Pr. Ульпиан)

(Покупатель должен иметь не больше и не меньше прав, чем имел бы наследник (если бы он оставил наследство за собой).)

Мы видели выше (п. 364), что подвижность права требования зародилась в наследственных правоотношениях; теперь мы видим, что эта подвижность проходит в строго ограниченных рамках: neque amplius neque minus, как говорит Ульпиан, а ровно столько. Это положение, зародившееся в наследственном праве, получило в устах того же Ульпиана обобщение, перешедшее в века. В 46-й книге комментария Ульпиана к эдикту, которая, как можно заключить из сопоставления с инскрипцией (указатель источника) в D. 38. 7. 2, трактовала о наследстве, содержится следующее знаменитое изречение:

Nemo plus iuris ad alium transferre potest quam ipse haberet (D. 50. 17. 54. Ulpianus libro 46 ad edictum).

(Никто не может перенести больше прав на другого, чем он имел бы сам.)

Имеются веские основания считать, что самая идея о переносе права - ius transferre, в особенности в отношении долговых требований, зародилась именно при продаже наследства, этого экономически наиболее яркого случая мобилизации обязательственного требования.

368. Неудобства, связанные с procuratio in rem suam. Как же происходила цессия исковых требований в составе общей массы проданного наследственного имущества? Это происходило уже известным нам способом, состоявшим в использовании института полномочия, procuratio in rem suam. По словам Папиниана ­

venditor hereditatis emptori mandat actiones (D. 2. 15. 17).

(продавец наследства доверяет покупателю свои исковые требования.)

Однако этот способ таил в себе опасность в виде недостаточной обеспеченности интересов приобретателя наследственных долговых требований.

Традиция неподвижности обязательства была настолько сильна, что, несмотря на состоявшуюся путем procuratio in rem suam уступку требования, продавец сохранял право заключать мировую сделку с должником.

Venditor hereditatis, emptori mandatis actionibus, cum debitore hereditario, qui ignorabat venditam esse hereditatem, transegit (D. 2. 15. 17).

(Продавец наследства, цедировавший исковые требования покупателю, заключил мировую сделку с должником, не знавшим о состоявшейся продаже наследства.)

В этом случае требование покупателя (цессионария) к должнику было парализовано эксцепцией (возражением) о состоявшейся мировой сделке. Перед римскими юристами встал вопрос: как сделать, чтобы ­

in rem suam procurator non debet carere propria lite (D. 3. 3. 25).

(цессионарий, этот "доверенный в свою пользу", не должен был лишиться собственного искового требования.)

Осознана была необходимость того, чтобы формальное полномочие превратилось в собственное исковое требование и чтобы это полномочие стало безотзывным, неотменяемым по воле продавца наследства. Необходимость ограничить права продавца особенно остро ощущалась, когда покупатель наследства, не получив procuratio in rem suam по отдельным искам, все-таки производил расчеты с должниками наследства, а продавец, несмотря на это, обращался со своей стороны к должникам с требованием уплаты (D. 2. 14. 16).

369. Предоставление покупателю наследства самостоятельного иска по приобретенным долговым требованиям. Еще в середине II в. н.э. покупателю наследства давался иск, вызванный потребностями оборота, actio utilis; покупатель уже действовал не как procurator, а от своего имени. Даваемая покупателю actio utilis строилась, по-видимому, на предположении (фикции) о том, будто бы покупатель является сам наследником - ас si heres esset. Мы уже видели выше, что это предположение было исходным моментом для защиты прав покупателя наследства по in iure cessio (Гай. 2. 35); пройдя через стадию procuratio in, rem suam в связи со стремлением придать этой procuratio (полномочию) характер безотзывности, римское право пришло к начальному, но более осложненному последующим развитием положению: ас si heres esset. Эта actio utilis, даваемая покупателю наследства, еще не получившему переуступки долговых требований, является своеобразной цессией, основанной не столько на воле цедента, сколько на велении действующего права. Она послужила зерном, откуда возросла так называемая cessio legis, т.е. цессия, основанная на велении закона, наступающая автоматически, ipso iure.

В дальнейшем роль покупателя наследства как procurator in rem suam сливается с его ролью как имеющего самостоятельный иск, введенный ввиду потребностей оборота, actio utilis.

Procuratore in rem suam dato, praeferendus non est dominus procuratori in litem movendam vel pecuniam suscipiendam: qui enim suo nomine utiles actiones habet, rite eas intendit (D. 3. 3. 55).

(Если назначен "доверенный в свою пользу", то не следует отдавать предпочтение хозяину перед такого рода полномочным (цессионарием) в отношении предъявления иска и получения денег: тот, кто вправе от своего имени предъявлять иски, введенные в интересах оборота, тот правильно поступает, предъявляя такой иск.)

Мало того, если продавец требования что-нибудь получил от должника после цессии, то он обязан это вернуть цессионарию. Об этом пишет Гермогениан, живший в начале IV в.:

Nominis venditor quidquid vel compensatione vel exactione fuerit consecutus, integrum emptori restituere compellatur (D. 18. 4. 23. 1).

(Продавец требования обязан возвратить покупателю все, что он получил от должника путем зачета или в результате взыскания.)

Извещение должника о состоявшейся цессии. Последний шаг в развитии нашего института был сделан, как полагают, ближе к эпохе Юстиниана, когда особым указом вводится извещение (denuntiatio) должника о состоявшейся цессии (C. 8. 41. 3); после такого извещения право предъявления требования к должнику остается за цессионарием, а права цедента прекращаются. Институт цессии получает, таким образом, свое завершение.

Право требовать цессии. В источниках чаще всего встречается цессия, совершаемая не столько в силу добровольного желания цедента, сколько в силу обязанности, налагаемой на него действующим правом.

Пример:

Vestimenta tua fullo perdidit... iudicem aestimaturum... tunc fullonem quidem tibi condemnabit, tuas autem actiones te ei praestare compellet (D. 19. 2. 60. 2. Labeo).

(Портной (которому ты дал платье в переделку) потерял твое платье; судья оценит обстоятельства и затем присудит портного уплатить тебе, а тебя принудит переуступить ему твои иски (к похитителю).)

Другой пример: за должника поручилось несколько лиц; один из поручителей оплачивает долг; кредитор обязан цедировать ему право обратного требования с остальных поручителей. В таких случаях говорят о праве на переуступку ­beneficium cedendarum actionum (D. 46. 1. 17).

372. Случаи ограничения ответственности должника обязанностью цедировать требования. Обязанность переуступить требование является в известном смысле льготой для обязанного лица. Вместо того, чтобы самому нести ответственность, скажем, за вещь, вверенную ему на хранение, эта ответственность может, при известных условиях, быть ограничена тем, чтобы обязать actiones praestare ­переуступить исковые требования к непосредственному виновнику.

Пример: Вещь продана, но еще не передана покупателю; она остается под наблюдением продавца. Если она у продавца отнята кем-либо насильно, то ­

nihil amplius quam persequendae eius (rei) praestari a me (venditore) emptori oporteat

(D. 19. 1. 31. pr.).

(продавец обязан не более, чем переуступить покупателю иски об истребовании вещи.)

Но если не установлено отсутствие вины продавца, то он не может ограничиться цессией права требования к непосредственному виновнику, а сам несет ответственность (D. 18. 6. 15. 1).

373. Пределы ответственности цедента. В какой мере отвечает цедент перед цессионарием за уступленное (проданное) право требования?

Qui nomen quale fuit vendidit, dumtaxat ut sit, non ut exigi etiam aliquid possit... praestare cogitur (D. 21. 2. 74. 3).

(Кто продал (цедировал) требование в том виде, в каком оно было, тот обязан отвечать только за то, что это требование существует, а не за то, что с должника может быть что-нибудь действительно взыскано.)

Это последнее положение принято выражать так:

Продавец права требования несет ответственность за то, что nomen verum esse, non etiam nomen bonum esse - долг действительно существует и юридически обоснован, а не за то, что взыскание его может быть реально осуществлено.

§ 115. Принятие на себя чужого долга

374. Отличие принятия долга от цессии. Цессия, влекущая за собой изменение личности кредитора, отличается от принятия на себя чужого долга, которое влечет за собой изменение личности должника. Различие заключается также в следующем: цессия может быть совершена по соглашению цедента (прежнего кредитора) с цессионарием (новым кредитором) без участия должника - nominis venditio et ignorante et invito eo, adversus quem actiones mandantur, contrahi solet (C. 4. 39. 3).

В отличие от этого для вступления нового должника на место прежнего (expromissio) требуется согласие кредитора. А это понятно, этого требует правовой разум - ratio iuris postulat (C. 4. 39. 2). Первоначальному должнику его контрагент по договору доверял, а новому он доверять не обязан.

Так же, как при цессии, вступление нового должника на место прежнего чаще всего имело место при продаже наследственной массы, начальному должнику его контрагент по договору доверял, а новому он доверять не обязан.

Так же, как при цессии, вступление нового должника на место прежнего чаще всего имело место при продаже наследственной массы, охватывающей вещи, права требования и долги. Когда кредитор наследственной массы прямо или косвенно выражал согласие на замену должника, например, кредитор (К) предъявил иск к покупателю наследства (D²), а покупатель (D²) вступил в ответ по иску, то тем самым замена прежнего должника, т.е. наследника (D¹), новым, т.е. покупателем (D²), совершилась (C. 2. 3. 2) [16].

Последствия передачи долга без согласия кредитора. При отсутствии прямого или косвенного согласия кредиторов на продажу наследства и тем самым на изменение личности должника ответственность по долгам наследственной массы остается на продавце-наследнике - creditoribus hereditatis respondeas (C. 4. 39. 2), как это было в старину при hereditatis in iure cessio, когда наследник, продавший наследственную массу после принятия наследства, оставался наследником в том смысле, что отвечал по долгам наследства (Гай. 2. 35). Однако наследнику, удовлетворившему кредитора, предоставляется в свою очередь право обратного требования к тому, кому была продана наследственная масса - cum eo cui hereditatem venumdedisti tu (heres) experiaris suo ordine (C. 4. 39. 2).

Глава 28 ОБЩЕЕ УЧЕНИЕ О ДОГОВОРЕ § 116. Договор и соглашение

376. Значение слова "контракт". Практически наиболее важным источником обязательств в Риме был договор (contractus). Глагол contrahere по своему буквальному значению (con + trahere - стягивать) является синонимом глаголов obligare, adstringere. Он первоначально относился не только к договорам, но и к другим видам обязательств. Сопоставляя фрагменты 1 и 2 D. 1. 3., мы видим, что Папиниан, давая перевод определения Демосфена, пишет о деликтах, которые contrahuntur; совершить обман, совершить преступление передается в источниках нередко словами fraudem contrahere, crimen contrahere. Постепенно, однако, слова contrahere, contractus получили более тесное, специализированное значение договора как обязательства, возникающего в силу соглашения сторон и пользующегося исковой защитой.

Поздние римские систематики права пытались создать общее понятие conventio ­соглашение, разветвляющееся на a) contractus - договор, пользующийся исковой защитой, и б) pactum - соглашение, по которому, как правило, иск не давался в силу правила ex nudo pacto actio non nascitur (Сентенции Павла, 2. 14. 1); защита по пактам давалась чаще всего путем ссылки на них в виде возражений (пп. 428 - 431).

Adeo conventionis nomen generale est, ut eleganter dicat Pedius, nullum esse contractum (nullam obligationem), quae non habeat in se conventionem (D. 2. 14. 1. 3).

(Название "соглашение" является до такой степени общим, что, как метко замечает Педий (юрист конца I в. н.э.), нет никакого договора (никакого обязательства), который не содержал бы в себе соглашения.)

377. Сила договора в греческом праве. Ульпиан, объясняя слово conventio, говорит: подобно тому как люди сходятся (conveniunt) с разных мест в одно, так, побуждаемые разными мотивами, они соглашаются в одном (in unum consentiunt). Мы знаем теперь, что это объяснение навеяно греческими авторами. Когда Демосфен говорит о согласии, установившемся в городе, он употребляет выражение he polis eis hen elthe - civitas in unum convenit. Старинное греческое правило гласило: как один с другим договорился (homologein буквально - одинаково говорить), так оно и должно иметь силу (kyrion einai). Источники сохранили нам отрывок из комментария Гая к законам XII таблиц (D. 47. 22. 4). Упоминая о договоре товарищей между собой, Гай приводит на греческом языке отрывок, приписываемый им Солону: "Если члены одного дома (территориальное деление), или братства, или религиозных пиршеств, или общего стола, или погребального братства, или отправляющиеся за добычей, или для торговли, установят между собой что-нибудь, то это имеет силу (kyrion einai)". В тексте добавлена оговорка: поскольку их договор не противоречит публичному праву (demosia grammata). Это напоминает нам знаменитое изречение Папиниана:

Ius publicum privatorum pactis mutari non potest (D. 2. 14. 38).

(Публичное право нельзя менять частными соглашениями.)

Эта мысль о силе договоров получила яркое выражение у греков. У Демосфена несколько раз цитируется поговорка: "Hosa an tis hekon heteros hetero homologue kyria einai" - о чем друг с другом добровольно договорятся, то и господствует. И когда противник Демосфена делает ссылку на это правовое положение, то Демосфен добавляет существенную оговорку: "Да, милейший, договоры являются господами, но при том условии, что они правомерны - ta ge dikaia, o beltiste" (Против Афиногена, кол. 6). У Платона мы читаем вариант этой поговорки. "Ha d'an hekon hekonti homologes, phasim hoi poleos basileis - nomoi, dikaia einai" - в чем добровольно друг с другом договорятся, это является правом, так говорят цари государства - законы (Пир, 196. C.). Итак, законы - это цари, а договоры - господа (kyrioi), носители права (dikaia).

В Риме только к концу республики появляется такая мысль, и притом в устах людей, впитавших в себя греческую культуру.

Приведенное выше ходячее эллинское слово о силе договора пересказано у Цицерона в следующих словах: "Fundamentum iustitiae fides, id est dictorum conventorumque constantia et veritas" - основа права - это верность, то есть твердое и правдивое соблюдение слова и договора (De officiis, 1. 73).

Раннее римское право лишь постепенно поднялось до этого уровня. Вначале сила римского договора покоилась на его торжественной обрядности, на особой формальности.

§ 117. Толкование договора

Дата добавления: 2014-04-10; просмотров: 439; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!