ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ 20 страница

За городом расстилались поля — поля без конца и края, мы все ехали и ехали вперед, а горы на горизонте, казалось, ничуть не приблизились к нам. У нас за спиной остались уже три сотни километров, время от времени мы проезжали через промышленные городки, выросшие посреди пустоты и скрашивавшие монотонность плоской равнины. Мы остановились в городке Шицзячжуан и залили полный бак бензина. На автозаправочной станции Кейра решила купить нечто, слегка напоминающее хот-дог, только она так и не сумела определить, из чего была сделана вложенная в булочку сосиска. Я отказался попробовать, а вот Кейра, со смаком откусывая Очередной кусочек, изображала крайнее удовольствие. Через пятьдесят километров моя пассажирка изменилась в лице, побледнела, и мне пришлось спешно тормозить у обочины. Согнувшись пополам, Кейра сбежала вниз по откосу; через десять минут она вернулась и взмахом руки приказала мне воздержаться от комментариев.

Чтобы справиться с тошнотой, о причине которой я обещал больше не упоминать, она села за руль. Когда мы достигли Янцюаня, а это был уже четырехсотый километр нашего пути, Кейра заметила вдали на холме несколько каменных домиков, — по-видимому, заброшенное селение, решила она. И попросила у меня разрешения съехать с шоссе и повернуть на грунтовую дорогу, идущую вверх по склону холма. Мне порядком надоел асфальт, к тому же нам наконец представился подходящий случай испробовать, на что способна наша полноприводная машина.

По выбоинам и кочкам мы добрались до деревушки. Кейра оказалась права: здесь давно никто не жил, дома лежали в развалинах, даже те, что сохранили остатки кровли. Мрачная атмосфера этого места не располагала к приятной экскурсии, но Кейра уже понеслась вперед, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней по старым улочкам этого призрачного селения. В центре деревни, там, где раньше, по-видимому, располагалась центральная площадь, сохранился водопойный желоб и деревянное строение, лучше других домов выдержавшее натиск времени. Кейра присела на ступеньки.

— Что это? — спросил я.

— Это старинный конфуцианский храм. В Древнем Китае многие следовали учению Конфуция, мудрость Учителя освещала путь не одного поколения китайцев.

— Может, войдем? — предложил я.

Кейра поднялась и подошла к двери. Она легонько ее толкнула, и дверь распахнулась.

— Конечно, войдем! — весело ответила она.

Внутри царило запустение, только несколько камней валялись на земле среди кустиков сорной травы.

— Интересно, что тут произошло? Почему деревня опустела?

— Может, источник иссяк или эпидемия уничтожила все население, кто знает? Этому селению тысяча лет, не меньше, жаль, что его бросили в таком состоянии.

Кейра остановила взгляд на небольшом квадратном участке в глубине храма. Она опустилась на колени и принялась осторожно, голыми руками копать грунт. Правой рукой она методично вытаскивала камешки, левой перебирала их и отбрасывала в сторону. Даже если бы я тогда прочел вслух все наставления Конфуция в каноническом порядке, она все равно не обратила бы на меня ни малейшего внимания.

— Нельзя ли узнать, что ты делаешь?

— Возможно, через несколько минут узнаешь.

Внезапно среди разрытой земли появился выпуклый бок бронзовой чаши. Кейра поменяла позу, усевшись по-турецки, и еще целый час ушел у нее на то, чтобы извлечь сосуд, плотно вросший в засохшую грязь. И вдруг она, словно фокусник, подняла чашу и протянула ее мне.

— Ну вот! — воскликнула она, светясь от радости.

Меня ошеломила не столько красота этой чаши, различимая даже под слоем покрывавшей ее грязи, сколько волшебство, благодаря которому она внезапно возникла из небытия.

— Как ты это сделала? Как ты узнала, что она тут лежит?

— У меня особый дар — находить иголки в стогах сена, даже если эти стога в Китае, — сказала она, поднимаясь. — Надеюсь, это тебя подбодрит?

Мне пришлось долго ее упрашивать, прежде чем она согласилась раскрыть свой секрет. Там, где Кейра принялась копать, трава росла реже, чем в других местах, и была короче и бледнее.

— Обычно так и бывает, когда под землей лежит какой-то предмет, — объяснила она.

Кейра смахнула с чаши пыль.

— Да, ее явно изготовили не вчера, — задумчиво сказала она, аккуратно ставя чашу на камень.

— Ты ее оставишь здесь?

— Она нам не принадлежит, она — часть истории людей, живших в этом селении. Кто-нибудь ее найдет и сделает с ней что ему заблагорассудится, а нам с тобой пора. Тут полно других стогов сена, и все они ждут, чтобы в них отыскали иголку.

На подъезде к Линьфэню пейзаж изменился; над этим городом, одним из десяти самых загрязненных в мире, нависло желтое небо, затянутое смрадными ядовитыми облаками. Я подумал о прозрачных вечерах на плато Атакама: неужели эти два места существуют на одной планете? Должно быть, человечество сошло с ума, раз оно способно до такой степени испортить окружающую среду. И какой станет наша планета в будущем — такой, как Атакама, или такой, как Линьфэнь? Мы подняли стекла в машине, но на Кейру все равно напал кашель, а у меня щипало глаза, и дорогу впереди я видел словно в тумане.

— Адская вонь, — пожаловалась Кейра после очередного приступа кашля.

Она повернулась к заднему сиденью и стала рыться в сумке: хотела найти какие-нибудь хлопковые вещи и использовать их в качестве масок. И вдруг вскрикнула.

— Что такое? — спросил я.

— Ничего, у меня в мешке какая-то штука - наверное, иголка или булавка. Я укололась.

— До крови?

— Пустяки, — обронила она, продолжая копаться в сумке.

Я вел машину, вцепившись в руль обеими руками: видимость все еще оставляла желать лучшего.

— Посмотри в бардачке, там лежит аптечка, наверное, и бинты есть.

Кейра откинула крышку, взяла аптечку и достала из нее маленькие ножницы.

— Ты здорово поранилась?

— Нет, со мной все нормально, но я все-таки хочу найти ту пакость, которая меня уколола. Я, между прочим, за эту сумку заплатила целое состояние.

И она, извиваясь как змея, стала переползать на заднее сиденье, чтобы как следует изучить свою несчастную сумку.

— Слушай, что ты там вытворяешь? — возопил я, получив пинок коленкой в бок.

— Я распарываю.

— Что распарываешь?

— Мерзкую подкладку этой мерзкой сумки. Лучше помолчи и смотри на дорогу.

И через некоторое время услышал, как Кейра пробурчала:

— Что это за штука?

Ей пришлось проделать серию акробатических трюков, чтобы вернуться на место. Наконец ей это удалось. Она с торжествующим видом показала мне маленькую металлическую брошку, которую крепко держала двумя пальцами.

— Вот эта чертова колючка! — важно объявила она.

На вид эта штука напоминала крохотный рекламный значок с торчащей внизу иголкой, только серый и тусклый и без всяких надписей.

Кейра внимательно осмотрела ее и вдруг побледнела.

— Что с тобой?

— Ничего, — ответила она, но по выражению ее лица я понял, что она крайне встревожена. — Наверное, это какое-нибудь швейное приспособление, которое завалилось за подкладку.

Кейра прижала палец к губам, потом жестом приказала мне вырулить на обочину и остановиться как можно скорее.

По мере того как мы удалялись от пригородов Линьфэня, дорога, пролегающая вдоль Склона горы, стала постепенно превращаться в узкую извилистую ленту. Поднявшись на высоту примерно трехсот метров, мы вырвались из-под ядовитой пелены, укрывавшей город, внезапно над нами появилось небо мутновато-голубого цвета. За очередным поворотом я заметил небольшую площадку у обочины: здесь мы вполне Смогли остановиться. Кейра оставила значок на приборной доске, вышла из машины и сделала мне знак следовать за ней.

— Ты какая-то странная, — заметил я, подойдя к ней.

— Я-то ладно, а вот жучок в моей сумке — это действительно странно.

— В твоей сумке — кто?

— Это не швейное приспособление, это микрофон. Поверь, я знаю, что говорю.

Мой шпионский опыт был весьма скромен, и я с трудом верил тому, что она сказала.

— Сейчас мы вернемся к машине, ты внимательно осмотришь эту штуковину и сам во всем убедишься.

Так я и сделал. Кейра оказалась права: у меня в руках действительно был миниатюрный передатчик. Мы снова вышли из машины, стараясь держаться подальше от любопытных ушей.

— Как ты думаешь, — заговорила Кейра, — зачем мне в сумку подложили микрофон?

— Китайские власти жаждут побольше узнать об иностранцах, болтающихся по их территории. Может, так поступают со всеми туристами, въезжающими в страну? — предположил я.

— В Китай каждый год прибывает двадцать миллионов гостей. Ты полагаешь, это китайская национальная забава — подкладывать жучки в таких немыслимых количествах?

— Откуда мне знать? Может, они это делают выборочно, наугад?

— Или не наугад. Если бы все было, как ты говоришь, не мы первые обнаружили бы эту штуку, и пресса на Западе наверняка подняла бы шум.

— Может, они ввели такую практику совсем недавно?

Я сказал это, только чтобы ее успокоить, но, говоря по совести, сам я считал, что мы попали в странную, если не сказать неприятную, ситуацию. Я стал перебирать в памяти наши дорожные разговоры и не припомнил ничего, что могло бы поставить нас в затруднительное положение — разве только пространные рассуждения Кейры о грязи и вони в промышленных городах, которые мы проезжали, и о сомнительном качестве еды.

— Ну вот, мы нашли эту штуку, давай ее выбросим и спокойно поедем дальше, — предложил я.

— Нет, мы ее оставим. Достаточно просто говорить не то, что мы думаем, например, о том, куда мы собираемся ехать дальше, и так мы сумеем обмануть тех, кто за нами шпионит.

— А как же наши интимные разговоры?

— Эдриен, сейчас не время изображать добропорядочного англичанина. Вечером осмотрим твою сумку: если они пометили мою сумку, вряд ли они сделали исключение для тебя.

Я подбежал к машине, вывалил скудное содержимое моей сумки прямо в багажник, сгреб все вещи и швырнул их как можно дальше: какой-нибудь прохожий, может быть, найдет их и обрадуется. Потом сел за руль, схватил жучок и выкинул его в окно.

— А если мне захочется сказать тебе, что я обожаю твою грудь? Я против, чтобы какой-нибудь похотливый сотрудник китайской Штази получал от этого удовольствие!

Я завел мотор, не дав Кейре времени ответить.

— А ты и вправду хотел сказать мне, что обожаешь мою грудь?

— Именно так!

Следующие пятьдесят километров мы проехали в полном молчании.

— А если настанет день, когда мне отнимут одну грудь, а может, даже обе, тогда что?

— Тогда я буду балдеть от твоего пупка — я же не говорил, что обожаю только твою грудь!

Еще пятьдесят километров мы опять не проронили ни слова.

— А не мог бы ты составить список того, что ты во мне любишь больше всего? — вновь заговорила Кейра.

— Конечно, но чуть позже.

— А когда?

— Когда настанет подходящий момент.

— А когда он настанет, этот подходящий момент?

— Когда я составлю список того, что я люблю в тебе больше всего.

Уже стало темнеть, и я почувствовал, что на меня наваливается усталость. Навигатор показывал, что до Сианя осталось никак не меньше ста пятидесяти километров. Мои веки отяжелели, и я боролся с желанием закрыть глаза. Кейру сморил сон: прислонившись головой к стеклу, она спала как младенец. На повороте машину слегка занесло. Еще миг — и я бы в буквальном смысле пустил под откос нашу жизнь, а жизнью своей пассажирки я очень дорожил и не хотел подвергать ее риску. Что бы мы ни искали, это вполне могло подождать еще одну ночь. Я остановился на краю узкой дороги, пересекающей нашу, заглушил мотор и мигом уснул.

Лондон

Темно-синий «ягуар» пересек Вестминстерский мост, обогнул площадь у Парламента, проехал вдоль здания Государственного казначейства и повернул к Сент-Джеймсскому парку.

Сэр Эштон устроился на скамейке у озера, где утолял жажду пеликан. К нему подошел молодой человек и сел рядом.

— Какие новости? — спросил сэр Эштон.

— Они провели одну ночь в Пекине и теперь находятся в ста пятидесяти километрах от Сианя, куда, судя по всему, они и направляются. Когда я выходил из офиса, их машина уже два часа не двигалась с места: наверное, они спят.

— Сейчас у нас пять часов, значит, у них десять вечера, так что это вполне возможно.

Вы узнали, что они собираются делать в Сиане?

— На данный момент нам это неизвестно. Они один или два раза упоминали о белой пирамиде.

— Тогда понятно, почему они отправились в эту провинцию. Только вряд ли они ее найдут.

— А о чем идет речь?

— О фантазии одного американского летчика. Наши спутники так и не обнаружили там эту пирамиду. Что еще вы можете мне сообщить?

— Китайцы потеряли два передатчика.

— То есть как потеряли?

— Передатчики перестали функционировать.

— Вы думаете, они их обнаружили?

— Это возможно, сэр, но наш человек в Китае полагает, что речь идет о технических неполадках. Надеюсь, завтра мы получим новую информацию.

— Вы возвращаетесь в контору?

— Совершенно верно, сэр.

— Отправьте Пекину сообщение от моего имени. Поблагодарите его и напомните, что необходимо соблюдать тишину. Он поймет. И еще: подготовьте все документы, чтобы я мог в любую минуту отправиться в Китай, если сочту это необходимым. Мы должны быть готовы.

— Мне отменить все ваши встречи на текущей неделе?

— Ни в коем случае!

Молодой человек попрощался с сэром Эштоном и удалился.

Позвонив своему дворецкому, сэр Эштон попросил собрать ему чемодан: положить туда вещи, которые могут понадобиться для двух-трехдневной поездки.

Провинция Шэньси

В стекло кто-то стучал. Я вздрогнул и проснулся: из темноты мне улыбался какой-то старик с узелком за плечом. Я опустил стекло. Старик прижал щеку к сложенным ладоням, и я понял, что он просит приютить его на ночь. Стоял страшный холод, странник весь дрожал, и я вдруг подумал об эфиопе, который пустил меня переночевать. Я открыл дверцу и сбросил наши вещи на пол. Человек благодарно кивнул и устроился на заднем сиденье машины. Он развязал узелок и предложил мне маленькие сухие лепешки, которые припас себе на ужин. Я взял одну лепешку, чтобы доставить ему удовольствие. Мы не могли поговорить, но обменялись взглядами, и этого было достаточно. Он протянул мне еще одну лепешку — для Кейры. Она крепко спала, и я положил угощение на приборную доску перед ней. Старик, судя по всему, очень обрадовался. Мы с ним сжевали наши лепешки, он вытянулся на сиденье и закрыл глаза. Я последовал его примеру.

Я проснулся раньше всех, едва только забрезжил рассвет. Кейра потянулась, и я жестом попросил ее не шуметь. Я указал ей на нашего гостя, который мирно почивал на заднем сиденье.

— Это кто? — шепотом спросила она.

— Не имею ни малейшего представления. Наверное, нищий, он оказался на дороге совсем один, а ночью было очень холодно.

— Ты правильно сделал, что пригласил его в комнату для гостей. А мы где?

— Нигде. Но точно знаю, что в ста пятидесяти километрах от Сианя.

— Хочу есть, — заявила Кейра.

Я показал ей на лепешку. Она схватила ее, понюхала, секунду поколебалась, потом мигом проглотила.

— Я все равно хочу есть, — пожаловалась она. — А еще хочу принять душ и как следует позавтракать.

— Сейчас еще слишком рано, но мы непременно найдем по дороге место, где сможем поесть.

Старик проснулся. Он расправил одежду и поздоровался с Кейрой, сложив ладони и наклонив голову. Она поприветствовала его точно так же.

— Ты идиот, это же буддийский монах, — объяснила она. — Наверное, он совершает паломничество.

Кейра попыталась поговорить с нашим гостем при помощи жестов. Потом повернулась ко мне, очень довольная, только я не мог взять в толк почему.

— Поехали, мы подвезем его.

— Ты хочешь сказать, что он сообщил тебе адрес, куда его везти, и ты сразу все поняла?

— Поезжай вверх вот по этой дороге и доверься мне.

Внедорожник кренился то в одну, то в другую сторону, мы поднимались к вершине холма. Вокруг было очень красиво, но Кейра, казалось, что-то высматривала вдалеке. На вершине дорога поворачивала и спускалась небольшому леску из сосен и лиственниц. Когда мы выехали из леса, дорога кончилась, старик жестом велел мне остановиться и выключить двигатель. Дальше нам предстояло идти пешком. В конце тропинки мы обнаружили ручей, и старик повел нас по берегу; мы прошли метров сто до брода и перебрались на другую сторону. Затем поднялись по склону следующего холма, и внезапно перед нашими глазами появилась крыша монастыря.

Нас встретили шесть монахов. Они склонились перед нашим проводником и пригласили нас следовать за ними.

Нас привели в просторный дом рядом с монастырем; внутри были комнаты с белыми стенами, без всякой мебели. Только несколько ковров прикрывали земляной пол. Нам принесли рис, чай и манту — что-то вроде клецек из пшеничной муки, варенных на пару.

Поставив перед нами еду, монахи удалились, оставив нас с Кейрой одних.

— Скажи, что мы здесь делаем? — спросил я ее.

— Мы же хотели позавтракать, разве нет?

— Я думал, мы поедим в ресторане, а не в монастыре, — шепнул ей я.

Наш проводник вошел в комнату. Он уже где-то оставил свои лохмотья и теперь предстал перед нами в длинном красном одеянии, подпоясанном шелковым кушаком с тонкой вышивкой. Шесть монахов, которые встречали нас, бесшумно проскользнули следом и уселись по-турецки на пол позади него.

— Спасибо, что проводили меня, — произнес он, поклонившись нам.

— Вы не говорили, что так хорошо знаете французский, — удивилась Кейра.

— Не припоминаю, что вообще что-то говорил вчера вечером и сегодня утром. Я совершил кругосветное путешествие и выучил ваш язык, — сказал он, обращаясь к Кейре. — Что вы ищете в этих краях? — спросил он у нас.

— Мы туристы, хотим осмотреть эту провинцию, — ответил я.

— Правда? Надо сказать, в провинции Шэньси можно увидеть множество чудес. В этих краях больше тысячи храмов. И время года благоприятствует туризму. Здесь очень холодные зимы. Снег, конечно, прекрасен, но из-за него возникают проблемы. Вы здесь желанные гости. Вам, наверное, хочется привести себя в порядок — комната, где можно помыться, в вашем распоряжении. А в соседней мои ученики постелили вам циновки, предлагаю вам отдохнуть и приятно провести день. В полдень вам подадут еду, а мы с вами встретимся немного позже. Сейчас я вынужден вас оставить, настало время обдумать путешествие и предаться медитации.

Старик удалился. Шесть монахов дружно поднялись и вышли за ним.

— Как ты думаешь, он их начальник? — спросил я у Кейры.

— По-моему, это неподходящее название, у буддистов иерархия строится по духовному, а не по административному принципу.

— А ночью на дороге я принял его за обычного нищего.

— Одно из основных правил этих монахов — не иметь ничего, кроме мыслей.

Мы с удовольствием помылись и пошли прогуляться по окрестностям монастыря. Это были дивные места, неподвластные времени и не тронутые цивилизацией, объятые покоем и негой; охваченные сладостными чувствами, мы устроили себе ложе любви у подножия старой ивы.

День склонялся к закату. Сгустились сумерки, и я показал Кейре звезды, зажегшиеся на небосклоне. К нам подошел наш монах и сел рядом.

— Итак, вы увлекаетесь астрономией, — заметил он.

— Как вы узнали?

— Это просто наблюдение. Когда смеркается, люди обычно смотрят на солнце, опускающееся за линию горизонта, а вы обращаете взор к небу. Астрономия — наука, всегда привлекавшая меня. Невозможно идти по пути мудрости, не задумываясь о величии Вселенной и тайнах бесконечности.

— Уж меня-то никак нельзя назвать мудрецом, но вы правы, я с детства задаю себе вопросы о Вселенной и бесконечности.

— Дитя — сама мудрость, — ответил монах. — Значит, теперь, когда вы стали взрослым, в вас осталось многое от того ребенка, каким вы были, и я счастлив, что вы до сих пор слышите его голос.

— Скажите, а где мы находимся? — спросила Кейра.

— В обители отшельников, уединенном месте, где вы обрели защиту.

— Но мы не подвергались опасности, — возразила Кейра.

— Я так и не говорил, — мягко поправил ее монах. — Однако, если вам что-то будет угрожать, здесь вы будете в безопасности — при условии соблюдения наших правил. — Каких?

— Не беспокойтесь, у нас их немного, и все они очень простые. Например, подниматься до рассвета, возделывать землю, чтобы заслужить ту пищу, которую она нам дает, не посягать ни на какое живое существо, будь то животное или человек, — впрочем, мне кажется, вы и так никогда бы этого не сделали. Ах да, чуть не забыл, еще одно — не лгать. Монах повернулся к Кейре:

— Значит, ваш друг астроном. А вы чем занимаетесь?

— Я археолог.

— Археология и астрономия — поистине прекрасная встреча!

Я взглянул на Кейру: она слово за словом впитывала речи монаха.

— Вы открыли для себя что-то новое в этой туристической поездке?

— Мы не туристы, — выдохнула Кейра.

Я посмотрел на нее с осуждением.

— Ведь нам же сказали, здесь не принято врать! — воскликнула она и продолжала: — Мы скорее…

— Исследователи? — подсказал монах.

— Да, в некотором роде.

— И что же вы ищете?

— Белую пирамиду.

Монах рассмеялся.

— Что тут смешного? — сердито спросила Кейра.

— И вы нашли ее, вашу белую пирамиду? — осведомился монах, поглядывая на Кейру, и в глазах его все так же светились искорки смеха.

— Нет, нам надо добраться до Сианя: мы думаем, пирамида находится прямо перед нами, там, куда мы держим путь.

Монах снова расхохотался, еще веселее прежнего.

— Но что такого смешного я сказала?

— Я сомневаюсь, что вы найдете эту пирамиду в Сиане, однако в другом вы не ошибаетесь: она действительно находится прямо у вас на пути, перед вашими глазами, — произнес он, посмеиваясь.

— Мне кажется, он над нами издевается, — сказала Кейра, повернувшись ко мне. Она уже начинала злиться.

— Клянусь вам, это не так, — заверил ее монах.

— Тогда объясните, почему вас разбирает смех всякий раз, как я открываю рот.

— Прошу вас, не говорите моим ученикам, что я так веселился в вашем присутствии. Об остальном мы поговорим завтра. Мне пора уединиться для медитации. Мы встретимся на рассвете. Не опаздывайте.

Монах встал, поклонился нам и удалился. Пока он шел по дороге от дома к монастырю, по его вздрагивающим плечам мы видели, что он смеется.

Мы заснули как убитые. Кейра разбудила меня:

— Вставай, нам пора. Я слышу, как монахи ходят по двору — значит, скоро рассвет.

У входа в помещение, служившее нам спальней, уже стояли плошки с едой. Ученик жестами показал нам, что следует омыть руки и лицо, прежде чем прикасаться к пище, которую для нас приготовили. Когда мы завершили утренний туалет, он предложил нам сесть и вкусить пищу с должным благоговением.

Мы вышли за стены обители и отправились к старой иве, где накануне нам было так хорошо. Монах уже ждал нас там.

— Надеюсь, ночью вас ничто не тревожило.

— Я спала как младенец, — ответила Кейра.

— Так вы ищете белую пирамиду? И что же вы знаете о ней?

— Судя по тем сведениям, которые мне удалось найти, она имеет высоту более трехсот метров, так что это самая высокая пирамида в мире.

— На самом деле она гораздо выше, — проговорил монах.

— Значит, она на самом деле существует? — с надеждой спросила Кейра.

Монах улыбнулся.

— Да, можно сказать, что она действительно существует.

— Где она находится?

— Как вы сами вчера сказали, она прямо перед вами.

— Простите, но я неважно разгадываю загадки. Может, вы дадите какую-нибудь подсказку, я была бы вам бесконечно признательна.

— Что вы видите на горизонте? — спросил монах.

— Горы.

— Это горный массив Куньлунь. Знаете, как называется самая высокая гора, та, которая стоит вон там, прямо перед вами?

— Нет, не знаю, — ответила Кейра.

— Хуашань. Правда, она очень красива? У нас пять священных гор, она — одна из них. Ее история очень поучительна. Более двух тысяч лет назад у подножия западного склона этой горы был построен таоистский храм. Там обосновались мудрецы, верившие в то, что на вершине этой горы живут боги, управляющие скрытыми мирами. У горы Хуашань пять пиков — восточный, западный, северный, южный и центральный. Скажите мне, как бы вы определили общую форму ее вершин?

— Пожалуй, как остроконечную, — ответила Кейра.

— Прошу вас, откройте глаза, еще раз внимательно посмотрите на Хуашань и подумайте хорошенько.

— Она напоминает треугольник, — неуверенно сказал я.

— Вы правы, так и есть. В начале декабря самая высокая вершина горы покрывается великолепной снежной пеленой. Когда-то это были вечные снега, но в наши дни они тают в конце весны и снова появляются только зимой. Мне жаль, что вы не сможете остаться здесь подольше и увидеть гору Хуашань в это время года: это зрелище столь прекрасно, что ему нет равных. А теперь последний вопрос: каков цвет снега?

— Белый… — пробормотала Кейра, которая начала понимать, к чему нас подводил монах.

— Ваша белая пирамида прямо у вас перед глазами. Надеюсь, теперь вы поняли, что меня так насмешило вчера?

— Нам совершенно необходимо попасть туда! — твердо заявила Кейра.

— Эта гора таит множество опасностей, — продолжал монах. — На каждом склоне имеется тропинка, выбитая прямо в стене. Это священная дорога, ведущая к вершине: она самая высокая не только из всех пиков горы Хуашань, но и из всех пяти священных гор Китая. Ее называют Облачным пиком или столпом.

— Вы сказали, столпом? — взволнованно спросила Кейра.

— Да, именно так называлась эта вершина в древние времена. Вы уверены, что действительно хотите туда отправиться? Путь по священной дороге очень опасен.

Стоило мне мельком взглянуть на Кейру, как я понял: мы отправимся покорять гору Хуашань, невзирая ни на что. Кейра была преисполнена решимости. Монах в мельчайших деталях описал, что нас ждет. Чтобы подняться на первый гребень, нам придется карабкаться по узеньким ступеням, вырубленным прямо в камне, длина этого отрезка пути — пятнадцать километров. Затем нам предстоит перебираться через пропасти по шатким мосткам — доскам, укрепленным на штырях, вбитых в скалу, и идти по узким карнизам над обрывами. Пройдя по священной дороге, добавил он, отважные и решительные, твердые в своей вере люди сумеют достичь Божественного храма, возведенного когда-то на северном пике горы, на высоте две тысячи шестьсот метров.

— Любой неверный шаг, любое отклонение в сторону может стоить вам жизни. Опасайтесь льда: даже в теплое время года он иногда попадается на верхних каменных ступенях. Постарайтесь не поскользнуться, вряд ли вы найдете, за что зацепиться. И не пытайтесь спасти друг друга, если один из вас не удержится и начнет сползать вниз — вы оба погибнете, упав в пропасть.

Он нас предупредил, но даже не думал пугать. Он предложил нам надеть более подходящую одежду, а наши вещи оставить в монастыре. С нашей машиной, стоящей на опушке леса, ничего не случится, заверил он. Через пару часов мы сели в повозку, запряженную осликом. Ученик, правивший ею, довез нас до дороги. Там он остановил грузовичок, поговорил с водителем, и нам позволили сесть в кузов. Час спустя грузовичок затормозил на склоне горы. Водитель высадил нас и показал тропу посреди соснового леса.

Мы пошли через лес, и вскоре Кейра заметила вдалеке ступени, о которых говорил монах. Следующие три часа пути дались нам куда труднее, чем я предполагал. Чем выше мы карабкались, тем круче казались нам ступени, и это было не просто ощущение: склон становился все менее отлогим. Теперь мы уже не поднимались по лестнице, а ползли вверх по почти отвесной стене с вырубленными в ней небольшими выемками. И ни в коем случае нельзя было смотреть вниз, только двигаться вперед, ища глазами цель — вершину горы.

Первая часть восхождения закончилась, и мы достигли Ступеней в Рай. Они шли по самому гребню, гладкие и почти горизонтальные, и я понял, почему их так называли: стоило страннику поскользнуться на любой из них, и он немедленно попадал в рай.

Некоторое время спустя мы снова поползли в гору.

— Я не имела права, — произнесла Кейра, уцепившись за скалу.

— На что? — спросил я.

— Тащить тебя сюда. Надо было послушать монаха: ведь он предупреждал нас, что дорога очень опасна.

— Но ведь я его тоже не послушал. Однако сейчас не время это обсуждать, ты помнишь, он сказал нам, что малейшая оплошность может стоить нам жизни. Так что соберись.

Мы добрались до плато Цанлун. Здесь росли зонтичные сосны, но дальше, когда мы миновали узкий проход в скалах, ни одного дерева мы уже не увидели.

— У тебя есть хотя бы предположение, что мы тут ищем?

— Нет, но, когда настанет время, я это найду.

У нас болели все мышцы, я почти не чувствовал ног, трижды мы чуть не сорвались в пропасть и трижды каким-то чудом удержали равновесие. Солнце достигло зенита, когда мы вышли из прохода. Перед нами открылись два пути: один вел к западной вершине, другой — к северной. В отвесную стену были вбиты штыри, а к ним прикреплены доски — по этим ненадежным мосткам нам и предстояло продолжить восхождение.

Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 228; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!