|
Новый отрывок автобиографии Луиса Суареса – о переезде в Голландию, агентских аферах и долгожданном воссоединении с любимой девушкой.Date: 2015-10-07; view: 397.
Я проделал непростой путь через все молодежные команды «Насьоналя». Меня миновал вылет из клуба, когда я был на грани из-за своей расхлябанности. Если бы не Уилсон Перес, меня бы, наверное, выгнали, и благодаря Софи я не упустил второй предоставленный мне шанс. В итоге меня пригласили на предсезонку с основной командой, когда мне было всего 16. И вызов этот я получил как раз во время своей первой поездки в Испанию к Софи. Уилсон давно знал меня. И как игрока, и как пацана, клянчившего деньги на свидание с девушкой. Его сын тоже играл в академии «Насьоналя, и, увидев что-то во мне, он решил наставить меня на правильный путь. Именно Уилсон позвонил мне, когда Сантьяго «Баск» Осталаза, тренировавший тогда команду, решил привлечь меня к предсезонке. Софи поверить не могла, что я, проделав такой путь, возвращаюсь домой раньше времени. Я сказал ей: «Мне нужно ехать. В основной команде «Насьоналя» я буду зарабатывать больше и тогда смогу снова навестить тебя». Вернувшись домой, потренировавшись три дня с основой, я вернулся в молодежку, но поводов унывать не было – это был знак, что просто в любом случае не будет. Спустя год меня вновь привлекли к тренировкам с первой командой, и на этот раз я остался. В марте 2005 года в возрасте 17 лет я дебютировал в Кубке Либертадорес, отыграв 15 минут. В августе стартовал чемпионат, и мне хватило пяти минут, чтобы забить. Софи, приехавшая на свой день рождения, была на матче. В том сезоне я закрепился в первой команде «Насьоналя», но пока был далеко не тем футболистом, которого захотел купить «Гронинген». Поначалу у меня были проблемы с реализацией. Я очень много мазал. Дошло до того, что люди начали меня освистывать и оскорблять. Называли кривоногим. А кто-то и ослом. Тренер Мартин Ласарте заступался за меня, утверждая, что я проделывал огромный объем работы на поле, несмотря на отсутствие голов. Он призывал болельщиков к терпению, а мне велел не опускать руки. В матче против «Атлетико Ривер Плейт» я вышел в стартовом составе, мы создали 13 моментов, 9 из которых я запорол. Игра закончилась со счетом 0:0, и виноват, естественно, был я – носившийся по полю пацан, который так и не забил. Положительным моментом были мои размышления о том, что если я не реализую моменты, то хотя бы создаю их для себя. Я всегда боролся до последнего, искал возможности – это в моем характере. Я не мог упустить момент, поленившись сделать лишний рывок. Чем больше я подавлен, тем больше мне хочется поскорее взбодриться. Думаю, тогда люди считали, что из меня вырастит очередной посредственный футболист. Даже сейчас я встречаю болельщиков, признающихся мне: «Я оскорблял тебя, кричал на тебя и считал, что ты вообще никогда не начнешь забивать». Но в той игре против «Дефенсор Спортинг» я забил отличный мяч на глазах скаутов «Гронингена». Началось мое путешествие в Европу. Правда, в итоге просто прибыть в расположение нового клуба и поставить свою подпись в нужном месте не получилось. Сначала мы с моим агентом Даниэлем Фонсекой и еще одним его игроком Хуаном Альбином вылетели из Монтевидео в Мадрид. Альбин переходил в испанский клуб «Хетафе». Планировалось, что мы задержимся в Испании на пару дней, пока будет оформляться сделка по трансферу Хуана. Я же приехал без каких-либо гарантий, и этот перелет получился самым длинным в моей жизни. Я обычно сплю в самолете, но на этот раз я не сомкнул глаз. Затем начался период ожидания. Софи устроилась на работу в МакДональдс в Барселоне, и для того, чтобы приехать повидаться со мной в Мадриде, ей едва не пришлось уволиться. Мы не виделись полгода, а теперь находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Она прилагала все усилия, чтобы отпроситься, но ее не пускали. Правда, в конце концов ее мольбы были услышаны. Но теперь выяснилось, что нет рейсов. Я находился словно в заточении. Все время я проводил у окна мадридского отеля. Наконец, мы отправились в Амстердам, и трансфер в «Гронинген» стал чуть ближе. В таких ситуациях твоя судьба в чужих руках. В Уругвае мне просто сказали: «Езжай, там подпишешь контракт». Вот я и поехал вслепую. «Гронинген» был моим единственным вариантом, но начали появляться проблемы. Чем ближе сделка, тем больше агентов в нее вовлечены, и тем больше появляется всевозможных препятствий. Мои представители заявили мне, что клуб отказывается от трансфера, так как не хочет платить тем или иным людям. Заплатить надо этому парню, тому парню – проблема исходила от третьих лиц, «Гронинген» был ни при чем. Мои агенты уже, видимо, решили, что сделка сорвалась. – Луис, мы уезжаем. – В смысле, уезжаем? Куда? Меня попросили не переживать, так как появился вариант с «Хетафе», куда я мог перейти вместо Альбина – тренер команды Бернд Шустер искал нового нападающего. Что ж, еще лучше: это, конечно, не Барселона, но, по крайней мере я буду жить в одной стране с Софи. К тому же, раз мы возвращаемся в Мадрид, я смогу еще раз попробовать встретиться с ней. Но стоило мне начать думать об этом, все в очередной раз перевернулось с ног на голову, и дверь в «Хетафе» закрылась. Все-таки «Гронинген». Шесть напряженных дней я провел в отелях – сначала в Мадриде, потом Амстердаме – не имея возможности как-то на что-то повлиять. Приходилось смотреть телевизор и слушать, как тикают часы. Я был напряжен, руки связаны, к тому же я не знал языка. В Амстердаме я по смс узнавал у Софи, как попросить в отеле постирать мне одежду или найти что-нибудь поесть. В ответ она присылала мне два сообщения: в первом был мой вопрос на английском языке, а во втором – как я должен это произнести. Вместо «Yes Please» у меня получалось «Иес плис». Я не понимал сообщения, в отеле не понимали меня. В итоге приходилось давать сотрудникам телефон, чтобы они прочли смс. Я был беспомощен. Больше всего пугал самый худший сценарий: сделка сорвется, и мне придется возвращаться, чтобы начинать все с нуля вдали от Софи. Тогда мне казалось, что либо я перехожу в «Гронинген», либо все кончено. По-моему, «Насьональ» продал меня моему агенту, который стал моим новым владельцем. Поэтому я даже не знал, смогу ли я вернуться в «Насьональ», если не получится с «Гронингеном». И будет ли вообще агент еще пытаться пристроить меня в какую-нибудь команду? Не знаю, что бы мне пришлось делать, сорвись та сделка из-за 60 тысяч евро. Я был беспомощен, моя судьба в чужих руках. И лишь только по дороге из Амстердама в Гронинген на север страны начало казаться, что трансферу уже ничего не помешает. Какое облегчение. В июле 2006 года я сделал маленький шаг в своей карьере и громаднейший – навстречу Софи. Хотя находились мы не так уж близко, как я представлял – она в Испании, я в Голландии. Теперь нужно было сократить и это расстояние. Подписав контракт, я спустя десять дней отправился на выходные к Софи, чтобы решить эту проблему. Ее мама и сестра в этом время уехали в Уругвай навестить родственников. Я позвонил им: «Ваша дочь уезжает со мной в Голландию». Ее мама сказала мне: «В этом случае приглядывай там за ней». Не уверен, поняла ли она, что я звонил на полном серьезе. Я сам не знал, насколько я серьезен. Но, прощаясь в аэропорту, я, наконец, созрел – сейчас или никогда. Пройдя через все это, теперь я ее не оставлю. Ни на минуту. – Полетели со мной. Прямо сейчас. – С ума сошел? Как я полечу? Мне 16. У меня даже билета нет. И что насчет папы? – Полетели. Я куплю билет. Она набрала отцу из аэропорта и заявила ему: «Пап, я лечу в Гронинген с Сальтой («Сальта» меня называли в честь моего родного города – Сальто). Отец Софи спросил: «Ладно, а когда вернешься?» Она не вернулась. Планировалось, что Софи задержится до следующей недели, но в итоге она осталась навсегда. Она садилась на самолет, не имея при себе ни сумок, ни одежды. Через неделю она вернулась в Барселону забрать свои вещи. Наконец мы были вместе. Это был риск, но все прошло удачно. Нам так часто приходилось прощаться, и в аэропорту мы поняли: «Мы очень долго ждали, нужно попробовать все решить прямо сейчас». * * * В Голландии я получил замечательное футбольное образование. К тому же это был хороший жизненный опыт. И «Гронинген» стал началом этого опыта. В Уругвае за тобой никто не присматривает, не руководит. Никто не контролирует, что ты ешь, что пьешь. В Голландию я приехал с 5-6 килограммами лишнего веса. Я был толстым. Тренер Рон Янс, которого я до сих пор считаю одним из лучших из тех, с кем я работал, сказал мне: «Ты должен весить 83 кг – лишнее кило, и в команде тебя не будет». Я ничего не знал о диете, поэтому пришлось спрашивать в клубе, как сбросить вес. Для начала я должен был бросить пить кока-колу. Понятия не имел, что кола так сильно влияет. Софи предложила пить только воду, поэтому пришлось привыкать. Кроме воды пить я ничего не мог. В следующий раз весы показали 83,4 кг, и Рон простил мне лишние 400 грамм, отметив, что видел мое отношение к делу и старание. Тогда я понял, что мне все по силам. Я осознал, что могу всего добиться самостоятельно, мне не нужен был наставник. Я мог ставить перед собой задачи и работать над ними. Я мог придерживаться дисциплины. По прибытии в Голландию никто из нас не умел готовить. Нашим лучшим другом стал Рональд Макдональд. Я приобрел электрогриль, чтобы жарить стейки. Дом всегда был в дыму. Тогда стейки мне казалось вкуснейшими, но сейчас… Боже, как вообще можно было это есть? У Софи был более привычный режим питания, поэтому когда мы начали жить вместе, это привилось и мне. К тому же она приучила меня к домашнему быту. Я привык, что жил с мамой и сестрами, которые заправляли постели и убирались по дому. В Голландии теперь на меня легла и эта ответственность. Мы разделили между собой кухонные и хозяйственные дела – и вместе взрослели. Население Гронингена составляет 200 тысяч человек, из них 50 тысяч – студенты. Все ездили на велосипедах. Мы тоже начали. Также нам пришлось пройти ускоренный учебный курс по финансовому делу, чтобы знать, что есть зарплата без вычета налога и что – с вычетом. Подписав контракт с «Гронингеном», я думал, что, раз я в Европе, то проблемы с деньгами кончатся раз и навсегда. На деле, конечно же, ничего подобного не было. Мне было 19, я понятия не имел, как это работает. Были вещи, о которых люди, которые вели переговоры по контракту, мне не сообщили. Никто не сказал мне, что вот эта сумма – без вычета налогов, а эта – с вычетом. Я не знал, что есть какой-то вычет налогов, и думал, что вся сумма пойдет ко мне в карман. Ага, сейчас. Меня просто поимели. Семья тоже думает, что если ты перебрался в Европу, то автоматически стал миллионером. Когда я ехал в Гронинген, они считали, что я стану богатейшим человеком в Уругвае. Я никому не говорил, сколько получаю, и семья уважала мое решение, но люди, которые окружают родных футболистов, гораздо хуже. Твоя семья знает, как тебе все это далось, как ты за это боролся, на какие жертвы шел, но людей, которые пытаются на тебе найти какую-то выгоду для себя, это не волнует. Человеком, который разъяснили мне все нюансы по поводу налогов, был Бруно Сильва. В первые месяцы жизни в Гронингене он был нашим спасителем. Я помнил его по выступлению за сборную Уругвая и «Данубио» – клуб, наряду с несколькими другими командами являющийся третьей силой в стране после «Насьоналя» и «Пеньяроля». Мы встречались посмотреть матчи чемпионата Уругвая или собирались семьями на барбекю. Найти уругвайский стейк так и не получилось, поэтому приходилось брать бразильское мясо у Уго Алвеса Веламе – бразильца, который очень долго выступал за «Гронинген». Тогда он работал в академии клуба и был одним из тех, кто тоже хорошо относился к нам с Софи. Он стал нашим переводчиком во всех делах, касавшихся клуба. Бруно рассказал мне о «Гронингене» все, что знал. Это был середняк, который намеревался проявить себя в еврокубках, куда пробился впервые за последние 14 лет. У клуба был современный стадион на 22 тысячи мест, а стабильное финансовое положение позволяло вовремя выплачивать мне зарплату. Нам очень повезло, что Бруно и Уго были рядом, они существенно упростили нашу жизнь. Наши семьи постоянно проводили время вместе. Они помогали мне и на поле, и в бытовых делах. Они замечательно относились к нам, особенно с учетом того, что мы были ничего еще не познавшими детьми. И, конечно же, они понятия не имели, чего я в итоге добьюсь – их помощь не носила какой-либо корыстный характер. Когда мы приехали, Бруно не играл, так как залечивал травму. Софи спросила, является ли он игроком первой команды, и когда он ответил, что да, мы были ошеломлены – игрок основы «Гронингена»?! Вау! Приключение начиналось! Как и любой уругваец Бруно любил мате. Я время от времени пил мате с 18-19 лет вместе с отцом или партнерами по команде. Но, покинув Уругвай, я почувствовал себя уругвайцем сильнее, чем когда-либо. Сложно объяснить, что вообще есть мате. В «Ливерпуле» я говорил всем, что это горький зеленый чай, который нужно пить через металлическую соломинку. Если увидите группу уругвайцев, у одного из них обязательно будет фляжка, из которой он нальет кипяток в небольшую кружку, а выпив, передаст товарищу. Мы с Бруно пили очень много мате. А я ведь даже не знал, как вскипятить воду, но Бруно научил меня. На тот момент ему было 27. Помню, он, вздыхая, все время повторял: «Играть мне осталось недолго». Я думал – как долго мне еще до этого возраста. Сейчас мне тоже 27, и я рассказываю вам свою историю. Глава 3 «Ван Бастен не любил меня, потому что я мог побить его бомбардирские рекорды»
|