В новой главе автобиографии Луис Суарес рассказывает, как разрывался между мечтой сыграть на чемпионате мира и страхом пропустить рождение первого ребенка.

Date: 2015-10-07; view: 440.

Новая глава автобиографии Луиса Суареса – о том, что происходит с молодыми игроками, на которых сваливаются большие деньги, о собственном прозвище и о том, как для защитников стать занозой в заднице.

Иногда в футболе период адаптации в новом чемпионате затягивается. По крайней мере, у меня было именно так. До определенного времени на роскошной «Амстердам Арене» я продолжал играть в той же манере, как и на улицах Монтевидео. Но суть в том, что если хочешь продолжать прогрессировать, нужно осваивать новые вещи и учиться. К примеру, в «Аяксе» я стал серьезнее тренироваться, а на поле перестал двигаться столь хаотично. Я учился быть умным игроком, который думает на поле. В Уругвае мы проводили на тренировке по два с половиной часа, полчаса при этому уделяя исключительно беговой работе. В «Гронингене» занятия длились от часа до 75 минут. В «Аяксе» и того меньше.

Я понял, что нужно правильно тренироваться, но «правильные тренировки» – это не просто усердная работа. Работать нужно было не только интенсивно, но и грамотно. Кроме того, важнее всего были матчи. Я научился организовывать свои действия на поле. Приехав в Голландию, я носился по полю все 90 минут. Когда я чувствовал, что нужно прессинговать, я бежал и прессинговал. По возможности бежал за каждым мячом. Но со временем я научился это контролировать и играть так, как нужно команде. Я прибавил в тактическом плане.

В «Гронингене» тренеры говорили мне: «Нет, нет, Луис, стой на месте, пусть прессингует Эрик Невланд. А когда он отойдет глубже, выдвигайся вперед и начинай прессинговать». Я научился ждать подходящий момент. Всегда ждешь подсказки кого-то из полузащитников: «Давай!». И ты бежишь прессинговать. Центральный полузащитник дает команду, и ты ее выполняешь. Не было никакого смысла носиться по полю в одиночку – ты просто вхолостую потратишь все свои силы. Вместо этого мы координировали наши действия, выбирая моменты для активности.

Бежать в атаку я любил гораздо больше, чем защищаться. «Девяткой» в нашей команде был Клаас-Ян Хунтелаар, поэтому я играл чуть правее или левее. В схеме «Аякса» 4-3-3 крайние форварды должны были возвращаться назад и опекать крайних защитников соперника. Из семи подключений фулбэка по ходу матча я бежал за ним всего раз. Я пытался объяснить тренеру, что не могу возвращаться, в этом случае у меня не оставалось сил продолжать атаковать с той же энергией. Временами это приводило к проблемам, в частности при ван Бастене, но иногда мы находили компромисс. Бывало,что кто-то из тренерского штаба говорил мне: «Луис, не преследуй их игроков, оставайся высоко на поле и береги силы, чтобы реализовать свой момент». Но я учился играть так, чтобы это шло на пользу команде.

Тренировки мне нравились. В Голландии на тренировках молодежь работает исключительно с мячом, причем все время. В уругвайских академиях детей в первую очередь заставляют бегать. Семилетние мальчики пробегают три круга на стадионе, после чего им, возможно, дадут мяч. Поэтому существует такая разница в техническом оснащении игроков в Голландии и Уругвае. Мы же, в свою очередь, даем футболистов, готовых биться и сражаться, словно от игры зависят их жизни. Очень сложно стать техничным игроком, если в семь лет тебя заставляют бегать.

Также я заметил различия и в предсезонной подготовке. Долгие годы в Уругвае предсезонка проводилась в течение месяца, причем 20 дней ты бегаешь на пляже с привязанными к плечам мешками с песком. Или делаешь рывки на крутом песчаном склоне, пока ноги не станут напоминать ствол дерева. Иногда за день до игры меня отправляли на затяжную пробежку, и я размышлял: «Как после сегодняшней пробежки я смог играть завтра?»

Но все было именно так: бег и нагрузки в течение 20 дней.

В связи с этим должен признаться: в плане работы на тренировках я далеко не идеал. Ассистент главного тренера сборной Марио Ребольо назвал меня «Gruñón» (Ворчун, как в сказке о Белоснежке и семи гномах). Прозвище прижилось. Я всегда был тем, кто вечно твердит: «Что, бегать?» Но потом, правда, я начинаю бегать. Или нам сказали 30 раз повторить какое-то упражнение. Я начинал: «Что? 30 раз?» И делаю 30 раз.

Я и сейчас остаюсь Ворчуном, но никто не скажет про меня: «Вот, посмотрите, зазвездился», потому что я всегда нытиком. Любой мой тренер вам это подтвердит.

Тренировочная методика в «Аяксе» подходила мне больше всего. Игровые занятия были гораздо комфортнее бессмысленных силовых нагрузок, с которым я сталкивался ранее. В тренажерном зале тоже было чуть попроще. Не люблю сильно усердствовать на тренажерах. Я лично считаю, что игрок лучше всех остальных знает способности своего тела. В «Насьонале» я говорил: «Сегодня не могу, ведь я делал это вчера». Однако это никогда не срабатывало – тренер по фитнесу всегда расписывал нам все упражнения и количество повторений. В «Аяксе» работать в тренажерке меня никто не заставлял. Методика, когда за мной наблюдают, но в то же время дают возможность самостоятельно решить, что для меня лучше, была в новинку.

В «Аяксе» все упиралось в работу с мячом и отработку передач. Причем играть в пас ты должен был не только в ситуациях, когда некуда бежать и нет возможности пробить, как я привык. Ты должен был отдать передачу потому, что, как там говорят, пас – это верное решение. Это была основа всего. И мне было непросто к этому привыкнуть поначалу. Я предпочитал отбороться за мяч, развернуться и ударить по воротам. Вот это была моя игра. В «Аяксе» приходилось адаптироваться к обеим манерам. Команда приспосабливалась к моему стилю, я старался вписаться в командный.

Я оставался после тренировок и работал над слабыми местами: левой ногой, прыжками и ударами. Я и сейчас продолжаю так делать. Я хочу продолжать прогрессировать. Я мог просто приехать в Голландию с мыслью: «Я забил кучу голов, просто продолжу играть в том же духе», но мне этого не хотелось, я не собирался опираться лишь на то, чего добился раньше. Я видел много игроков, совершивших ошибку, решив, что всего уже добились. Очень часто молодежь наступает на эти грабли, получив серьезные бонусы в юном возрасте. С таким я даже сталкивался еще в «Насьонале». Были ребята 16-17 лет, терявшие ценности, начав зарабатывать огромные деньги в первой команде. 3-4 года спустя игроки, которые прибавляли постепенно и начинали зарабатывать больше, продвигаясь по карьерной лестнице, добивались успеха, а молодежь, на которых в раннем возрасте сваливались огромные деньги, играла во втором дивизионе. Всему свое время.

Я помню игроков «Насьонале», которые при переводе в первую команду покупали себе машину на повышенную зарплату. Не такую, конечно, какую позволяли себе в таких случаях голландские игроки в «Аяксе», но машина есть машина. Я им говорил:

– О, вижу, ты машину купил!

– Да, да, взял себе авто.

– А туалет в ней есть?

Просто моим приоритетом всегда была в первую очередь крыша над головой. Если у тебя есть дом, можно задуматься и об автомобиле.

Конечно, в «Аяксе» у большинства молодых игроков были и машины, и дома с туалетами. Большинству парням моего возраста папа мог купить все, что они пожелают. Это кардинальным образом отличалось от моей жизни в Уругвае. У меня никогда не было возможности попросить родителей купить мне что-то, в надежде, что для них это посильно. Я себе пару кроссовок не мог позволить, какая там машина. Но то, что казалось проблемой, в итоге пошло мне на пользу. Это помогло мне всего добиться. Если папа может купить тебе все, что угодно, зачем убиваться на поле? Были такие игроки, которые не выкладывались, ведь у них уже все было.

И подобное относится не только к Голландии, просто я столкнулся с этим на своем примере. Думаю, это имеет место и в других местах. Голод играет ключевую роль в таких ситуациях, а если ты избалован, то это скажется и на поле. Голод до побед заставлял меня стараться опередить любого соперника в борьбе за каждый мяч. Даже сейчас я не позволяю себе впустую потратить хоть секунду игры. Если на 89-й минуте мяч катится в аут, я побегу за ним. Я так вижу футбол, мне грустно наблюдать, когда игроки бросают играть даже в ситуациях, когда вполне можно отвоевать мяч. У меня внутри это стремление, и я никогда не пойму тех, кто им не обладает.

Когда Мартин Йол сменил в «Аяксе» ван Бастена, я, наконец, получил тренера, с которым был на одной волне.

***

В Европе меня также разочаровывал чересчур спокойный подход к определенным вещам, что, на мой взгляд, не лучшим образом сказывалось на настрое. Я и у тренеров наблюдал подобное. Помню, в «Гронингене» мы как-то проиграли «Утрехту» 0:5, и один из центральных защитников резервной команды дебютировал в основе, выйдя на замену на 20 минут. После матча тренер сказал: «Что ж, мы проиграли, но давайте поздравим игрока молодежки, сыгравшего за первую команду».

Начнем с того, что тому дебютировавшему «юнцу» было уже 23 года. А мы пропустили пять мячей. А подход был, мол, он молод, он дебютант, давайте отпразднуем. Мне было 19, и внутри я кипел от того, что мы проиграли 0:5. Я не мог смириться с тем спокойствием и улыбками на их лицах. Мне было непонятно, как можно вообще претендовать на что-то с таким отношением к делу. Я всегда относился к игре по другому, тем более, как нападающий.

Если партнеры видят, что впереди форвард бежит за каждым мячом, старается отобрать его для команды, борется, бьется, это влияет и на остальных игроков. Ты – нападающий, а значит и первая линия своей команды, человек, которого перед собой видит каждый твой партнер. Ты можешь надломить защитников соперника, прессингуя и выматывая их. Многие защитники сталкиваются с проблемами, играя против настырных форвардов. «Pesado» («назойливый»), как мы говорим на испанском. Настоящая заноза в заднице. Ты прессингуешь их, бежишь за каждым мячом, борешься, даже если они в два раза больше тебя, – именно это создает дискомфорт для защитников. Мне это по душе. Они всегда в напряжении, а значит, вполне могут ошибиться. Получая мяч, они уже не чувствуют себя столь комфортно. Уверенность игрока, который беспрепятственно доставляет мяч вперед со своей половины поля, только растет. А защитник, на котором постоянно висит нападающий, рано или поздно оступится.

Он всегда в напряжении, постоянно вынужден оглядываться. Многие защитники говорили мне: «Расслабься, ты уже забил два, хватит». А я отвечал: «Ладно, может быть, если перестанете бить меня».

Я всегда стремился к тому, чтобы мое стремление побеждать было заразительно, чтобы оно распространялось по команде и передавалось другим футболистам. Йол это оценил. Он был первым тренером, обратившимся к своим футболистам: «Следуйте за ним, делайте так, как он». Фанаты тоже были рады, это являлось одной из причин, почему они так сильно поддерживали меня. Я отличался от игроков, к которым они привыкли. Им казалось, что я хочу побеждать точно так же, как и они сами. У Йола был тот же голод до побед, что и у меня. Он увидел во мне человека, который был необходим для успеха. У него, как у любого тренера, были свои плюсы и минусы. Что-то работало, что-то не очень. Но своим умением мотивировать игроков он меня действительно впечатлил. Также он был первым тренером, позволившим мне действовать на поле так, как мне хотелось. На первых тренировочных занятиях он узнал мой характер, посмотрел, как я работаю и как играю. Во мне он увидел качества, которые хотел видеть у нового капитана «Аякса»

«Чтобы попасть на матч, Софи собралась провести 24 часа за рулем с грудным ребенком на руках. Я спросил: «С ума сошла?»

Новая глава автобиографии Луиса Суареса – о роли капитана, первом укусе и долгожданном отцовстве.

Наш капитан Томас Вермален перебрался в «Арсенал», эта роль освободилась, и Йол заявил, что ему нравится, как я веду команду за собой команду, и что ему кажется, что мне по силам эта ответственность. Решение было непростое, потому что многие считали, что он отдаст повязку кому-то из голландцев, например, голкиперу Мартену Стекеленбургу или Яну Вертонгену, который также считался одним из кандидатов. Но на одной из тренировок Йол отвел меня в сторонку и признался, что хочет назначить меня. По моей реакции он понял, что я не боюсь ответственности, и после одного из контрольных матчей он объявил всей команды, что я буду капитаном «Аякса» в новом сезоне.

Я был очень горд. Я гордился уже тем, что играл за «Аякс», а о капитанстве и мечтать не мог. Но, тем не менее, я никогда я не забывал о важности команды и не ставил себя выше кого-то. Я не собирался менять манеру общения с партнерами лишь потому, что теперь надевал капитанскую повязку. Однако теперь я чувствовал дополнительную ответственность, и это меня вдохновляло.

Работа с Йолом позволила мне также прибавить в игровом плане. Меня, как футболиста, лучшего всего характеризует мое чутье. В «Насьонале» говорили, что я буду забивать даже если мне завяжут глаза – настолько сильно я чувствовал игру. И Мартин знал, как развить это качество. Он немного подкорректировал мою манеру действий, дав мне возможность снижать обороты в определенные моменты игры. Я всегда старался успеть все и сразу, но он просил меня действовать умереннее, так как мои действия чрезмерно заводили команду. В определенные моменты игры моим партнерам нужно было действовать спокойнее, а не носиться по полю без остановки. Но Йол, конечно, не хотел полностью убрать это из моей игры, ведь это черта определила меня как футболиста.

Йол поменял игровой модуль, перейдя на 4-4-2, который подходил мне больше, нежели традиционные для «Аякса» 4-3-3. Я был ориентиром для команды на вершине нашей расстановки и должен был давать команде то, что ей требовалось в конкретной ситуации. Тогда мне было сложно в этом плане, и даже сейчас иногда мне непросто, но со временем я начал понимать, что бывают случаи, когда стоит лишнюю секунду потратить на то, чтобы обдумать свои действия. И Мартин очень помог мне в этом.

С капитанством были связаны определенные обязанности. Перед выходом на поле капитан «Аякса» должен был обратиться к своим партнерам. На голландском, естественно. Я делал успехи в изучении языка, но все равно давалось это непросто. Перед каждой игрой я должен был обратиться к команде. Нужно было придумать что-то, что взбодрит партнеров. Ян Вертонген всегда по-доброму подкалывал меня, говоря, что уже знает мою речь, ведь каждую неделю я говорил одно и то же. Но это работало.

В мае 2010 года мы выиграли Кубок Голландии, победив в «Фейеноорд» 2:0 в первой игре и 4:1 – в ответной на их поле. Я забил два мяча, причем первый уже на четвертой минуте, что сразу же убило интригу, ведь «Фейеноорду» теперь нужно было забивать четыре. Второй мяч я забил в концовке и, таким образом, стал лучшим бомбардиром турнира. Я приподнял футболку «Аякса», чтобы показать цвета «Насьоналя» под ней. Финал Кубка, как правило, проводится в Роттердаме на стадионе «Фейеноорда», а Суперкубок – на «Амстердам Арене», но из-за опасений по поводу наплыва фанатов «Аякса» в Роттердам, было принято решение провести двухраундовый финал, чтобы болельщики обеих команд смогли посмотреть игру на своем поле. Для нас все вышло еще лучше, потому что мы сумели одержать две победы. И в обоих случаях, как сказал бы Вертонген, я говорил свом партнерам одно и то же: мы должны сыграть сердцем, выложиться на все 100% и, что главное, победить.

Забить два мяча, а затем поднять трофей на арене «Де Куйп» в Роттердама перед 10000 приехавших болельщиков в качестве капитана – это непередаваемый эмоции. Возможно, это был пик моей карьеры в «Аяксе», несмотря на то, что было очень приятно получить награду лучшему игроку сезона, что стало сюрпризом, ведь мы не стали чемпионами в том году, уступив титул «Твенте». То, что я был иностранцем, делало это награду еще ценнее. Она вручалась по оценкам журналистов после всех матчей чемпионата в сезоне.

Это было коллективное признание моих выступлений, что доказывало мою стабильность в игре под руководством Йола. Мы не выиграли чемпионат, но решение отдать мне повязку себя оправдало. Я забил 49 мячей в 48 матчах во всех турнирах, и это лучший мой показатель за сезон. Я вел команду за собой, как и хотел наш тренер.

Казалось, что лучшее еще впереди, но в следующем сезоне меня ждал самый худший эпизод во всей моей голландской карьере.

В добавленное время ничейного матча с ПСВ у меня произошла стычка с Отманом Баккалом. Арбитр только что удалил моего партнера по команде Расмуса Линдгрена за фол на Ибраиме Афеллае. Кто-то из игроков спорил. Баккал вел себя нагло, и я его укусил. После игры я обнял его за плечо и принес извинения. Мы вместе покидали поле, но дело было сделано.

Йол всеми силами меня защищал. Одна из газет назвала меня каннибалом, но Йол пытался перевести инцидент в шутку, назвав его «любовным укусом». Он понимал, насколько я подавлен. Он знал, что это моим действиям нет оправданий, но пытался найти им объяснения. Не думаю, что он считал, что я подвел его, но я серьезно подвел клуб. Капитан не должен выставлять себя в таком свете. Тем более, такого клуба, как «Аякс», которому есть чем гордиться.

Клуб оштрафовал меня, и я, конечно же, с этим не спорил, потому что у него было полное на это право. Ну а затем голландская Федерация футбола дисквалифицировала меня на семь матчей.

Дальше – хуже. Нулевая ничья с ПСВ стала для нас третьей игрой подряд без забитых мячей. Неудачная серия затянулась, поэтому в скором времени Йол покинул клуб. Мы шли на третьем месте, отставая от лидирующего ПСВ на шесть очков, но ожидания, заложенные нами в предыдущем сезоне, оправданы не были.

Несмотря на дисквалификацию, мне позволили сыграть в последней игре группового раунда Лиги чемпионов против «Милана». Наша судьба была предрешена – мы были третьими в группе, отставая от идущего на втором месте «Милана» на четыре очка. Надежд на выход в плей-офф не было, но в той игре был подан знак, чего я мог бы добиться, если бы остался в «Аяксе» под руководством Франка Де Бура, который принял команду после ухода Йола. Я организовал второй гол для Тоби Алдевейрелда, и мы победили 2:0. Франк прошел школу «Барселоны», как и мой первый тренер в команде Хенк тен Кате, и стиль, который он хотел привить команде, идеально подходил мне.

Он был жесток, но справедлив, особенно, когда решил обсудить со мной текущее положение дел и тот инцидент с Баккалом. После той игры Йол отпустил меня в Уругвай. Франк откровенно сказал мне, что не считает то решение правильным, посчитав, что я не заслуживал появившийся отпуск, ведь дисквалификация означает наказание. Тем не менее, он заявил, что уважает решение своего предшественника.

Следующее решение он уже принял самостоятельно. Де Бур сказал мне, что видит капитаном своей команды голландца, и я полностью понял его выбор и отнесся к нему с уважением.

Вернувшись в январе к тренировкам, я снова пообщался с ним. У нас были нормальные отношения, но тут появился вариант с «Ливерпулем». Не сомневаюсь, если бы я остался в «Аяксе» Де Бура, если судить по его отношению ко мне, то многому бы научился.

За все мои три с половиной года в «Аяксе» болельщики ни разу не повернулись ко мне спиной. Как капитан, как лидер, я подвел их тем инцидентом с укусом. Но в то же время они чувствовали, что я играл и брал на себя ответственность, чтобы передать свой настрой партнерам. Тому, что я сделал нет никаких оправданий, но фанаты ценили я всегда выкладывался на максимум, и многие отмечали, что победный характер благодаря мне прививался всей команде. Они меня любили, потому что я не был игроком, к которым они привыкли. Болельщики писали мне поздравления за мою игру, и я всегда буду им благодарен. Когда «Аяксу» в Лиге Европы в феврале 2012 года выпал «Манчестер Юнайтед», я только-только отбыл свою 8-матчевую дисквалификацию. Около 4000 фанатов распевали на «Олд Траффорд» «Есть только один Луис Суарес». Я был ошеломлен, когда мне рассказали об этом. Такое не забывается.

Еще одной причиной, по которой я всегда буду держать в своем сердце «Аякс», было отношение к моей семье. Нам нравилась жизнь в Амстердаме. Она сильно отличилась о той, что была в Гронингене. Амстердам – интернациональный город с огромным количеством туристов и различных событий. В клубе нас предупредили быть поосторожнее в городе, но такое предупреждение получает каждый любопытный турист, приехавший в большой город. Мы замечательно проводили время. У нас с Софи была квартира в стиле «лофт» на берегу озера, переделенная из склада. В таком деловом городе, как Амстердам, жить в таком месте было приятно. И в первую очередь из-за отношения окружающих. Здесь уважали твое личное пространство, пусть ты и играешь за один из ведущих клубов Европы. Никто не просит у тебя автографы или фото, потому что понимают – ты с семьей. Лучше не придумаешь.

16 марта 2009 года мы поженились в Амстердаме. Я бы не успел увидеть рождение своего первого ребенка, если бы не «Аякс», выделивший для меня частный самолет. Я очень гордился, когда Дельфина «дебютировала» на «Амстердам Арене» в возрасте двух недель и одного дня.

Йол дал мне несколько выходных дней, которые я провел в Барселоне с Софи и ребенком, после чего должен был вернуться в Голландию. У Дельфины не было паспорта, а ждать надо было еще 15 дней. Поэтому с 13-дневным ребенком на руках Софи на машине выехала из Барселоны в Амстердам, проведя за рулем весь день.

– С ума сошла? 24 часа часа за рулем. С грудным ребенком.

– Ты там один, мы хотим быть с тобой и поэтому выезжаем.

На следующий день они приехали в Амстердам, а на выходные вместе пришли на стадион.

«Амстердам «Арена», возможно, – лучший стадион из всех, на которых я играл. У него имеются все плюсы современного стадиона, но болельщики дают тебе возможность прочувствовать историю клуба. Горжусь, когда они, отвечая на вопрос о лучших футболистах в истории их любой команды, включат в свой список и мое имя. Откровенно говоря, сам факт того, что я играл в Голландии, для меня особенный. Если благодаря своему уругвайскому происхождению я безустанно бьюсь на поле, то в Голландии я научился никогда не переставать думать.

Стереотипы о том, что в раздевалках голландских команд всегда скандалы, обманчивы. Напротив, здесь идет речь о глубокомыслии. Единственный конфликт в раздевалке у меня произошел с Альбертом Луке, когда мы в перерыве начали толкаться из-за штрафного удара. В итоге мы оба покинули поле. Таких историй было немного, а самое смешное, что Альберт был моим другом. Парадокс: испанец и уругваец создают негативную репутацию раздевалкам голландских команд.

Голландцы не дерутся – они спорят. И споры их зачастую посвящены тактике. У каждого свое мнение по тому, как должна играть команда, и никто не стесняется его высказать. В Голландии я научился чаще обсуждать и спорить по поводу тактики. Игроки постоянно обсуждают стиль игры. В Англии такого, чтобы так часто говорили об этом и каждый предлагал свои идеи, нет.

В Голландии это выглядит так: «Нет, ты должен смещаться налево, чтобы закрыть эту зону…» «Нет, но, если ты отдашь передачу сюда, я смогу туда сместиться…» Даже вратарь постоянно будет предлагать свою точку зрения. Как видите, это часть их футбольной культуры с самого раннего возраста. Всегда есть контраргумент, и, на мой взгляд, в этом их богатство. Они всегда думают об игре, перебирают варианты и обсуждают альтернативы.

Возможно, именно этот контраст является причиной, почему наилучшим моим решением в жизни был переезд из Уругвая в Голландию. Я прибавил в плане технике и в футбольном интеллекте. В «Аяксе» я гораздо лучше начал понимать игру. В Уругвае я всегда действовал на пределе, выкладывался на всю катушку, зажав педаль газа. В Голландии я научился нажимать на тормоз и читать игру. Думаю, я перенял лучшее у обеих культур. Во многом Голландия и Уругвай футбольные близнецы. Успехи в футболе гораздо выше, чем можно было ожидать от стран с таким населением, но подход у них абсолютно противоположный. Путей к успеху много, Уругвай и Голландия представляют каждый свой, непохожий на другой.

Мы понимаем у себя в Уругвае, что технически не так одарены, но в плане желания нам нет равных. Мы, может, отстаем в мастерстве, но ногу мы никогда не уберем. И нас всегда учили стремиться к высотам в независимости от того, кто наш противник. Ты учишься соревноваться, но не проигрывать. Я сталкивался с подобным, когда на улице играл с ребятами старше меня. Меня это не волновало. Я шел на них и не давал им себя одолеть.

В Голландии тоже приучают не проигрывать. Но учат избегать поражений своей манерой игры. Ты побеждаешь не потому, что ты сильнее или умнее, не потому, что ты решил простимулировать соперника твоего конкурента премиальными. Просто ты на два паса впереди своего оппонента, потому что ты техничнее и лучше подкован в тактике. Ты больше думаешь, ты умнее, ты техничнее. Уругвайцы другие: мы играем душой. Я впитал обе культуры и это настоящая привилегия.

Когда пришло время расставаться, «Аякс» все организовал так, что лучшего и не пожелаешь. Мне было очень приятно, что клуб так прощался со мной. Никто не осуждал меня за решение перейти в «Ливерпуль». Клуб был мне благодарен за все то, что я сделал для него за это время.

У меня поинтересовались, могу ли я прийти на один из матчей, и в феврале на выходных, когда у «Ливерпуля» не было игры, я сумел выбраться. По окончании того матча я был представлен болельщикам. Вместе с Софи и Дельфиной я совершил круг почета, приветствуя болельщиков и забрасывая мячики на трибуны. Зажглись файеры, на большом экране крутили мои голы. Фанаты даже распевали «You'll Never Walk Alone». Нечасто я переживал такой эмоциональный момент на футбольном поле. Это было прощание, которое я не получил в «Гронингене».

Тот день был особенным для меня и Софи. Наши голландские друзья рассказывали, что впервые видят, чтобы болельщики вот дожидались концовки игры, чтобы попрощаться. Я очень этим горжусь. В клубе мне приходилось расставаться со своими партнерами, и я всегда думал, как это будет выглядеть в моем случае.

Я люблю хранить памятные сувениры о разных этапах своей карьеры, и о времени в «Аяксе» у меня осталось очень много таких вещей. Дома в Уругвае у меня хранится куча футболок, и многие из них из Голландии. Я храню в рамочке майку, в которой дебютировал в «Аяксе», также в моей коллекции и футболка, в которой я впервые вышел на поле в качестве капитана. Я полностью сохранил комплект формы, в которой оформил своей первый хет-трик за «Аякс». И форму, в которой забил четыре мяча за игру – бутсы, и все остальное. Также у меня есть памятные бутсы, изготовленные для меня специально adidas, когда я забил сотый мяч за клуб.

Также у меня сохранилось немало памятных воспоминаний. На матч против ПАОК я вышел, имея в активе 99 голов, и попросил начальника команды Хермана Пинкстера, который помогал мне и Софи, когда мы только приехали, и ставшего настолько близким нам человеком, что мы пригласили его на нашу свадьбу в Монтевидео, сделать надпись под моей игровой футболкой. Она гласила: «Gracias Ajax por 100 goles». Я хотел, чтобы она была на голландском, но он так привык общаться со мной по-испански, что написал именно на этом языке. Впрочем, неважно, сотня звучит красиво на любом языке.

Забить 100 мячей за «Аякс» – один из величайших клубов в истории – важнейшее достижение для меня. Это просто невероятно, но некоторые фанаты даже начали ставить меня в один ряд с лучшими игроками клуба: Кройфф, ван Бастен, Суарес…

Обидно, что когда я выступал за «Аякс», отношения великого Йохана Кройффа с руководством было не самым лучшим, и он не посещал матчи команды. Впервые я встретился с ним, когда летел из Барселоны в Англию после перехода в «Ливерпуль». Я был под большим впечатлением, ведь это легенда «Аякса». К тому же мне было очень приятно слышать его похвалу о том, чего я добился в клубе, приехав в Голландию из неевропейской страны. Теперь я чувствую, что иду по его стопам, перебравшись в «Барселону» в качестве бывшего футболиста «Аякса». Не сомневаюсь, что тот факт, что обе команды проповедуют схожий стиль футбола, которым во многом обязаны Кройффу, пойдет мне только на пользу.

До дисквалификации и трансфера в «Ливерпуль» я забил семь мячей в 13 матчах. В том сезона «Аякс» стал чемпионом. Я позвонил Херману перед последней игрой сезона. «Аякс» на одно очко отставал от «Твенте», которого принимал на своей поле. Херман передал трубку Вертонгену, чтобы я воодушевил его той самой речью, по которой он несомненно скучал: «Вы должны выиграть титул». Я не сомневался в команде, которая в итоге обыграла «Твенте» и стала чемпионом. Я тоже получил золотую медаль.

«Аякс» я покинул с багажом в 111 голов в 159 матчах, это был замечательный период. Неидеальный, ведь я так и не стал чемпионом ни в одном из своих полных сезонов и к тому же схватил дисквалификацию, но это был великолепный этап.

Всегда говорил, что однажды хочу вернуться в «Аякс» и вновь сыграть за эту команду, потому что в плане моего футбольного развития это была определяющая ступень моей карьеры.

«Даже представить не мог, что судья поставит три пенальти в ворота «МЮ» на «Олд Траффорд»

Отдельный эпизод своей автобиографии Луис Суарес посвятил взаимоотношениям с судьями.

В это сложно поверить, но на самом деле мне нравятся английские судьи и дух фэйр-плей, который я прочувствовал в Англии.

В Уругвае так: если я проиграл матч, я не собираюсь жать тебе руку, не дождешься. В Англии ты должен это сделать, и мне приходилось привыкать к этому, хотя, признаюсь, иной раз после финального свистка последнее, чего мне хотелось, это поздравлять соперника. Мне нужно время, чтобы успокоиться, я просто хочу спокойно вернуться в раздевалку.

Кто-то говорит, что фэйр-плей в Англии – всего лишь показуха. Игроки бьют и оскорбляют друг друга, а после матча жмут руки, но мне это по душе. Игра закончена, вы больше не соперники.

И в центре внимания, конечно же, судьи. Говорят, что футболистам стоит становиться судьями по завершении карьеры, но тут без вариантов: никто лучше игроков не знает, насколько сложная у арбитров работа. Стать судьей? Нет уж, спасибо. Они всегда должны быть в нужном месте, выслушивать оскорбления, принимать верные решения под постоянным давлением. Это очень тяжкий труд. Я могу не забить из отличной позиции, так почему у рефери нет права на ошибку?

Однако стоит им ошибиться, они сразу оказываются в центре скандала.

Многие арбитры принимают решение в зависимости от своего положения и… стадиона, на котором проходит игра. Также есть нарушения, которые они свистят вне штрафной, но никогда – в ее пределах.

Судьи принимают во внимание множество факторов, несмотря на то, что все происходит буквально на автомате: где был фол, кто пострадал. Если тысячи людей кричат, что был пенальти, естественно, это оказывает влияние, такова человеческая натура. К примеру, если бы Самюэль Это'О в матче прошлого сезона нарушил бы на мне правила на «Энфилде», думаю, судья бы поставил пенальти. Сами футболисты тоже понимают, где находятся: бывают матчи, когда ты лучше останешься на ногах, понимая, что пенальти не дождешься. Но это не значит, что оно всегда так. Честно признаюсь, я даже представить не мог, что судья может поставить три пенальти в ворота «Манчестер Юнайтед» на «Олд Траффорд».

И я полностью был уверен, что нам не поставят тот пенальти за снос Старриджа. Он сам упал. Но это был настолько хороший «нырок», что даже мне показалось, что это пенальти. Увидев тот момент, я подумал: «Пенальти». Но затем я увидел, как негодует Неманья Видич. После этого я уже начал думать, что нарушения там может и не было. Только пересмотрев повтор, я увидел, что Старридж был чуть ли ни в метре от Видича. После игры я спросил Дэниэла:

– Можешь представить, чтобы произошло, если бы на твоем месте оказался я?

Он ответил: «Мне показалось, что он меня коснулся». И расхохотался.

Судьям приходится моментально принимать подобные решения. Вполне естественно, что иногда они ошибаются.

Английские судьи хотя бы признают это. Иногда они признают ошибку прямо по ходу игры, и мне нравится то, что они общаются с игроками. Это значит, что и ты можешь с ними поговорить.

Помню, один наш матч обслуживал Марк Клаттенбург. Во втором тайме он был достаточно молчалив. Он показал мне желтую карточку, я начал спорить. Спустя пять минут, проходя мимо меня, он сказал: «Это чистая желтая, и не говори, что это не так».

– Да, знаю, моя вина.

А когда я отдал голевую передачу, Клаттенбург заявил: «Вот это другое дело, Луис».

Диалог – полезная вещь, немного юмора в общении с судьями не навредит.

В Англии арбитры отличаются от остальных. Они называют тебя по имени. Бывает, что не поставив на тебе штрафной, спустя некоторое время, признав ошибку, они могут сказать тебе об этом. В Англии подобное происходит гораздо чаще, чем где бы то ни было. Друзья в Испании рассказывали мне, что там нельзя разговаривать с судьями, поэтому мне придется привыкать к этому в Ла Лиге.

Английские судьи очень общительны, временами даже чересчур. Иногда перед штрафным ударом он может спросить, кто будет бить, или заявить: «Этому бить не давайте, в последний раз мяч полетел «в молоко».

Общение помогает, причем обоюдно. Когда я начинал играть в «Ливерпуле», мне приходилось обращаться к судьям жестами. Я не понимал, что они мне говорят, а свою точку зрения мог донести, только размахивая перед ними руками. Меня это раздражало. Я размахивал руками, а они воспринимали это, словно я их оскорбляю, хотя этого на самом деле не было (ладно, иногда было). Жестами они просили меня остановиться, после чего доставали желтую карточку. Постепенно изучая английский, я начал находить с ними общий язык и выражать свое мнение.

Английским судьям нравятся скорости игры, ее напряжение. После финального свистка, если ты провел хороший матч, они могут похвалить: «Молодец, сыграл отлично». В глубине души они понимают, что отчасти такова твоя роль: спорить, давить на них, пытаться извлечь выгоду.

Со временем ты узнаешь арбитров и уже знаешь, с кем можно пошутить, а с кем не стоит. Иногда бывает так, что они дружелюбно настроены перед игрой, а по ходу матча замыкаются и не разговаривают. Тем не менее, это не значит, что до и после игры ты не можешь нормально с ними пообщаться.

Как-то арбитр перед матчем заявил мне: «Ты забил, когда в последний раз играл здесь».

Ты, может, уже забыл про тот гол, а он помнит. Это говорит о том, что эти парни тоже болельщики. Ведь в ином случае эта работа была бы для них непосильной.

Тем не менее, в Англии судьи все-таки не так близки к футболистам, как в Южной Америке. Как-то один лайнсмен попросил у меня майку после игры. Тогда ты понимаешь, что это настоящий фанат. В этом нет ничего плохого.

Однажды я сам попросил футболку у арбитра. Через руководство он попросил мою, и я ответил: «Ладно, но пусть в обмен даст свою».

В итоге он мне ничего так и не отправил. Обидно. Я бы с радостью носил судейскую форму на выходных.

«С каждым матчем мы играли все лучше и лучше. Животик Софи становился все больше и больше»

Победу Уругвая над Ганой в драматичной серии пенальти за выход в полуфинал чемпионата мира впервые за 40 лет моя беременная жена нервно смотрела по телевизору… так же как и я.

Я был удален с поля за то, что вынес мяч с линии ворот рукой, помешав африканской команде впервые в истории выйти в полуфинал, поэтому находился тихой безлюдной раздевалке стадиона Soccer City в Йоханнесбурге. Сердце стучало, едва не вываливаясь из груди. Рядом был только наш сотрудник по экипировке Гильермо Реветриа, но я еще переписывался по телефону с Софи, которая смотрела игру дома с семьей в Барселоне.

С каждым пенальти напряжение нарастало. К точке подошел мой кумир – Себастьян Абреу. Его называют «El Loco», сумасшедший, и он оправдал свое прозвище. Действительно сумасшедший. Он черпачком отправил мяч в сетку. Невероятно, Уругвай идет дальше! Никто за столько лет не видел ничего подобного. И, естественно, никто от нас этого не ожидал.

По окончании первого матча, который стал для нас худшим на турнире, Софи улетела из ЮАР в Барселону. «Adios», – сказала она, поцеловав меня на прощанье. «На следующей неделе увидимся».

– Ага.

Ее беременность достигла срока семи с половиной месяцев, и она возвращалась домой к родителям. Она думала, что я тоже скоро присоединюсь к ней. Так думал и я сам.

По тому, как мы сыграли с Францией, казалось, что наша команда на турнире не задержится. Матч завершился 0:0, мы сыграли ужасно.

В раздевалке было очень тихо после игры, все были опустошены. Смириться было непросто. Еще во время квалификации болельщики выражали свое недовольство нами, ситуация накалялась, но в итоге мы завоевали путевку в ЮАР. В отборочной группе мы заняли пятое место и для выхода должны были побеждать Коста-Рику в плей-офф. С октября 2007-го по ноябрь 2009-го мы боролись за это и думали, что все трудности уже позади. Но после первой игры начало казаться, что мы всех подведем. Это чувство преследовало нас почти неделю.

Затем мы обыграли Южную Африку 3:0, уверенность начала к нам возвращаться. Мы начали думать, что если мы победили хозяев турнира, и если мы продолжим в том же духе, кто знает, как все сложится? Мы поверили в свои силы. Чемпионат мира закончен? Нет, для нас он только начинается.

Диего Форлан открыл счет в том матче, а я заработал пенальти, с которого он забил второй мяч. Голкипер соперника снес меня в штрафной и был удален с поля. Третий гол я организовал для Альваро Перейры. Затем мы выиграли у Мексики, я забил свой первый мяч на чемпионатах мира, отпраздновав его, изображая животик. И Уругвай, и Мексика уже знали, что идут дальше, но никому не хотелось попасть сразу на Аргентину, поэтому проигрывать было нельзя. В любом случае нам не пришлось ехать домой сразу после группового раунда. Возможно, нам было по силам пройти еще дальше. На деле мы задержались на турнире до самого последнего дня.

С каждым матчем мы играли все лучше и лучше. В это время животик Софи становился все больше и больше.

Я переживал очень странные эмоции. Я воплотил в реальность свою мечту сыграть на чемпионате мира, но я очень боялся пропустить рождение своей дочери и напряженно молил, чтобы Софи держалась. Я тоже скучал по ней. Как правило, она ходит на все мои матчи, но я решил отправить ее домой, чтобы она была рядом с семьей и врачом, к тому же я не хотел, чтобы она переживала. Все вышло совсем наоборот: я постоянно названивал ей, а она рассказывала, что после каждой игры у нее были схватки.

Луис Суарес с женой

Уругвай обосновался в Кимберли, что в центральной части ЮАР, но после групповой стадии нам пришлось переехать. Там не было ничего особенного, поэтому семьи к нам не приезжали. Мы оказались изолированными, но это было правильное решение, ведь мы приехали работать. На нас также не оказывалось никакого давления. Ожидания и так были низки: особенно после такого отбора на турнир и первого матча с Францией. Нас не обсуждали, но это было нам на руку.

Рядом с нашей базой в Кимберли была огромная впадина. Ее так и называют «Большая дыра». Заброшенный алмазный рудник оправдывает свое называние: реально гигантская яма. Мы отправились посмотреть на нее, и зрелище было впечатляющее, я никогда не видел ничего подобного. В глубину она была 240 метров, а в ширину как дюжина футбольных полей. Наш гид рассказал, что это крупнейшая искусственная впадина в мире. Так это еще и вручную выкопали?

Также мы ездили на экскурсию посмотреть на детенышей львов и тигров. Форлан признался, что знает ответ на вечный вопрос: кто победит в схватке – лев или тигр? Сказал, что видел в документальном фильме. Тигр, как выяснилось, сильнее. В любом случае, мне было очень страшно. Детенышей брали и подносили к нам. Все умилялись ими, эмоции были действительно невероятные, но я был напуган до смерти. Я написал Софи: «Не могу поверить, мы тут с кучей львят, кто-то даже берет их на руки и обнимается. Я в жизни на такое не решусь».

– Ты что, совсем? Сделай фотографию.

– С ума сошла?

– Пожалуйста, сфотографируйся.

И мне пришлось. Но на этой фотографии видно, что я стараюсь держаться от львенка как можно дальше. Я смотрю на него искоса, отвернувшись в другую сторону, боясь, что он вдруг бросится на меня.

Нас также посетил Альсидес Гиджа – автор победного мяча в ворота Бразилии в решающем матче ЧМ-1950. Гиджа – единственный оставшийся в живых игрок той сборной Уругвая. Сложно оценить значимость этой победы для уругвайского народа. Нам не рассказывают о об этом, скорее, мы уже рождаемся зная об ней. Гиджа делился с нами опытом. Рассказывал, какие были у них concentraciones (командные собрания перед матчами). Я-то думал, что у нас все плохо. Их буквально запирали в казарме, отрезав от внешнего мира. Нельзя было видеться и общаться с семьями, а проживали они в одном огромном помещении. Он рассказывал, что на Маракане люди сбрасывались с трибун. Эти впечатления Гиджа никогда не забудет.

Беседы с Гиджей были незабываемы для нас, но в целом мы практически все время были одни. Мы толком и не посмотрели ЮАР, у нас не было возможности съездить в другие части страны или узнать больше об истории или культуре. Так всегда. Футболисты много ездят по миру, но толком не знают его. Обидно, с одной стороны. С другой, не могу сказать, что я сильно переживаю по этому поводу. Когда я приезжаю куда-то на игру или на турнир, я знаю, что приехал работать. Если получается выехать на экскурсию, замечательно. Если это обязательно, я поеду. Но на самом деле я не любитель.

Софи всегда спрашивает: «А ты видел…»

– Неа.

– Как тебе этот город?

– Откровенно говоря, даже когда мы ехали в автобусе, я особо не разглядывал город через окно. Я общался с партнером и ничего не видел.

Если я действительно хочу на что-то посмотреть, я лучше отправлюсь туда с семьей, чтобы должным образом получить удовольствие.

Признаюсь, я ненавижу concentraciones. Я предпочитаю проводить время дома с женой, а теперь еще и с детьми. Не вижу в этом никакого смысла: время летит гораздо быстрее, когда я дома, а не заперт в отеле в ожидании игры. Но приходится привыкать. Я смирился. Ну а чемпионат мира – это отдельная история. Пойти домой после матча не получится, но в этом было нечто особенное. В самом сердце ЮАР мы построили маленький Уругвай.

Считаю, что, покидая дом, ты всегда вспоминаешь приятные вещи и забываешь обо всем плохом. В сборной мы часами сидели вместе, общались, рассказывали истории, шутки. Спрашивали Начо Гонсалеса, который недавно перебрался в «Монако», как нужно произносить bonjour на французском. Это стало для него нерешаемой загадкой.

Спустя два дня после нашего приезда в душе появился Себастьян Абреу. Я жил в номере с Мартином Касересом, а он – с Эдинсоном Кавани. Он выглядел озадаченным: «Ребят, у вас получилось включить горячую воду?»

– Ну да.

– Но как? У меня прям ледяная течет.

– H – это горячая (hot), C – холодная (cold).

– А я думал, C – Caliente (горячая), а H – Helada (мороз).

Я подумал: «Ну и осел». Мы валялись от хохота. Он умолял: «Никому не говорите». Мы, естественно, всем рассказали.

Все наши игроки, за исключением, Эгидио Аревало и Мартина Силвы, выступали за пределами Уругвая, поэтому, зная, что у нас есть возможность видеться всего пару месяцев в году, наши встречи в сборной были особенными. Мы вместе пили матэ и болтали, болтали, болтали. Это была настоящая встреча старых друзей. Я не помню, чтобы у нас в команде был какой-либо конфликт или драка. Думаю, в этом наш секрет успеха. Никаких разногласий, никто не ставит себя выше остальных.

Одна вещь меня поразила сразу же после моего первого вызова в сборную Уругвая. Звездой команды был Диего Форлан, но в раздевалке он был такой же, как все. Лугано, Кавани, неважно – все равны. Ни у кого даже мысли нет: «Я лучше тебя».

То же самое относилось и к нашим сотрудникам: они знали, что мы не типичные самодовольные футболисты, считающие себя лучше всех других. Все мы росли в одинаковых семьях со всеми трудностями и проблемами. Но если собрать вместе людей с одним менталитетом и схожими жизненными путями, у которых общая одержимость, это будет преимуществом.

В нашем распоряжении были развлечения в отеле: мы играли в бильярд, в Truco (уругвайская карточная игра). Кто-то организовывал футбольные турниры на PlayStation. Масштаб соревнований был действительно серьезный, и я показывал неплохие результаты.

На тренировках мы тоже проводили турниры: как-то моя команда проиграла в финале. Были соревнования по исполнению штрафных или пенальти. Проигравший становился рабом на день для всей команды. Я однажды подавал партнерам обед, надев колпак шеф-повара и фартук. А иногда бывало и похуже.

Мы были одной большой семьей. Альдо – ‘El Cachete' – повар. Гильермо и Мингита – ответственные за экипировку. Все наши сотрудники. В пять утра они вставали, чтобы подготовить все необходимое для нас. Они были нашими друзьями и исповедниками, круг поддержки. Мы ценили их работу. Так же как и мы, они находились вдали от своих семей и трудились гораздо больше нас. Когда мы обедали или развлекались, они проводили время вместе с нами.

Нашим тренером был и остается Оскар Табарес – El Maestro. Тренер по физподготовке Хосе Эррера – El Profe. Ассистент главного тренера Марио Ребольо, который был наиболее близок к футболистам. Человек старой закалки. Ему уже за шестьдесят, и он до сих пор придерживается своих проверенных методов: усердная и жесткая работа над формой. Для меня это был призрак из прошлого после 8 лет выступлений в Европе с ее методиками. Я заявил ему: «Так никто больше не делает». Ему было без разницы, приходилось привыкать. Нынешний тренерский штаб работает с нами с 2006 года, они знали, что я тот еще нытик, поэтому не обращали внимание.

Луис Суарес и Оскар Табарес

El Profe был ответствен с занятия: не только тренировочные, но и восстановительные. Каждый день мы принимали ледяные ванны, это было мучительно больно. С двух до четырех у нас был тихий час. Мы много спали. С полуночи до девяти утра сон, тренировка, обед, снова сон. Иногда днем мы ели asado – уругвайское барбекю.

Мне все это очень помогало, потому что я очень скучал по Софи. Я сильно переживал по поводу ее беременности, поэтому мне нужно было что-то, чтобы отвлечься. Некоторые партнеры, наверное, даже не понимали, насколько важна для меня их компания и поддержка. Время между матчами тянулось очень медленно, Софи далеко, ребенок вот-вот появится на свет, казалось, что меня отделяет от них целая вечность.

Я постоянно был на телефоне. Звонил, писал сообщения. Я говорил Софи: «Скажи Дельфи, чтобы подождала меня, я все отдам, чтобы быть рядом, когда она родится». Даже чемпионат мира? Чем дальше мы шли, тем тяжелее становилось. Я нервничал ровно столько же, сколько радовался. После первой игры казалось, что ожидание не затянется, но оно продолжалось и продолжалось.

Мы вышли из группы, обыграли ЮАР и избежали встречи с Аргентиной. Мы постепенно прибавляли, а в матче против Южной Кореи поняли, насколько важен еще один ингредиент: удача. Я открыл счет на восьмой минуте, после чего соперник создал уйму моментов. Они играли лучше и заслуженно сравняли счет. Корейцы бегали гораздо больше, чем мы, они были везде, на всех участках поля. Нас спасла штанга, мы отбивались. Шел дождь, мы играли ужасно. Я был недоволен своей игрой, в одном из эпизодов не сумел нормально пробить головой из выгодной позиции. У нас ничего не получалось, однако за 10 минут до конца, когда дождь уже начал лить как из ведра, я забил, возможно, свой самый красивый мяч за сборную. Получив мяч на левом краю штрафной, я качнул защитника и закрутил правой ногой точно в дальний угол. Я наблюдал, пока мяч не влетел в сетку, после чего побежал праздновать. Это был эмоциональный взрыв.

Реакция обнимающих меня партнеров, поймавших меня после того, как я перепрыгнул через рекламные щиты, и чувство, что я вывел свою страну в четвертьфинал, – одни из самых ярких впечатлений моей карьеры. Экстаз в чистом виде.

Только со временем я осознал: победа значит, что ожидание продолжится. Софи была в Барселоне, а я продолжал выступление на турнире. Думаю, я плакал одновременно слезами счастья, что мы прошли дальше,и печали, боясь пропустить рождение нашего ребенка.

Сразу после игры я сделал то же самое, что и всегда: позвонил. После каждого матча я набирал Софи, но сейчас это было важнее, чем когда-либо. В Барселоне было жарко, она практически не двигалась, мучаясь от жары со своим животиком. Бывало, что во время матчей она так сильно переживала, что не могла говорить. Ее мать или отец говорили мне: «Все нормально, в добавленное время были небольшие схватки, сейчас она отдыхает». Она тоже разрывалась: конечно, она желала мне побед, но ведь это откладывало мое возвращение. И если она так разнервничалась после игры с Кореей, что будет дальше?

Дальше была Гана в ¼ финала и наша победа в серии пенальти, позволившая Уругваю впервые за 40 лет выйти в полуфинал чемпионата мира.

«Они говорили: если бы я не выбил мяч, мы бы никуда не прошли». Суарес вспоминает матч Уругвай – Гана

В новой главе автобиографии Луис Суарес рассказывает о том самом сэйве в матче с Ганой.

После того, как меня удалили за «сэйв» на линии ворот, я перед входом в подтрибунное помещение смотрел, как Асамоа Гьян бьет пенальти. Я был убит горем, весь в слезах, но когда мяч пролетел над перекладиной, я бросился праздновать. Возможно, это того стоило.

Серию пенальти я встречал в раздевалке в шаге от инфаркта. Было немного странно сидеть в этой тихой комнате вместе с Гильермо, когда все страсти происходили буквально за стеной, но мы смотрели все по установленному в углу телевизору с выключенным звуком. Оба мы находились наедине со своими мыслями. Все вроде рядом и в то же время так далеко.

Я позвонил Софи до того, как началась серия пенальти, чтобы спросить, как она себя чувствует. Я плакал от напряжения, которое сотворил своим поступком, но в то же время старался успокоить ее: «Спокойно, Софи, не вздумай рожать! Ладно, мне нужно идти, начинаются пенальти». И повесил трубку. Этого можно было и не делать.

Диего Форлан бил первым и реализовал свой удар. Я написал Софи: «Gol!»

В это же мгновенье она мне прислала: «Gol!»

Гьян снова подошел к точке и на этот раз не промазал, пробив безукоризненно.

Викторино… «Gol!»

Аппиа… гол. Тишина.

Скотти… «Gol!»

Следующий удар Гана не реализовала. Менса промахнулся. Я написал Софи: «Ну давайте!»

Затем промазал «Моно» Перейра. Ужас.

Пишу Софи: «Ciao!»

Я отложил телефон. Больше никаких сообщений. Удачу это нам не принесло, а напряжение нарастало.

Но Адийя не забил. Мы продолжали лидировать.

Люди спрашивают меня, чувствовал ли я там, в раздевалке, кто забьет, а кто промахнется, но я скорее просто хотел, чтобы каждый уругвайский игрок забил. А каждый ганец промахнулся. Сложно описать свое отчаяние, чувствуешь себя беспомощным.

Когда «Loco» забил победный пенальти парашютиком – Паненкой – все помутнело.

Я оцепенел, увидев, что он идет к точке. Я видел, как он бил Паненкой раньше, и чувствовал, что он может решиться на это снова. Это единственный игрок, действия которого я мог предугадать. Я размышлял: «Он по-любому пробьет черпачком. Хотя нет, не будет он так бить… или…?»

Гильермо сказал мне: «Да нет, не пробьет он так».

«Да, ты прав, нельзя так ударить. Или можно? Черт возьми, я думаю он исполнит Паненку. Или не исполнит, ну не может же он…»

Конечно же, он смог.

Мы с Гильермо так переживали, что уже забыли, какой счет. Только когда мы увидели, что игроки бегут праздновать, мы бросились в объятия друг другу. «Победа!» Мы побежали на поле. Это большой стадион, поэтому нам пришлось пробежать сотню метров, и бег в бутсах по твердой поверхности – занятие рискованное, но, думаю, это был мой самый быстрый рывок за весь турнир. В мгновенье ока я переместился из раздевалки на поле, ничего не видя перед собой и поскальзываясь, голова кружилась. Мы вышли в полуфинал.

Игроки потом мне все рассказали. «Сумасшедший» не мог смотреть, когда мы били первые четыре пенальти. Он очень суеверен по этому поводу, но ему хотелось знать, что там происходило, как вел себя голкипер. Он знал, что будет бить последним. После каждого удара он спрашивал: «Вратарь гадал? Куда он прыгал?»

«Да, гадал, прыгал вправо».

Следующий пенальти: «Что делал вратарь? Гадал?» Ему отвечали: «Да, снова прыгал вправо»

Затем: «Сейчас он прыгнул влево»

К четвертому удару это всем надоело: «Просто исполни Паненку, Loco, не спрашивай больше!»

Он так и поступил.

Loco забил немало таких пенальти и тогда он думал про себя: «В четвертьфинале чемпионата мира голкипер не будет ждать подобного». Мне, например, такое никогда бы не пришло в голову, но это ведь Loco. Когда мяч влетел в ворота, все бросились к нему, за исключением защитника Маурисио Викторино, который молился на коленях. И не только он: эмоции так зашкаливали, что наш резервный вратарь потерял сознание. Все как один вывалились на поле, но у Хуана Кастильо подкосились ноги, и он рухнул прямо лицом вниз. Вырубившись, он не мог прийти в себя несколько минут. Мы до сих пор подкалываем его по этому поводу.

Народ был повсюду. Помню, как Диего Лугано, замененный из-за травмы колена, вскочил со скамейки и побежал на поле праздновать. Каждый его шаг сопровождался болью, но вряд ли он ее чувствовал. Как и Николас Лодейро, который второй дополнительный тайм играл с переломом пятой плюсневой кости. Когда я появился из туннеля и побежал на поле, многие двинулись мне навстречу и обняли. Они говорили, что если бы я тогда не выбил мяч, мы бы никуда не прошли. Кто-то даже плакал – страна с населением всего три миллиона человек пробилась на чемпионате мира в четверку лучших.

Некоторые наши критики по ходу квалификации, когда дела шли не лучшим образом, называли нас наемниками. Кто-то говорил, что своей игрой мы грабим страну, хотя на самом деле, мы скорее сами тратили деньги, чтобы представлять Уругвай. В концовке отборочного раунда мы встречались с Перу практически на пустом стадионе – футбольная федерация не смогла реализовать билеты, чтобы заполнить трибуны. И в эти же моменты приходилось выслушивать оскорбления. Софи присутствовала на одном из матчей квалификации, на котором меня оскорбляли. Я был ослом, не умеющим забивать. Хочется ответить, но лучший ответ – на футбольном поле. Мы так и сделали.

У нас были трудности, но мы боролись. В течение пары месяцев из ослов мы превратились в героев. После выхода в полуфинал у нас наворачивались слезы. Мы плакали не только от счастья, это была гордость за то, чего мы добились. Мы могли вообще пролететь мимо турнира, а теперь мы в полуфинале. Травмы, пенальти, слабая игра на старте первенства, время, проведенное вместе, драма, игра рукой… все это было осознанием того, что мы добились чего-то невероятного.

Со времен, я, конечно, вспомнил свою игру рукой и понял, что не сыграю в полуфинале. Это был удар. Ужасное чувство.

Говорят, что я совершил мошенничество, сыграв тогда рукой, но все началось с того, что ганский игрок заработал штрафной, которого не должно было быть. В момент первого удара по воротам было подозрение на офсайд. Не знаю, был ли там офсайд, но я уверен во-первых в том, что штрафного там не было, а во-вторых – что я вообще не должен был находиться на линии ворот. Я должен был держать своего игрока. Но когда мяч пролетел мимо меня, моей естественной реакцией было отойти назад к линии и защитить ворота. Я люблю спасать ворота, когда мы на тренировках играем 3 на 3 или 4 на 4, бросаясь на мяч. Как правило, я отбиваю его головой или ногами, а не рукой. Незадолго до матча с Ганой мы с партнерами играли 10 на 10, когда у каждой команды был свой «вратарь-водила». Нередко им становился я, и некоторые голкиперы сборной поражались некоторым моим сэйвам.

Можно копнуть еще глубже: дома в Монтевидео в рамочке у меня стоит командная фотография. Команда называлась «Депортиво Артигас», за нее я играл в Сальто, когда мне было шесть лет. Если присмотреться, можно увидеть, что вратарь в центре в заднем ряду – это я.

У меня есть еще одна фотография, где я спасаю ворота в падении в одном из матчей несколько лет назад. Мне нравилось играть в воротах. Если бы я не стал нападающим, был бы голкипером – кто-то именно так объясняет мою склонность к ныркам.

Правда, в официальном матче мне пока не доводилось становиться в ворота. Хотя однажды была возможность, когда я играл за «Ливерпуль». В апреле 2012 года в матче с «Ньюкаслом» Пепе Рейна был удален с поля незадолго до конца, и все замены были использованы. Я попросил Кенни Далглиша поставить меня, но он сделал выбор в пользу Хосе Энрике. Он был прав, ведь мы проигрывали 0:2, поэтому я был нужен команде в атаке. Но если при других обстоятельствах мне выпадет такая возможность, я надену перчатки.

В общем, когда мяч пролетел мимо меня в матче с Ганой, я без задней мысли отошел к линии ворот. Я видел, как вратарь Фернандо Муслера вышел на мяч, а ганский игрок пробил головой. Я находился на «ленточке» и вынес мяч коленом. Но он тут же прилетел обратно, я не успел опомниться и вынес его рукой.

Рядом был партнер, поэтому я подумал: «Никто не увидел». Но рефери свистнул. Не сказать, что Хорхе Фусиле похож на меня, но он тоже был темненький, мы стояли рядом, к тому же у него уже была желтая карточка. Он знал, что в любом случае пропустит следующий матч, поэтому я начал сигнализировать арбитру – это не я, это он. Нужно было хотя бы попробовать.

Рефери не купился. Красная карточка.

Я подавленным уходил с поля. Я плакал, а в голове была только одна мысль: «Мы вылетели с чемпионата мира, мы вылетели с чемпионата мира…». Меня удалили, мы едем домой. Гьян подошел к точке. По ходу турнира он уверенно реализовал несколько пенальти, поэтому я был уверен, что он не промажет. Никаких шансов. Я дошел до туннеля и решил – все-таки посмотрю. Я направлялся в раздевалку в сопровождении представителя ФИФА, но остановился перед входом в подтрибунку. Я видел, как мяч пролетел над перекладиной. Он не забил. Одно слово вырвалось из моих уст: «Gol!».

Было ощущение, словно, мы забили.

Невероятно.

Себастьян Эгурен встал со скамейки и крепко обнял меня. Крепкие объятия полные благодарности и надежды. Я никогда их не забуду. Только тогда я понял, что сделал. Мое удаление оправдало себя. Я не дал мячу залететь в ворота, они не забили пенальти, у нас остаются шансы.

Одна южноафриканская газета вышла с заголовком «Рука Дьявола», изобразив меня с рогами, но лично я не считаю, что сделал что-то действительно ужасное. Я не забил рукой, как Диего Марадона в 1986 году. Я не дал голу состояться и понес за это наказание. Я лучше буду наказан за игру рукой в своей штрафной, чем травмирую кого-то. Я никому не сделал зла. Я сыграл рукой, получил красную карточку, а соперник получил шанс забить с пенальти. Гораздо хуже травмировать соперника и за это удалиться. Гьян промазал с пенальти, но все утверждают, что я совершил нечто ужасное. Или поступил эгоистично. Но мне пришлось сыграть рукой, потому что у меня не было выбора. Точнее, выбирать тогда у меня просто не было времени – это была реакция.

Благодаря моей руке Уругвай вышел в полуфинал. Я не чувствовал, что обманул кого-то, скорее, я принес себя в жертву, и никакого эгоизма тут не было. Я отдал все ради своей команды и страны. Так это расценивают в Уругвае. В моем доме в Монтевидео есть комната, где я храню трофеи и памятные вещи. Один из болельщиков подарил мне небольшую статуэтку вратаря, спасающего ворота, на основании которой написано «Спасибо».

Иногда меня спрашивают: «Поступил бы я так же еще раз?» И я постоянно отвечаю, что мой поступок даже рядом не стоит с тем, если бы я нанес кому-то травму. Я не говорю: «Конечно, я бы по-любому сыграл так еще раз. Но когда на размышления тысячная доля секунды, так поступил бы практически каждый игрок. Сколько было случаев, когда футболист рукой выносил мяч из ворот, ведь это происходит на автомате. Он удаляется с поля, а соперник получает право на пенальти. Вот и все. Но это был плей-офф чемпионата мира. Мы были в Южной Африке. Мы уже выбили ЮАР из турнира и знали, что хозяева поддерживали Гану – единственного оставшегося на турнире представителя Африки. Поэтому люди воспринимали этот поступок еще негативнее. Я не был готов к таким последствиям и к тому, что обо мне будут говорить потом.

Один из игроков сборной Ганы Мэттью Амоа в следующем сезоне играл в Голландии за НАК. Когда мы встречались с ними, я перед игрой зашел в раздевалку поздороваться с ним и сказал, что мне жаль, что четвертьфинал сложился именно так. Мы пожелали друг другу удачи в грядущей игре. Мне было жаль его и Гану, но я не чувствовал себя виноватым. На самом деле в этой ситуации нет виновных. Гораздо сильнее я бы переживал, если бы сам не забил пенальти. Или судья не увидел бы эпизод, не назначил пенальти и не удалил меня. Тогда я бы чувствовал вину. Но я сделал то, что сделал, выбив мяч. Рефери поступил так как должен был, удалив меня с поля. И только Гьян не сделал того, что должен был.

В Барселоне я иногда встречаю людей из Ганы, которые просят совместное фото. Они говорят мне: «Ты тот парень», сыгравший рукой». И смеются. Они не держат на меня зла.

Я пропускал полуфинал, но если бы я не сделал этого, вся наша команда туда бы не пробилась. И, конечно же, никто не вспоминал, какая ответственность легла на моих партнеров в серии пенальти. Нужно быть очень решительным, чтобы подойти к точке в матче чемпионата мира. Наш вратарь Муслера сыграл великолепно. Он изучил всех игроков и к турниру подошел в отличной форме. Он был героем.

Возвращаясь в раздевалку с мыслью, что пропущу полуфинал, я начал думать о Софи и Дельфи. Я мог пропустить и важнейший матч своей команды на чемпионате мира, и рождение дочери. Здорово, что Уругвай пробился в полуфинал, но Дельфи могла появиться на свет в любой момент, и был риск, что я это не увижу. Софи на нервах смотрела за моей игрой на чемпионате мира, а тут еще эта красная карточка и серия пенальти. А ведь после матча с Францией мы думали, что увидимся уже через неделю. Временам у нее наверняка появлялось желание, чтобы мы вылетели – так бы я смог поскорее вернуться домой. Она радовалась, когда мы побеждали, но и поражение было не самым худшим раскладом. Думаю, она в любом случае оставалась в выигрыше.

Тренерский штаб помог нам сконцентрироваться на том, что нас ждет: «Сегодня развлекайтесь, но завтра тренировка, потому что через 3-4 дня у нас полуфинал». Поэтому празднований особо не было. Мы знали, что будет время отдохнуть после чемпионата мира, а сейчас нам просто нужно поспать. Правда, я не мог заснуть. Я поговорил с Софи, постарался расслабиться, но это не помогло. Тогда, лежа в кровати, я думал о том, что пропущу полуфинал чемпионата мира. Я задавал себе вопросы: «Зачем я это сделал? Зачем сыграл рукой? Можно ли было вынести мяч головой?»

Пересмотрев повтор, я увидел, что мои руки находились перед лицом, поэтому я вполне мог сыграть головой. Если бы выбил мяч головой! Ведь я не вытягивал руки. Но у меня на размышления была тысячная секунды, и к тому же я был измотан после 120 минут игры.

«Сказал партнерам, что ван Бронкхорст уже не тот, что раньше. А он взял и забил нам с 40 метров»