Главная страница Случайная лекция Мы поможем в написании ваших работ! Порталы: БиологияВойнаГеографияИнформатикаИскусствоИсторияКультураЛингвистикаМатематикаМедицинаОхрана трудаПолитикаПравоПсихологияРелигияТехникаФизикаФилософияЭкономика Мы поможем в написании ваших работ! |
ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ 3 страница
— Какое же это унижение? Вы сидите здесь и пьете виски — между прочим, пятнадцатилетней выдержки. — Эдриен, вы моя последняя надежда. Может, мне упасть перед вами на колени и умолять? — продолжал мой незваный гость. — А вот этого не надо! Уолтер, ведь у меня нет ни малейшего шанса получить премию. Зачем же вы так стараетесь? — Разумеется, вам дадут премию, потому что ваш проект — самый увлекательный, самый амбициозный из тех, с которыми я ознакомился за годы работы в Академии. — Если вы хотите обольстить меня сладкими речами, то лучше отправляйтесь домой, и бутылку можете забрать с собой. Уолтер, мне очень хочется спать. — Я не собираюсь вам льстить, я действительно внимательно прочел вашу диссертацию. Эдриен, это прекрасная работа, в ней каждое положение документально подтверждено. Состояние моего коллеги внушало жалость. Таким я его никогда не видел: обычно он держался отстраненно, даже высокомерно. Самое ужасное, что он, похоже, говорил искренне. Последние десять лет я искал в далеких галактиках планету, похожую на нашу, но в Академии мало кто одобрял мою работу. И вдруг такой резкий поворот, такое неприкрытое соглашательство — даже забавно. — Предположим, я получил и передал Академии эту премию… Едва я произнес эти слова, как Уолтер сложил руки, словно собирался молиться. — Уолтер, не пугайте меня. Вы что, пьяны? — Угу, но это ничего, Эдриен, продолжайте. — Но вы хоть что-нибудь соображаете? Вы способны отвечать на простые вопросы? — Ну конечно, только не тяните, задавайте их поскорее. — Допустим — хоть шансы и ничтожны, — что я получу эту премию и как истинный джентльмен тут же передам ее Академии. Какую часть этой суммы совет выделит на мои исследования? Уолтер кашлянул. — Четверть — это будет разумно, как вы полагаете? Кроме того, вам предоставят новый кабинет, у вас будет ассистентка на полный рабочий день, а если пожелаете, то и несколько сотрудников, которых освободят от текущей работы и передадут в ваше полное распоряжение. — Только не это! — Хорошо, сотрудников не надо… а как насчет ассистентки? Я подлил гостю еще виски. Дождь усилился, и никто, достойный называться человеком, не выставил бы Уолтера за порог в такую погоду, а тем более в таком состоянии. — Эх, пропал так пропал! Принесу вам одеяло, и ночуйте здесь, на диване. — Я не хочу вас обременять… — Но вы ведь уже это сделали. — А что с Фондом? — Когда конкурс? — Через два месяца. — А последний срок подачи заявок? — Осталось три недели. — Про ассистентку я подумаю. Но первое, что вам надо сделать, — это открыть дверь моего кабинета. Я потерял ключ. — Не страшно, зато мой кабинет прямо с утра в вашем полном распоряжении. — Уолтер, вы втягиваете меня в очень странную историю. — Это не так. Фонд Уолша всегда давал премии за самые оригинальные проекты. Члены комитета выбирают те работы, которые, как бы это сказать… идут в авангарде. Последняя фраза в устах Уолтера прозвучала как-то неодобрительно. Но его прижали к стенке, так что я не стал читать ему мораль. Мне следовало принять решение, и как можно скорее. Конечно, вероятность получить премию бесконечно мала, но я был готов на что угодно, лишь бы вернуться на плато Атакама. В таком случае что я теряю? — Я согласен. Конечно, я рискую выставить себя на посмешище, поэтому у меня есть одно условие: вы пообещаете мне, если мы выиграем, посадить меня на самолет до Сантьяго в течение месяца после великого события. — Я сам провожу вас в аэропорт, Эдриен, обещаю. — Ладно, тогда считайте, что сделка состоялась! Уолтер рывком поднялся с дивана, пошатнулся и рухнул обратно. — Пожалуй, на сегодня вам хватит. Берите плед, под ним вы ночью не замерзнете. А я пойду спать. Когда я поднимался наверх, Уолтер окликнул меня: — Эдриен! Я хотел бы вас спросить: что вы имели в виду, когда сказали: «Пропал так пропал!» — Вечер пропал, Уолтер, только и всего.
Париж Кейра уснула в кровати своей сестры. Бутылка хорошего вина, большой поднос с едой, разговоры по душам весь вечер, старый черно-белый фильм по кабельному каналу и наконец последнее вчерашнее воспоминание — чечетка Джина Келли. Разбудил ее яркий дневной свет, и в висках застучало выпитое накануне вино — оно действительно было хорошим или им это только показалось? — Мы вчера крепко выпили? — спросила Кейра, войдя на кухню. — Да! — кивнула Жанна, поморщившись. — Я тебе сварила кофе. Жанна села за стол и уставилась в зеркало на стене: в нем отражались они обе. — Что ты на меня так смотришь? — спросила Кейра. — Ничего. — Ты рассматриваешь меня в зеркало, хотя я сижу напротив тебя. Ты считаешь, это ничего? — Так ты будто опять на другом конце света. Я уже отвыкла, что ты можешь сидеть рядом. В этом доме повсюду твои фотографии, а одна лежит в ящике стола у меня на работе. Я каждый день на нее смотрю и здороваюсь с тобой. А когда приходится особенно трудно, подолгу с тобой разговариваю, пока до меня наконец не доходит, что это не беседа, а монолог. Почему ты мне никогда не звонишь? Если бы ты звонила, мне бы казалось, что ты не так уж далеко. Черт, ведь я же твоя сестра! — Слушай, Жанна, я вынуждена тебя прервать. Одно из немногих преимуществ холостяцкой жизни состоит в том, что не приходится принимать участие в семейных сценах. Давай ты не будешь мне их устраивать! В долине Омо нет ни одной телефонной кабины, там не ловят мобильники, только иногда есть спутниковая связь, да и то она работает, когда ей вздумается. Всякий раз, как мне удавалось добраться до Джиммы, я тебе звонила. — Раз в два месяца?! И какие задушевные разговоры мы вели! «У тебя все в порядке? Тебя хорошо слышно. Когда возвращаешься? — Не знаю, возможно, нескоро, раскопки идут полным ходом, а как ты? Как твой Жюль? — Моего Жюля вот уже три года зовут Жеромом, могла бы и запомнить!» С ним я уже рассталась, только не стала тебе говорить, да и зачем? Чтобы услышать еще два-три слова, а потом ты все равно повесила бы трубку? — Да, Жанна, сестра у тебя дурно воспитанная мерзкая эгоистка, ведь так? Но в этом есть и твоя вина, ведь ты старшая, а она всегда брала с тебя пример. — Ладно, проехали. — Конечно, проехали. Я больше не стану участвовать в твоей игре. — Какой игре? — Кто сумеет быстрее вызвать у другого чувство вины. Я тут, напротив тебя, не на фото в ящике стола и не в зеркале, так что посмотри на меня и говори со мной. Жанна поднялась было со стула, но Кейра схватила ее за руку и заставила снова сесть. — Дура, мне же больно! — Я палеоантрополог, я не работаю в музее, у меня многие годы не было времени познакомиться с каким-нибудь Пьером, или Антуаном, или Жеромом; у меня нет детей; на меня свалилась редкая удача — заниматься трудным делом, которое я очень люблю, испытывать страсть, в которой нет ничего порочного. Если у тебя жизнь не складывается, не надо бросать мне упреки в лицо, а если тебе правда меня не хватает, найди более приятный способ поставить меня об этом в известность. — Мне тебя ужасно не хватает, Кейра, — чуть слышно сказала Жанна и вышла из кухни. Кейра внимательно осмотрела свое отражение в зеркале. — Я действительно дура, причем таких еще поискать, — пробормотала она. За тонкой перегородкой, отделявшей кухню от ванной, Жанна, стоя с зубной щеткой в руке, ласково улыбнулась.
Днем Кейра, перейдя набережную Бранли, направилась к сестре в музей. И для начала решила доставить себе удовольствие — осмотреть постоянную экспозицию. Она любовалась одной маской, соображая, откуда ее сюда привезли, и вдруг чей-то голос прошептал ей в самое ухо: — Это маска малинке. Ее доставили из Мали. Она не очень древняя, зато необычайно красивая. Кейра вздрогнула от неожиданности и поняла, что это Айвори, тот самый ученый, с которым она познакомилась накануне. — Боюсь, ваша сестра еще не вернулась с заседания. Я искал ее несколько минут назад, но мне сказали, что она освободится не раньше чем через час. — Вам «сказали»? То есть вы не знаете этого сотрудника? — Музей — это целая вселенная, где все отделы подчинены строгой иерархии и у всех свой круг обязанностей. Человек — странный зверь, ему необходимо жить в обществе, и его все время тянет поделить это общество на части. Возможно, в нас говорят пережитки стадного чувства. Создавать пространство для сообщества — хороший способ бороться со страхами. Но я, должно быть, утомил вас своей болтовней. Вы же, наверное, знаете все это не хуже меня, правда? — А вы забавный тип, — нахально заявила Кейра. — Весьма вероятно, — расхохотавшись, ответил Айвори. — А не обсудить ли нам все это в саду, за стаканом чего-нибудь прохладительного? Сегодня очень тепло, надо этим воспользоваться. — И что вы собираетесь обсудить? — Например, что такое забавный тип. Я бы хотел прояснить это с вашей помощью. Айвори повел Кейру в кафе, расположенное во внутреннем дворике музея. Днем здесь почти все столики были свободны. Кейра выбрала тот, что стоял подальше от большой каменной головы моаи. — Вы нашли на берегах Омо что-нибудь заслуживающее внимания? — вновь заговорил Айвори. — Я нашла там десятилетнего мальчика, который потерял родителей. А что касается археологии, то находок оказалось не так много. — А что касается ребенка, полагаю, эта находка представляется куда более существенной, нежели ископаемые человеческие останки. Как мне известно, некое скверное природное явление уничтожило результаты вашей работы и заставило покинуть место раскопок. — Да, буря, и настолько сильная, что она перенесла меня прямо сюда. — В тех краях такое случается нечасто. Никогда еще шамаль не направлялся к западу. — Откуда вы все это знаете? Вряд ли газеты посвятили этой буре первую страницу. — Нет, признаюсь, о ваших злоключениях мне поведала ваша сестра. А потом я просто добрался до своего компьютера и, набив пару слов на клавиатуре, зашел в Интернет, ведь по натуре я очень любопытен, иногда даже слишком. — И что же мне еще вам рассказать, чтобы удовлетворить ваше любопытство? — Что на самом деле вы искали в долине Омо? — Месье Айвори, если бы я вам об этом рассказала, то, исходя из законов статистики, вы скорее подняли бы меня на смех, чем проявили интерес к моей работе. — Мадемуазель Кейра, если бы я придавал значение законам статистики, то занимался бы математикой, а не антропологией. Так что рассказывайте. Кейра внимательно посмотрела на собеседника. Его взгляд притягивал и завораживал. — Я искала предков Тумай и Ardipithecus kadabba[1]. Бывали дни, когда мне казалось, что я нашла их очень-очень далеких предков. — И только-то? Вы хотели отыскать самый древний скелет, который можно отнести к роду человеческому? Так сказать, человека нулевого? — А разве не его мы все ищем? Так зачем мне отказываться от этой мечты? — А почему именно в долине Омо? — Возможно, туда привела меня женская интуиция. — Для охотницы за скелетами — веский аргумент. — Туше! — улыбнулась Кейра. — В конце двадцатого века мы почти не сомневались, что прародительницей человечества была Люси[2], женщина, умершая более трех миллионов лет назад. Не мне вам напоминать, что в последнее десятилетие палеонтологи нашли останки гоминид, которым восемь миллионов лет. В научном сообществе различные школы бьются — порой в прямом смысле — за то, чтобы признать тот или иной род предками человека. Для меня не важно, были ли наши предки двуногими или четвероногими. Я не думаю, что сегодня споры о происхождении человеческого рода идут в правильном направлении. Ведь все внимание сосредоточено на механике скелета, на образе жизни и на пище. Подошла официантка, но Айвори махнул ей, чтобы она их не беспокоила. — То, что вы говорите, довольно самонадеянно. А что же, по-вашему, определяет происхождение человека? — Мысль, чувства, разум! От других живых тварей нас отличают не ходьба как способ передвижения и не наши пищевые предпочтения. Мы стараемся узнать, откуда мы взялись, но совершенно не интересуемся тем, какими мы стали: сложноорганизованными хищниками, способными любить, убивать, созидать и разрушать, а также сопротивляться инстинкту самосохранения, управляющему поведением всех остальных животных. Мы одарены высоким интеллектом, постоянно развивающимся знанием, и при этом мы так невежественны. Похоже, нам пора сделать заказ, официантка подходит уже во второй раз. Айвори попросил принести два чая и наклонился к Кейре: — Вы мне так и не сказали, почему отправились в долину Омо и что вы на самом деле там искали. — Кем бы мы ни были — европейцами, азиатами, африканцами, — какого бы цвета ни была наша кожа, мы носим в себе общий ген, одинаковый у всех; нас миллиарды, один не похож на другого, и тем не менее мы происходим от одного существа. Как это существо появилось на Земле? Почему оно здесь появилось? Вот кого я ищу — первого человека! И уже готова поверить, что ему не десять или двадцать миллионов лет, а гораздо больше! — Вы говорите почти о палеогене[3]. Это похоже на помешательство! — Вот видите, я оказалась права, когда ссылалась на законы статистики. Теперь уже я утомляю вас своими нелепыми выдумками. — Я же не говорил, что вы потеряли разум, просто в голове у вас кое-что смешалось. — Очень деликатно с вашей стороны. А вы сами, Айвори, какие исследования ведете? — Я уже в таком возрасте, что только делаю вид, будто над чем-то работаю, а остальные делают вид, что ничего не замечают. Я больше не веду никаких исследований. В мои годы обычно приводят в порядок старые папки и не заводят новых. И не делайте такое лицо. Если вам известен мой истинный возраст, то вы, должно быть, заметили, что я неплохо с ним справляюсь. Не спрашивайте, сколько мне лет, это тайна, которую я унесу с собой в могилу. Теперь уже Кейра склонилась к Айвори, и стал виден треугольный камешек у нее на шее. — Вы выглядите гораздо моложе! — Вы очень любезны, но мне это известно. Так вы хотели бы побольше разузнать об этом странном предмете, что висит у вас на шее? — Я же вам говорила, это подарок маленького мальчика. — Но вчера вы упоминали о том, что вам самой любопытно узнать о его происхождении. — И вправду, почему бы нет? — Пожалуй, начнем с того, что определим его возраст. Если речь идет о кусочке дерева, то достаточно сделать радиоуглеродный анализ, и все станет ясно. — Конечно, если предмету не более пятидесяти тысяч лет. — Думаете, он может оказаться таким древним? — С тех пор как я познакомилась с вами, я стала очень подозрительной в вопросах возраста. — Наверное, мне следует воспринимать ваши слова как комплимент, — ответил старый ученый, вставая со стула. — Пойдемте. — Уж не намекаете ли вы на то, что в подвале музея тайно установили ускоритель частиц? — Нет, конечно, — рассмеявшись, ответил Айвори. — Или у вас старый друг работает в Сакле и он готов поставить под удар программу исследований Комиссариата по атомной энергии ради того, чтобы изучить мой кулон? — Нет, и я об этом весьма сожалею. — В таком случае куда же вы меня ведете? Кейра и Айвори подошли к лифтам. Она открыла рот, намереваясь его еще о чем-то спросить, но он не дал ей говорить. — Если вы подождете, пока мы устроимся поудобнее, — произнес он строго, не позволив ей вымолвить ни слова, — обещаю, вам не придется задавать бесполезные вопросы. Лифт привез их на четвертый этаж. Айвори расположился за своим письменным столом, усадив Кейру в кресло. Она тут же вскочила, чтобы посмотреть, что он набирает на клавиатуре компьютера. — Интернет! С тех пор как я познакомился с этой штуковиной, я на ней просто помешался. Знали бы вы, сколько времени я в нем провожу. Не будь я вдовцом, это хобби убило бы мою жену, вернее, жена меня бы убила. Вы знаете, например, что в Сети теперь не ищут информацию, а, как говорят мои студенты, гуглят. Правда смешно? Обожаю этот новый язык. Больше всего меня забавляет то, что, стоит мне забыть какой-нибудь термин, я его набираю и — оп! — у меня перед глазами определение. Говорю вам, в Сети можно найти все, даже адреса частных лабораторий, где делают радиоуглеродный анализ. Великолепно! — Сколько вам лет на самом деле, Айвори? — Кейра, каждый день я придумываю себе новый возраст. Главное — не расслабляться. Айвори распечатал список адресов и гордо помахал им перед носом своей гостьи. — Осталось только сделать несколько звонков и найти тех, кто согласится выполнить нашу просьбу за пристойную цену и в разумные сроки, — заключил он. Кейра взглянула на часы. — Ваша сестра! — вскричал Айвори. — Полагаю, совещание закончилось, и она уже давно освободилась. Идите к ней, а я обо всем позабочусь. — Нет, я останусь с вами, — запротестовала Кейра, почувствовав себя неловко, — я не могу взвалить на вас всю работу. — Да идите же, я настаиваю, тем более что эта игра увлекает меня не меньше вашего, может, даже больше. Идите к Жанне, а мы с вами встретимся здесь завтра. К тому времени информации наверняка прибавится. Кейра поблагодарила профессора. — Не согласитесь ли оставить вы у меня до завтра ваше украшение? Я отделю от него микроскопический кусочек, чтобы отдать на анализ. Обещаю, я буду осторожен как хирург, вы даже ничего не заметите. — Конечно, но должна вас предупредить: я несколько раз пыталась это сделать, но ничего у меня не получилось, только чуточку поцарапала камешек. — А имеется ли у вас алмазный инструмент — например, вот такой? — торжествующе спросил Айвори, вытаскивая из ящика стола тонкий резец. — Айвори, вы просто кладезь всяких сокровищ! Такого скальпеля у меня нет. Кейра на секунду заколебалась, но потом сняла подвеску и положила ее на письменный стол Айвори. Тот аккуратно развязал кожаный шнурок и передал его хозяйке, забрав себе камень. — До завтра, Кейра, приходите в любое время, я буду на месте.
Лондон — Нет, Эдриен, не годится! От вашего выступления потянет в сон даже безумную публику на концерте AC/DC. — А откуда там возьмется AC/DC? — Никого там, разумеется, не будет, просто это единственное название рок-группы, которое я знаю. Незачем комитету Фонда возиться с присуждением премии, лучше просто пристрелить тех, кому придется вас слушать, чтоб зря не мучились. — Прекрасно, Уолтер, на сей раз я вас понял. Если текст моей речи такой скучный, поищите себе другого оратора. — Человека, который тоже мечтал бы вернуться в Чили? Извините, но на это у меня нет времени. Я перевернул страницу тетради и прочистил горло, готовясь продолжить чтение. — Вот увидите, дальше будет куда интереснее, — сказал я Уолтеру. — Вы не соскучитесь. Однако едва я приступил к третьей фразе, как Уолтер изобразил раскатистый храп. — Дивное снотворное! — воскликнул он, приоткрыв правый глаз. — Действует безотказно. — Я нудный, вы это хотите сказать? — Вот-вот, нудный, вы нашли верное слово. Ваши волшебные звезды превратились в набор букв и цифр, которые невозможно запомнить. Все эти Х321 и ZL254 — что с ними делать членам жюри, как вы думаете? Ведь мы же не персонажи сериала «Звездный путь», бедный мой друг! А расстояние до удаленных галактик вы измеряете в световых годах! Кто знает точно, что такое световой год, я вас спрашиваю? Может, ваша очаровательная соседка? Или ваш зубной врач? Или ваша матушка? Да это просто смешно. От ваших бесконечных цифр делается несварение, и вряд ли кто способен такое пережить. — И что же вы предлагаете, черт бы вас побрал?! Чтобы я дал имена всем моим созвездиям, как сортам помидоров, лука или картошки, — лишь бы ваша матушка поняла, чем я занимаюсь? — Вы, конечно, мне не поверите, но она вас читала. — Ваша мать читала мою диссертацию? — Именно так! — Я польщен. — У нее ужасная бессонница. Никакое лекарство уже не помогало, и тогда меня осенило: принесу-ка я ей сброшюрованный экземпляр вашей работы. Вам надо срочно писать продолжение, а то она скоро дочитает. — Да что вам от меня надо, в конце концов?! — Чтобы вы рассказали о ваших исследованиях простыми словами, доступными нормальному человеку. Это маниакальное пристрастие к ученым словам вызывает только раздражение. Вспомните, например, медиков. К чему вся эта тарабарщина? Разве мало просто чем-то болеть? Зачем нам рассказывают про дисплазию тазобедренного сустава, может, сойдет и «деформация»? — Сожалею, я не знал, что ваши кости причиняют вам столько беспокойства, дорогой Уолтер. — Ладно, не надо сожалеть, я говорил не о себе. Эта пресловутая дисплазия у моей собаки. — У вас есть собака? — Да, чудесный джек-рассел-терьер. Он сейчас у моей матери. Если она прочитала ему вслух последние страницы вашей диссертации, значит, оба они уже спят как убитые. У меня возникло жгучее желание придушить Уолтера, однако я повел себя как трус и только метнул в него презрительный взгляд. Его терпение выводило меня из себя, как, впрочем, и его упорство. Не знаю, как это вышло, но мой язык вдруг сам собой развязался, и впервые с того давнего дня я произнес заветные слова: «Где начинается рассвет?..»
Уже светало, но Уолтер и не думал засыпать.
Париж Кейра совсем измучилась, но сон все не шел. Боясь разбудить сестру, она перебралась из спальни в гостиную и улеглась на диван. Сколько раз она проклинала свою жесткую походную кровать? А теперь так по ней скучает! Она снова встала и подошла к окну. Никакого ночного неба, усыпанного звездами, только вереница уличных фонарей, освещающих пустынную улицу. В Париже пять часов утра, а в долине Омо, в пяти тысячах восьмистах километров отсюда, уже давно рассвело, и Кейра попыталась представить себе, чем сейчас занимается Гарри. Вернувшись на диван, она еще немного поворочалась и, запутавшись в собственных мыслях, наконец уснула. Звонок профессора безжалостно вырвал ее из утренних снов. — У меня для вас две новости. — Начните с той, что похуже! — потребовала Кейра, потягиваясь. — Вы оказались правы: даже с помощью того алмазного инструмента, которым я перед вами хвастал, мне не удалось отделить ни малейшего кусочка от вашего украшения. — Я вас предупреждала. А хорошая новость? — Одна лаборатория в Германии может выполнить наш заказ в течение недели. — Это, наверное, обойдется недешево? — Не берите в голову, пусть это будет моим вкладом в наше общее дело. — Об этом не может быть и речи, Айвори, да и с какой стати? — Господи, ну почему нужно обязательно искать всему причину? Радость открытия — достаточно веский довод? А вам, значит, подавай причину! Ну так слушайте: ваш таинственный камешек не давал мне уснуть до самого утра, а поверьте, для старика, который весь день зевает от скуки, это дорогого стоит, куда больше, чем какая-то мелочь, которую просит лаборатория. — Тогда пополам — или никак! — Ладно, пополам. Вы не против, если я сам отошлю им ваше сокровище? Придется вам с ним на время расстаться. Вопрос профессора застал Кейру врасплох, она привыкла, что кулон всегда висит у нее на шее, и ей стало не по себе, однако профессор пылал таким энтузиазмом, так радовался возможности открыть новую тайну, что она не решилась пойти на попятную. — Думаю, я смогу его вам вернуть уже в среду. Отошлю его в лабораторию курьерской почтой. А тем временем обложусь старыми книгами и попытаюсь отыскать изображение, хоть сколько-нибудь напоминающее наш объект. — Вы уверены, что хлопоты, которые вы взвалили на себя, не напрасны? — спросила Кейра. — О каких хлопотах вы говорите? Мне это доставляет радость. А сейчас я должен вас покинуть, меня ждет работа, и все благодаря вам! — Спасибо вам, Айвори! — сказала Кейра и положила трубку.
Прошла неделя. Кейра постепенно налаживала отношения с коллегами и друзьями, с которыми давно не общалась. Каждый вечер она ужинала с кем-нибудь в маленьком парижском ресторанчике или в квартире своей сестры. Разговоры крутились вокруг одних и тех же тем, совершенно не интересовавших Кейру, и ей всякий раз делалось скучно. Однажды, после ужина, где все говорили больше обычного, Жанна даже упрекнула Кейру за рассеянность. — Если эти встречи тебе так осточертели, зачем ты на них ходишь? — сурово отчитывала ее Жанна. — Да не осточертели они мне вовсе! — Когда ты окончательно заскучаешь, предупреди, я заранее подготовлюсь к спектаклю. За столом ты была похожа на моржа, под которым провалился лед. — Жанна, а как ты сама умудряешься выносить подобные разговоры? — Это называется «общаться». — Общаться? — рассмеялась Кейра и подозвала такси. — Тот тип, что нахватал общих мест из всех газет и толкал бесконечную речь о кризисе, — он с нами общался? Как и его сосед, который с таким смаком вещал о спортивных достижениях, словно обезьяна, дорвавшаяся до бананов. А может, говоря об общении, ты имеешь в виду ту девчонку-психоаналитика, которая сыпала банальными фразами о супружеской неверности? Или адвоката с его двадцатиминутным выступлением на тему роста преступности в городах, — а как иначе, ведь у него скутер сперли. Три часа неприкрытого цинизма! Теории и контртеории человеческого отчаяния — сколько пафоса! — Ты не любишь людей, Кейра! — констатировала Жанна, когда такси высадило их у ее дома. Их спор завершился уже глубокой ночью. Несмотря ни на что, назавтра Кейра отправилась вместе с сестрой на очередную вечеринку. Наверное, потому, что одиночество, сопровождавшее ее в последние годы, причиняло ей страдание, хотя она в этом ни за что бы не призналась. В один из выходных дней Кейра, пробегая через сад Тюильри и ища спасения от надвигающегося ливня, встретила Макса. Оба мчались по центральной аллее к входу со стороны улицы Кастильоне. Запыхавшись, Макс остановился перед лестницей, у подножия скульптурной группы с тиграми и носорогом; Кейра нашла приют поблизости, около льва и львицы, терзающих кабана[4]. — Макс, это ты? Статный красавец Макс страдал чудовищной близорукостью и даже в очках с толстенными линзами видел все словно в тумане, однако голос Кейры он узнал бы среди сотни других. — Как, ты в Париже? — удивленно спросил он, протирая очки. — Да, как видишь. — Вот теперь вижу! — воскликнул он, водружая очки на нос. — Ты останешься надолго? — В саду? Думаю, на полчасика, — ответила она, смутившись. Макс внимательно посмотрел на нее. — Я уже несколько дней в Париже, — вздохнув, пробормотала она. Раскатистое ворчание грома заставило их продолжить путь и поискать убежища под аркадами на улице Риволи. Они едва успели: начался настоящий потоп. — Ты не собиралась мне позвонить? — спросил Макс. — Конечно, собиралась. — И почему же не позвонила? Прости, я вываливаю на тебя кучу глупых вопросов. Если бы ты хотела со мной встретиться, ты бы позвонила. — Я не могла сообразить, что тебе сказать. — Тогда ты права. Следовало подождать, пока провидение не приведет нас на эту аллею… — Я рада тебя видеть, — перебила его Кейра. — Я тоже рад тебя видеть. Макс предложить выпить по стаканчику в баре отеля «Мерис». — Так ты надолго в Париж? Ну вот, опять я засыпаю тебя вопросами. — Не страшно, — успокоила его Кейра. — Я провела шесть вечеров подряд, слушая разговоры о политике, забастовках, сделках и разные сплетни. Никто никем не интересовался, и я в конце концов почувствовала себя невидимкой. Вот если бы я, не отходя от стола, повесилась на салфетке, может, кто-то и спросил бы, как у меня дела, и даже дождался ответа. — Как у тебя дела? — Как у льва, запертого в клетке. — И сколько ты уже сидишь в этой клетке? Неделю или больше? — Чуть-чуть побольше. — Ты останешься или снова уедешь? Кейра рассказала Максу о своих приключениях в Эфиопии и о том, почему пришлось вернуться. Надежда найти деньги на новую экспедицию представлялась ей слишком туманной. В восемь часов она, ненадолго исчезнув, позвонила Жанне и предупредила, что придет поздно. Они с Максом поужинали в «Мерисе». Каждый рассказал, как жил в те годы, что они не виделись. Вскоре после отъезда Кейры и их расставания Макс оставил свою должность преподавателя археологии в Сорбонне и стал управлять типографией своего отца: тот скончался от рака больше года назад. — Так теперь ты директор типографии? — Лучше бы ты сказала: «Мне жаль, что твоего отца не стало»! — улыбнувшись, заметил Макс. — Милый мой Макс, ты же хорошо меня знаешь, я всегда говорю не то. Мне действительно жаль, что твоего папы больше нет… Только, мне помнится, вы не очень-то ладили. — В конце концов мы помирились… в больнице Вильжюиф. — А зачем ты бросил преподавание? Ты же обожал свое дело. — В основном я обожал те оправдания, к которым оно позволяло мне прибегать. — При чем здесь оправдания? Ты же отличный преподаватель. — Я не похож на тебя и никогда не питал к своей работе такой любви, которая гнала бы меня на край света. — А типография, она тебе больше по душе? — По крайней мере, я смотрю правде в глаза. Я больше не стремлюсь совершить нечто грандиозное — например, сделать величайшее открытие века. Хватит с меня этих небылиц. Я был кабинетным археологом, способным лишь зачаровывать студенток красивыми сказками.
Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 250; Нарушение авторских прав Мы поможем в написании ваших работ! |