служит оправданием самой идеи уровневого членения сегментного состава языка.
§ 3. Нижний, исходный уровень сегментов составляет множество фонем. Специфика единиц фонематического уровня состоит в том, что они образуют материальную форму или "оболочку" вышележащих сегментов, не будучи сами по себе знаковыми единицами. Фонемы формируют и различают морфемы, а конкретными реализаторами их различительной функции служат лингвистически релевантные "различительные признаки", точнее, субстанциальное содержание этих признаков – материальные свойства звуков, на которых основана их дифференциация в том или ином языке. Данные свойства или признаки сами по себе уже не являются сегментами, и поэтому говорить об "уровне фонологических различительных признаков" в принятом смысле было бы неоправданным. Фонема, как было установлено выше, представляет собой частный случай кортемы – единицы материальной формы языка. В кортемике (общей совокупности языковых элементов материальной формы), как и в сигнемике (общей совокупности знаковых языковых элементов), различаются единицы сегментные и единицы сверхсегментные. К сверхсегментной кортемике относится незнаковая акцентуация, ритмика, определенная часть "обертонов" в интонационных моделях. К сегментной кортемике, кроме фонемики, относится слоговая структура слова, то есть "силлабемика". Таким образом, с материально-физической точки зрения область сегментной кортемики подлежит иерархическому расчленению на уровень фонем и уровень силлабем, а совокупный состав единиц языка распределяется по двум гиперуровням – соответственно, кортематическому и сигнематическому. С другой стороны, следует учесть, что непосредственную словостроительную (точнее, морфемостроительную) функцию несут именно фонемы со своими различительными признаками. Это дает нам право в настоящем описании говорить об обобщенном фонематическом уровне языковых сегментов, непосредственно противопоставленном обширной иерархии знаковых сегментов. Что касается слогов-силлабем, то, образуя свой подуровень в сегментной кортемике, взятой изолированно, они выступают как составляющие особого поля языковой ритмики, пересекающего ближайший к фонематическому сигнематический уровень морфем: слогоделение и морфемоделение слова, подчиняясь разным принципам организации, являются несоотносительными. Язык может быть представлен не только в устной, но и в письменной форме, занимающей важнейшее место в современном общении людей. Однако первичной материей языка служит звучание, а не графика; функция языковой графики сводится к тому, чтобы репрезентировать языковое звучание. Поскольку буквы и их сочетания (в письменности фонологического типа, которой пользуется большинство языков) прямо или опосредованно репрезентируют ("обозначают") фонемы и их сочетания, они являются, строго говоря, знаками, однако знаками совсем другого рода, нежели надфонематические знаковые сегменты языка – сигнемы. Для соблюдения единообразия в терминологии букву как обобщенный графический тип, выявляющий набор соответствующих лингвистически релевантных графических признаков, можно назвать "литеремой", а ее конкретные реализации, соответственно, "литерами". Буквенная единица письменного языка называется иногда "графемой", однако этот термин едва ли целесообразно использовать в таком значении. В самом деле, лингвистическое понятие "графики", с которым он коррелирует, выходит далеко за пределы алфавита и покрывает все графические средства языка, относящиеся как к кортемной, так и сигнемной областям. Следовательно, в развиваемой системе представлений литерема должна выступить частным случаем графемы, которая возводится в ранг типо-единицы полностью обобщающего характера: в семантический объем понятия графемы, кроме литеремы, включаются и такие графемы, как пунктуационные знаки, акцентные знаки, диакритические знаки, шрифтовые выделения, подчеркивание и др. Непосредственно над фонематическим сегментным уровнем языка лежит уровень морфем, морфематический уровень. Морфема определяется как элементарная значимая часть слова. Она строится фонемами, причем простейшие морфемы включают всего лишь одну фонему. Ср.: a-fire [ -]; speak-s [-s ]; mist-y [- ]. Функциональная специфика морфемы состоит в том, что она выражает абстрактные, отвлеченные ("сигнификативные") значения, которые служат материалом для формирования более конкретных "номинативных" значений слов (воплощающихся в речи в совсем конкретных "денотативных" или "референциальных" значениях). Иначе говоря, семантику морфемы, с точки зрения ее функционального назначения в языке, можно определить как "сублексемную". Над морфематическим уровнем языка лежит уровень слов, или лексематический уровень. Слово (лексема) служит, как мы только что отметили, номинативной единицей языка; его функция состоит в том, чтобы непосредственно называть предметы, явления и отношения внешнего мира. Поскольку элементарными составляющими слова служат морфемы, простейшие слова включают всего лишь одну морфему. Ср.: I; here; many; and. При этом в случае одноморфемных слов, как и в случае однофонемных морфем, остается действительным фундаментальный принцип уровневой непересекаемости (уточняемый, но не отменяемый выделением основных и переходных уровней, о чем см. ниже). Иными словами, одноморфемное слово – это именно слово, состоящее из одной морфемы, но не морфема, выступающая в роли слова. Это особенно четко видно на примерах вхождения (фонетического) слова с одноморфемной базовой формой в разные лексические классы (лексико-грамматические разряды). Ср., например, разные лексические классы, представляемые формой but (союз, предлог, контактоустанавливающая частица, ограничительное наречие, относительное местоимение, существительное в единственном и множественном числе): last, but not least; there was nothing but firelight; but it's what you like; those words were but excuses; there are none but do much the same; that was a large but; his repeated buts are really trying. Лексемы, соединяясь друг с другом, строят словосочетания, или фраземы. Словосочетание обычно рассматривается как сочетание полнозначных слов, служащее в составе предложения сложным названием предметов, явлений и отношений окружающего мира <…>. Возникает вопрос: следует ли выделить уровень фразем (фразематический уровень) как уровень, непосредственно лежащий над уровнем слов (лексематическим уровнем)? Для ответа на этот вопрос нужно учесть фундаментальный закон структурного соотношения сегментных уровней языка, состоящий в том, что единица каждого вышележащего уровня строится из одной или нескольких единиц непосредственно нижележащего уровня. Следовательно, искомая уровнеобразующая единица, расположенная выше, чем слово (выделяющаяся непосредственно над словом в уровневой иерархии языка), должна строиться одним или несколькими словами (лексемами) и при этом выполнять некоторую функцию, более высокую, чем функция слова, взятого как элемент словарного состава (т.е. как единица лексематического уровня со своей номинативной функцией). Такую единицу мы находит в лице члена предложения – элемента языка, строящегося одним или несколькими словами с денотативной (контекстно-конкретизированной) функцией. Данную единицу, придерживаясь избранной эмической терминологии, мы называем "денотемой", а выделенный уровень, соответственно, "денотематическим". Что касается фраземы как таковой, то, будучи включенной в состав предложения, она оказывается не чем иным, как разновидностью денотемы. Как известно, среди словосочетаний различаются, с одной стороны, устойчивые словосочетания (фразеологические единицы), а с другой стороны, свободные ("синтаксические") словосочетания. Фразеологические единицы составляют специальный предмет изучения фразеологического раздела лексикологии, а свободные сочетания изучаются в нижнем разделе синтаксиса. Однако грамматика не проходит мимо фразеологических единиц, сопоставляя их по внутренним грамматическим свойствам и отношениям со свободными сочетаниями. Ср.: good for nothing – good for the job; in the lap of Providence – in the lap of the nurse; to take the upper hand – to take the longer pencil (of the twо); to come down handsome – to come down safe и т.д. Для удобства разграничения двух типов сочетаний в описаниях можно предложить фразеологические сочетания называть "фразеомами". Основные словосочетания в английском языке, реализуемые соединением полнозначных слов, формируются одной или несколькими синтагмами вокруг субстантивного (или эквивалентного ему), глагольного, адъективного и адвербиального центров <…>. При этом адъективные и адвербиальные сочетания, как правило, включаются в субстантивные и глагольные в качестве их фразовых составляющих. Ср.: the previous night; something very affectionate and intimate; the others, far less responsible; to delay the departure; to turn the mind to the suggested subject; to radically improve one's position и т.д. Некоторые ученые возражают против ограничения понятия словосочетания лишь соединениями полнозначных слов и включают сюда также сочетания полнозначного слова со служебным <…>. Если придерживаться формального содержания понятия (то есть собственного содержания термина), то придется признать, что и такие сочетания должны получить ранговый статус фразем (ср. вышеописанное понятие формативной синтагмы), поскольку они тоже являются "сложными названиями". К тому же разграничение между служебными и знаменательными словами включает слои перехода. Ср.: ought to return; only to recommend; all but one; the very best; at one time; on arriving и т.д. Однако, учитывая характер номинативной функции, выполняемой словосочетанием, следует выделить знаменательные сочетания в базовую часть фразематического уровня. В самом деле, фраземы выполняют функцию "полиноминации" (превращаемую в предложении в функцию "полиденотации"), отличаясь этим от "монономинации" слова в собственно уровневом смысле. Именно полиноминация словосочетания дает основание современным лингвистам выделять само учение о словосочетании в отдельный раздел синтаксиса, называемый иногда "малым синтаксисом" в отличие от "большого синтаксиса" вышележащего уровня сегментов. В области фраземики ведется острая дискуссия по вопросу о том, правомерно или неправомерно выделять соединение подлежащего и сказуемого в качестве "предикативного словосочетания" <…>. Представляется, что эта дискуссия оказалась осложненной терминологическим недоразумением. Действительно, если словосочетание, как и слово, наделить фундаментальной функцией номинации (превращаемой в денотацию в составе предложения), то сочетание подлежащего со сказуемым не может попасть в класс словосочетаний (фразем) по определению, поскольку функция предикации (такой предикации, которая выражается соединением подлежащего и сказуемого) выделяет не слово и не словосочетание, а именно предложение. Иное дело – понятие "предикативная синтагма" в его приложении к соединению подлежащего и сказуемого. Познавательная ценность этого понятия следует уже из того, что оно, в пределах аспекта языка линейных связей языковых единиц, стоит над понятиями словосочетания и предложения, не подменяя собою ни то, ни другое. Но не каждое соединение существительного с глаголом составляет предложение. Предложение строится лишь сочетанием личного глагола с субстантивом-подлежащим. Наряду с такими соединениями существуют сочетания неличного глагола с существительным или его эквивалентом, которые, хотя и представляют собой парадигматический коррелят предложения, не являются в полном смысле слова предикативными (ср.: the defendant's bluntly rejecting the accusation – for the defendant to bluntly reject the accusation – The defendant bluntly rejected the accusation). Данные сочетания, даже и при деривационном возведении к соответствующим предложениям, естественно включаются в сферу фразем, получая здесь маргинальный статус. Над денотематическим уровнем лежит уровень предложений, или "пропозематический" уровень. Специфика предложения ("пропоземы") как знаковой единицы языка состоит в том, что, называя некоторую ситуацию, оно одновременно выражает предикацию, то есть выявляет отношение предметной части ситуации к действительности. В этом смысле предложение, в отличие от слова и словосочетания, является единицей предикативной, а его знаковая природа как бы раздваивается, отражая номинативный и предикативный аспекты пропозитивного содержания. Будучи единицей конкретного сообщения (речи), предложение входит в систему языка как обобщенная конструкция – типическая структурно-функциональная модель, выражающая целый комплекс коммуникативных значений. В этом качестве предложение существует в языке в виде множества простых и сложных сегментов-конструкций, между которыми устанавливается сеть собственных уровневых соотношений. Известно, что в языке имеется некоторое количество устойчивых предложений в виде элементов "готовой цитации". Эти предложения, наряду с устойчивыми фраземами (фразеомами), составляют предмет фразеологии. Ср.: Live and learn. Let us return to our muttons. You may rest assured. God bless my soul! и т.д. Продолжая терминологическую линию, принятую в данном исследовании, можно назвать фиксированное речение типа вышеприведенных "пропозеомой". Пропозеомы, будучи единицами предикативными, обладают яркой спецификой и требуют, как и фразеомы, выделения в особый раздел лингвистического описания. Но предложение как уровнеобразующая единица – это еще не верхний предел "величины" сегментного языкового знака. Над пропозематическим уровнем лежит "надпропозематический" ("надпредложенческий") уровень, который формируется синтаксическими объединениями самостоятельных предложений. Объединения самостоятельных предложений были, в различных терминах, описаны как особые синтаксические единицы сравнительно недавно, а основы теории этих объединений были заложены отечественными лингвистами (начиная с работ Н.С. Поспелова и Л.А. Булаховского). Такие объединения были названы "сложными синтаксическими целыми" (Н.С. Поспелов) или "сверхфазовыми единствами" (Л.А. Булаховский). Сверхфразовое единство образуется сцеплением нескольких самостоятельных предложений средствами присоединительных (кумулятивных) связей. Эти связи отличают сверфразовое единство от сложного предложения, которое строится связями "сложения" (сочинительными, подчинительными). В значениях сверфразовых единств выражаются различные соотношения простых и сложных ситуаций. Некоторые ученые трактуют сверфразовое единство в качестве речевой единицы, совпадающей с абзацем монологической речи. Однако нужно учесть, что абзац, будучи в определенном смысле соотносительным со сверхфразовым единством, является прежде всего композиционной единицей книжно-письменного текста, в то время как сверхфразовое единство – синтаксическая последовательность самостоятельных предложений с широким ситуативным планом семантики – отличается универсальным характером и выделяется во всех разновидностях языка, как письменного, так и устного. С другой стороны, следует отметить, что непосредственным элементом структуры текста как целого может служить не только сверхфразовое единство, то есть объединение предложений, но также и отдельное предложение, поставленное отправителем сообщения в содержательно значимое положение. Такой особый информационный статус предложения может обусловить выделение его в отдельный абзац монологического письменного текста. Текст же как целое, являясь конечной сферой выхода функций элементов языка в процессе речеобразования, представляет собой формирование знаково-тематическое: в тексте осуществляется раскрытие определенной темы, которое объединяет все его части в информационное единство. В тематизирующей роли (через "микротематизацию") следует видеть собственную функциональную природу того сегмента, который лежит над предложением в уровневой иерархии языка. Итак, непосредственно над пропозематическим уровнем, являющимся уровнем предикации, выделяется еще уровень тематизации, в рамках которого создается текст как готовое (спонтанное или специально сочиненное) произведение говорящего – пишущего. Конститутивную единицу этого уровня, то есть единицу тематизации, учитывая ее речетворческий характер, мы называем термином "диктема". Соответственно, весь выделенный верхний уровень языковых сегментов получает название "диктематического". Поскольку диктема как единица тематизации типизируется своими собственными строевыми признаками (в том числе диктемно-долгой паузой), поскольку само понятие тематизации должно быть включено в понятийно-категориальную систему грамматики наряду с фундаментальными понятиями номинации и предикации <…>.
§ 4. Итак, мы выделили шесть сегментных уровней языка, связанных, во всяком случае с точки зрения формы элементов, их составляющих, последовательными ( в направлении снизу вверх ) отношениями включения. Ясно, что единицы всех уровней в языковой системе равно необходимы этой системе, они составляют ее неотъемлемые строевые компоненты своими структурно-семантическими свойствами: системный статус ни одного из них невозможен без системного статуса других. Вместе с тем, учитывая грамматически организованное распределение этих единиц в порядке иерархии, естественно поставить вопрос: каков вес каждого уровня в системе языка с точки зрения степени самостоятельности его функции? Можно ли среди описанных уровней выделить какие-либо в качестве определяющих, а другим отвести роль сопутствующих или промежуточных? Рассмотрение функциональной специфики единиц, образующих сегментные уровни, под углом зрения текстообразования как конечной цели функционирования языка в целом, показывает, что места, занимаемые разными сегментными уровнями в языковой системе, не являются равноценными друг другу. Действительно, в то время как качество одних единиц определяется как бы внутренними, относительно замкнутыми в соответствующем уровне чертами (таковы фонема, выделяемая набором фонологических различительных признаков и не несущая знаковой функции; слово, выделяемое признаками номинативной функции; предложение, выделяемое признаками предикативной функции), качество других единиц определяется лишь в необходимой и непосредственной корреляции с единицами смежных уровней. Так, морфема выделяется в обязательном качестве компонента слова со знаковой функцией, опосредованной номинативной знаковой функцией слова в целом. Денотема (выраженная знаменательным словом или фраземой) выделяется в обязательном качестве компонента предложения со знаковой функцией, определяемой ситуативно-предикативной (пропозитивной) функцией предложения в целом. Что касается диктемы, то она представляет собой контекстно-тематическое объединение предложений, намечая выход предложения в развернутую, связную речь. Таким образом, среди выделенных сегментных уровней языка следует различать основные и переходные. К основным уровням относятся фонематический, лексематический и пропозематический. К переходным уровням относятся морфематический (переход от фонемы к слову) и денотематический (переход от слова к предложению). Диктематический уровень, по существу, есть уровень выхода предложения в текст. При этом следует учесть, что фонематический уровень составляет подоснову знаковой части языка, являясь носителем его материальной формы. Следовательно, и в рамках учения об уровнях языка центральными понятиями грамматико-лингвистических представлений остаются понятия слова и предложения, которые рассматриваются теорией грамматики в двух традиционно выделяемых разделах – морфологическом (грамматическое учение о слове) и синтаксическом (грамматическое учение о предложении). Не порывая с предложением, а опираясь на анализ его номинативного и предикативного строя, теория грамматики выходит в развернутый текст, тематизированный диктемами, как конечный продукт речетворческой деятельности людей.
4.
|