ПРИНЦИП КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИЙНОСТИ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ: НАСЛЕДИЕ, ОТ КОТОРОГО НАДО ОТКАЗАТЬСЯ

В методологии истории важную роль играют принципы. Без них не может быть методологии как целостного инструмента познании, ибо принципы – это обязательные правила и критерии научности. В советской историографии в структуре методологии выделялись три регулирующих принципа – историзма, объективности и коммунистической партийности. При этом принцип партийности был главным, ведущим. Содержание этого принципа менялось на каждом этапе развития советской исторической науки, но всегда оставались два аспекта – классовость и неизменная преданность идеалам социализма, т.е. господствующей коммунистической идеологии. На последнем этапе господства КПСС было сформулировано официальное толкование принципа партийности в книге «ХХVII съезд КПСС: творческий вклад в марксистско-ленинскую теорию». Вот его определение: «Партийность в марксистско-ленинском понимании предполагает научность, объективность познания, а значит, необходимость искать и умение находить и открыто провозглашать истину, как бы горька и беспощадно критична она ни была; это значит сочетать в исследовании преемственность, чистоту и незыблемость исходных принципов теории с их постоянным творческим обогащением, ориентацией на постановку и решение новых проблем. Партийность означает сознательное выражение интересов рабочего класса, потребностей и задач его революционной борьбы за победу социализма и коммунизма. И поскольку эти интересы совпадают с объективными закономерностями общественного развития, с интересами прогресса всего человечества, партийность марксистско-ленинской теории совпадает с научностью, устремленностью к истине, с подлинным гуманизмом» [12, с. 115].

Данное положение противоречиво, т.к. содержит противоположные начала, которые оторваны от реальности. КПСС была давно не в ладах с правдой истории и с историческим опытом. В своей деятельности она избегала правды истории в самой главной для нее отрасли знания – истории партии, которая была пронизана мифами, догмами, искажениями правды истории, «белыми пятнами» и просто фальсификациями. В раскрытии сущности партийности провозглашается «необходимость искать и умение находить и открыто провозглашать истину, как бы горька и беспощадно критична она ни была» и в то же время утверждается, что «это значит сочетать в исследовании преемственность, чистоту и незыблемость исходных принципов теории…» Во-первых, о какой преемственности идет речь? Ведь в деятельности КПСС было много решений, среди которых одни шли вразрез с провозглашенными постулатами марксизма о гуманизме, правах и свободах человека, социальной справедливости и т.п., другие действительно были направлены на решение научно обоснованных задач общественного развития. Во-вторых, зачем всегда оглядываться на «чистоту исходных принципов», которые не могут быть вечными и неизменными, ведь все теории имеют свойство стареть? К. Маркс и Ф. Энгельс по этому вопросу утверждали, что надо не жизнь подгонять к теории, а наоборот, теории корректировать исходя из жизни. В работе «Немецкая идеология» они писали: «Это понимание истории (имеется в виду материалистическое понимание – авт.). В отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе какую-нибудь категорию, а остается все время на почве действительной истории, объясняют не практику из идей, а объясняют идейные образования из материальной практики…» [40, с. 37].

А теперь о том, что «партийность означает сознательное выражение интересов рабочего класса, потребностей и задач его революционной борьбы за победу социализма и коммунизма». Эта фраза внеисторична, она констатирует якобы вечную революционность рабочего класса и прогрессивность, его борьбу за социализм и коммунизм. Но в 80-е годы ХХ столетия практика борьбы рабочего класса, например, в капиталистических странах Европы, показала, что на парламентских выборах за коммунистические партии голосов отдавали в 4-5 раз меньше, чем за социал-демократические партии, а революционные методы борьбы не были записаны в программах даже коммунистических партий, требование диктатуры пролетариата компартии стран Европы и США сняли еще в 70-е годы. В рабочем движении этих стран отсутствует как всеобщее, общенародное требование перехода от капитализма к социализму. К концу ХХ столетия рабочий класс явно утратил функцию передового класса в общественном развитии. Она перешла к работникам высокого интеллектуального труда во всех областях материального и духовного производства. Не замечать всего этого и продолжать повторять теории конца ХIX и первой половины ХХ ст. – значит утратить почву реализма и связь с марксизмом, так как он (как и ранний ленинизм) критерием истины считал практику.

Ну а что же историки? Понимание партийности исторической науки сформулировано более четко в связи с процессом формирования методологии истории как самостоятельной отрасли исторических знаний в 70-е годы ХХ ст. В первой монографии по методологии истории К.Д. Петряева обосновывается только один принцип – историзма, а партийность рассматривается лишь как одно из условий реализации этого принципа. Этот аспект автор рассматривает только во втором издании книги [53, с. 41].

Известный специалист в области методологии истории Б.Г. Могильницкий из Томского университета, который стал ведущим центром страны в разработке проблем методологии истории, принцип партийности в историческом исследовании определял как классовый подход и исходный пункт историка [47, с. 3-9]. Автор понимал, что не следует абсолютизировать этот принцип, придавать ему идеологическое содержание. Он утверждал: «…партийность не является неким «идеологическим привеском» к историческому познанию, а составляет в классовом обществе его необходимую предпосылку, оказывая самое непосредственное влияние на его результаты. Партийность ученного может в разной степени содействовать или препятствовать его познанию исторической действительности. Все зависит от того, насколько глубоко его классовая точка зрения помогает уяснить существо исследуемых отношений, или, напротив, насколько сильно она препятствует этому уяснению. Но во всех случаях партийность входит в число факторов, оказывающих решающее влияние на историческое познание» [47, с. 4].

Автор справедливо отметил, что партийность познания не гарантирует результатов исследования. Часто в историографической практике встречается противоречие, когда партийная позиция ученого противостоит объективным результатам исследования. По его мнению, «Причины такого несоответствия кроются в самой природе научного познания. Даже в структуре такой науки, как история, построения которой непосредственно связаны с господствующими в обществе политическими и философскими воззрениями, имеются элементы, не обусловливаемые целиком мировоззренческими категориями. Историк работает с историческими источниками, объективные данные которых могут противоречить его исходным идейно-теоретическим позициям. Так нередко происходит в тех случаях, когда сталкиваются реакционные или консервативные мировоззренческие принципы ученого и адекватно отраженная в исторических источниках объективная реальность» [47, с. 8].

Б.Г. Могильницкий здесь проигнорировал тот факт, что исторические источники могут противоречить не только «реакционному и консервативному мировоззрению», но и прогрессивному коммунистическому. Об этом свидетельствовала широко известная историографическая практика эпохи господства сталинизма. Вопреки своим же утверждениям, он в итоге делает вывод о том, что партийность и объективность совпадают. Несовпадение партийности и объективности он видел только в буржуазной историографии [47, с. 7]. В этом проявилась тенденциозность историка в отношении немарксистской историографии.

В монографии академика АН СССР Е.М. Жукова «Очерки методологии истории» справедливо отмечена мысль В.И. Ленина о том, что буржуазные профессора, будучи «приказчиками класса капиталистов», нередко дают объективные научные знания, которые марксистам не следует игнорировать. По мнению Е.М. Жукова: «… «партийность», т.е. социально-политическая направленность того или иного исторического труда, определяется не субъективным положением его автора, а теми действительно объективными условиями, в которых формируется индивидуальный выбор его идейной позиции и протекает его творчество.

Противоречие между партийностью и научной объективностью может возникнуть и неизбежно возникает в том случае, когда исследователь пренебрегает реальными потребностями прогрессивного социального развития, вступает в противоречие с ним. Поэтому партийность марксистской общественной науки, отражающей взгляды самого передового класса современного общества, свободна от предвзятости» [14, с. 43-44].

Как видим, автор делит партийность на хорошую и плохую, повторяя догму советской партийной пропаганды об абсолютной прогрессивности социализма и рабочего класса и марксистской общественной науки, которая априори обречена на научную объективность. И это при том, что историками была основательно раскрыта деградация советской исторической науки в эпоху господства сталинизма, что особенно и в наибольшей степени проявилось в сталинском учебнике «История ВКП(б). Краткий курс».

В самом начале перестройки в 1986 г. вышла книга «Историческая наука. Вопросы методологии», авторы которой прямо заявили, что «нельзя включать в систему марксистско-ленинских принципов исторического исследования наряду с принципами историзма и партийности еще и принципы объективности, научности. Принцип объективности сам по себе, выступающий в качестве важнейшего принципа научного исследования в естественных науках, неприменим в общественных, в том числе в истории» [19, c. 78].

Возникает вопрос: почему объективность (научность) в качестве методологического принципа неприемлема? Авторы отвечали: «…в марксистско-ленинских общественных науках объективность сливается с пролетарской партийностью и проявляется только через нее. Признание одновременного существования в марксистско-ленинской исторической науке принципов партийности и объективности логически неизбежно приводит к противопоставлению – первого второму, что не соответствует реальному положению вещей» [19, с. 79].

Авторы справедливо усматривали естественное противопоставление объективности и партийности, но решали эту коллизию в духе партийной догматики в пользу партийности любой ценой.

Другие историки наоборот, отстаивали правомерность существования обоих принципов. Известный выдающийся советский историк из МГУ И.Д. Ковальченко в своей фундаментальной монографии «Методы исторического исследования» эту коллизию предлагал решить таким образом. По его мнению, «Социальная классовая позиция исследователя определяет его партийность. Соответствующий общественный интерес выражается в партийности через мировоззрение и прежде всего через идеологию, как его наиболее теоретизированный компонент. Партийность может осознаваться или не осознаваться, признаваться или не признаваться исследователем, но она всегда есть и всегда проявляется в познавательной деятельности. Утверждения о возможности деидеологизации и надпартийности науки и призывы к этому несостоятельны, ибо равнозначны признанию независимости личности от общества. Само отрицание партийности в науке является одной из форм партийности… сама по себе партийность не исключает объективности. Все дело в характере партийности. А она может быть весьма различной, ибо различны те общественные интересы, которые ею выражаются. Основной разграничительной линией здесь выступают различия интересов отдельных классов…

Органическое единство объективности и партийности в марксизме, обусловленное соответствием интересов рабочего класса объективному ходу общественно-исторического развития, выражается в единстве познавательной и практически-предметной деятельности рабочего класса, в единстве марксистско-ленинской теории и практики революционной борьбы, в материалистическом монизме марксистской теории и ее диалектическом методе» [24, с. 243-245].

Как видим, И.Д. Ковальченко также как и другие советские историки, успешно разрабатывавшие проблемы методологии истории, коммунистическую партийность определял как классовый подход, т.е. как гражданскую позицию историка. Но и он отождествлял ее с объективностью, которую в свою очередь привязывал к догматической установке КПСС о постоянной революционности рабочего класса. Если признать состоявшийся факт того, что рабочий класс утратил качества единственно передовой общественно-политической силы общества к концу ХХ ст., то классовость-партийность становится в противоречие с объективностью и этим самым ставится под вопрос положение о партийности как обязательном познавательном принципе.

Ученые коммунистической ориентации понимали в конце 1990-х годов, что марксистское положение об исторической миссии рабочего класса, сформулированное в ХIХ в., к концу ХХ в. нуждается в радикальном переосмыслении, о чем они заявили 1998 и 1999 гг. Однако руководство КП РФ и КПУ проигнорировало мнение ученых и по прежнему повторяет давно устаревшие оценки рабочего класса по марксизму ХIХ ст. Но историки должны ориентироваться не на догмы коммунистических вождей, а на мнение современно мыслящих ученых, учитывающих опыт уроки истории.

В 1989 г. вышли две монографии, которые фактически завершали этап разработки методологии истории советской исторической науки. Заслуживает внимания книги Б.Г. Могильницкого «Введение в методологию истории», в которой автор дальше других отошел от догматической абсолютизации принципа коммунистической партийности. Основные суждения историка сводятся к следующему: «В классовой направленности исторической науки выражается ее партийность. Если пристрастность историка является субъективным качеством, часто действительно отрицательно влияющим на его работу, то партийность – категория объективная, отражающая определенную закономерность, присущую самому историческому познанию. Мы определяем партийность в исторической науке как подход ученого к исследованию исторической действительности с позиций определенного класса, проявляющийся в проведении в его историографической практике идей, взглядов, настроений, идеалов этого класса» [48, с. 74].

В то же время автор верно заметил (это актуально и сегодня!): «Сказанное, разумеется, не означает, что партийность присуща каждому без исключения историческому исследованию. Во все времена существовали труды историков, лишенные всякого общественного звучания. Посвященные, как правило, малозначащим историческим деталям, также работы часто демонстрируют высокую профессиональную технику их авторов в сфере обработки источников. Но не озаренные светом общей исторической теории, не опаленные жаром современных им социально-политических конфликтов и идейной борьбы, они никогда не определяли и не могут определять облик исторической науки, ибо в противном случае она перестала бы выполнять свою важнейшую социальную функцию» [48, с. 75].

Автор одним из первых высказал мысль о том, что: «Сегодня коренным теоретическим вопросом, выдвинутым перед марксистским обществоведением самой жизнью, является вопрос о сочетании классового и общечеловеческого начал в реальном мировом развитии, а следовательно, и в изучении этого развития исторической наукой» [48, с. 81].

Сама постановка вопроса в методологии истории была нова, но как ее решать было еще не известно.

Б.Г. Могильницкий справедливо отметил, что не следует абсолютизировать принцип партийности. По его мнению, «Партийность ученого не является неким абсолютом, нацелю и автоматически определяющим результаты его исследований. В процессе исторического познания она находится в сложных и нередко противоречивых отношениях с другими его принципами. Характер этих отношений может, как содействовать, так и препятствовать реализации принципа партийности в конкретной исследовательской практике. Наиболее распространенным здесь является противоречие между партийной позицией ученого и объективными результатами его творчества…

Расхождение между позицией историка и объективной значимостью его трудов имеет другой аспект. Декларирование ученым идей передового общественного класса автоматически не определяет научную эффективность его историографической практики. Во все времена существовало немало посредственных, исторических произведений, не соответствующих прогрессивным политическим и общественным идеалам своей эпохи или даже в разной степени противоречащих им, как бы громогласно их авторы ни клялись в своей верности этим идеалам» [48, c. 82].

Автор верно отметил, что историографическая практика обладает определенной самостоятельностью, автономией. Имеется много тем и сюжетов, которые не находятся в жесткой зависимости от классовой позиции историка [48, с. 83]. По его мнению «Попытка полностью идентифицировать партийную позицию отдельного ученого, исторической школы или целого исторического направления с их исследовательской практикой огрубляет действительную картину развития исторического знания и в последнем счете лишь компрометирует сам принцип партийности исторической науки» [48, с. 83-84].

Автору необходимо было лишь обратиться к историографической практике и раскрыть свои выводы на конкретных примерах. Но до такой смелости он не дошел.

Другой работой на эту тему является монография Н.А. Бурмистрова «Классовая природа партийности исторической науки (Теория и практика исследования)». Она была единственной книгой, специально посвященной принципу партийности. Автор раскрыл историю партийности в науке на основе анализа суждений Гегеля, Канта, Маркса, Энгельса, Ленина, а также русских публицистов и мыслителей – Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Салтыкова-Щедрина и др. Он обратил внимание на то, что в произведениях К. Маркса и Ф. Энгельса не встречается термин «партийность», но он широко употребляли другие: «классовый интерес», «классовый инстинкт», «классовая тенденция», «классовая позиция». Н.А. Бурмистров справедливо отмечал, что «Интересы различных общественных групп выступают важным средством социальной ориентации науки…» [7, c. 6].

Таким образом, в советской историографии принцип партийности рассматривался как классовый подход и в то же время как обязательный показатель (критерий) научности. Можем ли мы сегодня принять такую позицию? Безусловно, нет. Любая классовая партийность как методологический принцип неприемлема, ибо неизбежно ведет к тому, что научная истина будет трактоваться в зависимости от классовой позиции автора и тогда будет правда пролетарская (коммунистическая), буржуазная, мелкобуржуазная, националистическая, клерикальная и т.п. Это противоречит фундаментальному познавательному закону: истина одна. Не может быть множество истин, тем более, если они противоположны. Научная объективность не может совпадать с партийностью. Или одно, или другое. Советская историческая наука искажала научную (объективную) истину, когда руководствовалась только коммунистической партийностью, недооценивала дореволюционную немарксистскую историографию, напрочь отвергала достижения немарксистской зарубежной историографии. Этим самым она попадала в самоизоляцию от мировой исторической науки и этим обедняла свои достижения, которые были весьма значительными в ряде отраслей знаний и в ряде проблем отечественной и всемирной истории.

Вместе с тем партийность историка возможна как морально-этическая категория. Историк имеет право высказывать свое сочувствие тем или иным классам, народам, тем или иным историческим персоналиям, тем или иным событиям. Жить в обществе и быть свободным от общества он не может. «Стерильный» объективизм стирает грань между добром и злом, героями и антигероями. Но такая партийность не может быть показателем и критерием научности. Она также должна быть соотнесена с общечеловеческими ценностями и с международно-правовыми актами о правах человека. Сочувствие фашизму, терроризму, диктатуре, колониализму, расизму и т.д. неприемлемо.

В заключение сюжета о принципе партийности два мнения мыслителей ХIХ и ХХ столетий. В 1817 г. вышел труд Гегеля «Философия духа» в качестве третьей, заключительной части, его «Энциклопедии философских наук». В ней великий философ о партийности выискал такое мнение: «Если эту субъективную трактовку истории мы оставим в стороне (имеется в виду историков, которые считают себя чистыми историками, без «философствования» - авт.), то противоположное, собственно говоря, требование, состоящее в том, чтобы история не рассматривалась соответственно некоторой объективной цели, представляется в целом равнозначным еще более правомерному, по-видимому, требованию, по которому историк должен быть совершенно беспартийным. В особенности это требование предъявляют обыкновенно к истории философии, в которой не должны, как думают, проявляться никакие пристрастия в пользу того или иного представления или мнения, подобно тому, как судья не должен быть как-либо особенно заинтересован в пользу одной из спорящих сторон… Это требование к судье можно назвать партийным отношением к праву, и эту партийность обыкновенно очень хорошо умеют отличать от партийности субъективной. Однако в беспартийности, требуемой от историка, упомянутое различие стирается в пошлой, самодовольной болтовне, и оба рода интереса отвергаются, когда желают, чтобы историк не привносил от себя никакой определенной цели и воззрения, сообразно которым он выделял бы, устанавливал и обсуждал события, но чтобы он рассказывал о них как раз в той случайной форме, в какой он их находит, в их безотносительной и никакой мыслью не проникнутой частности. Но во всяком случае признано, что история должна иметь некоторый предмет… Лишенная подобного рода цели и такого обсуждения история была бы только беспомощной игрой представления, даже не детской сказкой…» [11, с. 330-331].

Великий политический деятель ХХ столетия В.И. Ленин, будучи в ссылке, в 1897 г. в статье «От какого наследства мы отказываемся?» писал: «Если известное учение требует от каждого общественного деятеля неумолимо объективного анализа действительности и складывающихся на почве той действительности отношений между различными классами, то каким чудом можно отсюда сделать вывод, что общественный деятель не должен симпатизировать тому или другому классу, что ему это «не полагается»? Смешно даже и говорить тут о долге, ибо ни один живой человек не может не становиться на сторону того или другого класса (раз он понял их взаимоотношения), не может не радоваться успеху данного класса, не может не огорчаться его неудачами, не может не негодовать на тех, кто враждебен этому классу, на тех, кто мешает его развитию распространением отсталых воззрений и т.д. и т.д.» [37, с. 547-548].

В конце 1905 г. Ленин в статье «Социалистическая партия и беспартийная революционность» высказывается более четко: «Строгая партийность есть спутник, и результат высокоразвитой классовой борьбы… Беспартийность в буржуазном обществе есть лишь лицемерное, прикрытое, пассивное выражение принадлежности к партии сытых, к партии господствующих, к партии эксплуататоров.

Беспартийность есть идея буржуазная. Партийность есть идея социалистическая» [31, с. 133, 138].

Надо учитывать исторические условия, в которых высказывали свои суждения эти мыслители. В начале ХIХ ст. классовые интересы в обществе еще не осознавались в широких слоях общества и потому Гегель говорил об объективных целях истории и историков в процессе познания. Отсюда его признание объективной партийности историка и отрицание субъективной. Если бы он дожил до волны буржуазных революций в Европе 1848 г. то он, безусловно, отразил бы эти пробудившиеся классовые интересы как массовидное явление в познавательном процессе.

Ленин же высказывался в иных исторических условиях, когда в Европе под влиянием развития капиталистических отношений и в результате массового рабочего движения уже сформировались и проявились классовые интересы и противоречия в обществе, а в России в этом плане был виден начальный процесс и тоже над влиянием развития капиталистических отношений и подымающегося рабочего движения. Однако Ленин говорил об общественных деятелях и о формировании классового сознания в обществе, а не об историках и о познавательном процессе. А в советской историографии произошла абсолютизация творчества Ленина и каждое его высказывание как политика об общественно-политических процессах трактовали как теоретическое, обязательное для познавательного процесса. Так случилось и с ленинским пониманием классовости – партийности. Советские историки 1970 -1980-х годов в работах по методологии истории включали эти высказывания Ленина в обоснование принципа партийности в исторической науке. После освобождения исторической науки от идеологического диктата КПСС после 1991 г. отпала необходимость об абсолютизации ленинского теоретического наследия, так вышел из практики и принцип коммунистической партийности.

Что же касается историографической практики советского периода, то следует отметить следующее. Принцип коммунистической партийности реализовывался через ряд обязательных технологий, которые пристально контролировала ВАК СССР – детище сталинской тоталитарной системы: 1) обязательную апологетику трудов и высказываний классиков «марксизма-ленинизма» ( о том, что этот термин не выдерживает научной критики, подробно сказано в моей книге «Крах КПСС» (ч. 1) (Дн-вск, 2003). Его используют в полном объеме чаще всего в партийной литературе и документах компартий); 2) обязательное цитирование докладов и речей руководителей КПСС (прежде всего, живых Генеральных секретарей ЦК) как высшего выражения теоретической мысли; 3) обязательную опору на решения партийных съездов и пленумов ЦК, как на абсолютно непогрешимые научные выводы и оценки (рассматривать их как обычные исторические источники, т.е. подвергать их источниковедческой критике, было нельзя, это было запрещено).

Любая попытка критического подхода к указанным столпам миропонимания вызывала немедленную и острую реакцию блюстителей чистоты идеологических постулатов, рассматривалась как недопустимая ересь и инакомыслие. Историков (как и ученых других общественных наук) подвергали разносной политической и моральной проработке. Так было не только в сталинскую эпоху, но и в 1960 -1970-е годы. Даже в горбачевскую перестройку в 1985-1987 гг. эта практика осуществлялась повсюду и в полной мере.

Можно привести несколько характерных примеров. Так 21-22 марта 1973 г. проходило совещание директоров институтов истории, руководителей ряда научных учреждений, министерств и ведомств, видных ученых-историков. На нем обсуждался вопрос о ходе выполнения постановления ЦК КПСС от 14 августа 1967 г. «О мерах по дальнейшему развитию общественных наук и повышении их роли в коммунистическом строительстве» и задачах советских историков. С основным докладом выступил академик П.Н. Поспелов, тот самый, кто был одним из авторов сталинского учебника «История ВКП(б). Краткий курс», кто был одним из первых критиков культа личности Сталина и его указанного учебника на совещании историков в 1962 г. А теперь, когда брежневско-сусловское руководство взяло курс на ресталинизацию Сталина и сталинизма, этот академик подверг критике тех историков, кто попытался выйти из узких рамок сталинской догматики – П.В. Волобуева, А.Я. Авреха, К.Н. Тарновского и др. [1, с. 18-21].

В 1973 г. «Коммунист Украины» (орган ЦК Компартии Украины) в передовой статье «О серьезных недостатках и ошибках одной книги» подверг уничтожающей критике книгу бывшего Первого секретаря ЦК КПУ П.Ю. Шелеста «Україно наша Радянська» (К., 1970). Автор статьи увидел в ней «ряд методологических и идейных ошибок», которых на самом деле не было.

В 1974 г. в том же «Коммунисте Украины» появилась статья М.Н. Лещенко «Неуклонно руководствоваться ленинской методологией в историческом исследовании» (О книге В.Г. Сарбея «В.І. Ленін і дожовтнева спадщина історіографії України. – К., 1972). Автор статьи утверждал: «Доказывая необходимость последовательного и неуклонного соблюдения ленинских принципов партийности, историзма, научной объективности, автор порой сам допускает досадные методологические ошибки» [38, с. 90].

В 1977 г. в журнале «Вопросы истории КПСС» появилась рецензия на книгу Н.А. Симония «Страны Востока: пути развития». (М.: Наука, 1975) под названием «О серьезных методологических ошибках в освещении марксистско-ленинской теории исторического процесса». Автор книги подвергнут критике за «весьма произвольное, субъективное толкование того, что пишет тот или иной критикуемый автор…» [49, с. 114]. А эти критикуемые авторы были К. Маркс, Ф. Энгельс и В.И. Ленин, что делать Н.А. Симония не имел права. Такова логика рецензентов.

В 1986 г. в журнале «Вопросы истории КПСС» появилась рецензия на книгу В.Ф. Шевченко «Методологические аспекты партийного строительства» (К., 1985). Авторы рецензии отметили теоретические шатания и противоречивость в книге, на что он, по их мнению, не имел права [30, с. 133-139].

Все эти выборочные факты свидетельствовали о том, что методология истории была под жестким контролем КПСС и малейшие отклонения от «марксистско-ленинских» трактовок вызывали негативную критику и моральное осуждение. И лишь в 1988-1991 гг. партийная инквизиция начала сдавать свои позиции под напором политики гласности и плюрализма, которая, справедливости ради, носила непоследовательный и зачастую саморазрушительный характер, когда критике и шельмованию подвергались не только негативные, но и созидательные процессы, когда на поверхность всплыли антинаука, дилетантизм и просто невежество, перераставшие в мракобесие.

Историческая наука именно в последние годы перестройки обнажила массу деформаций в своем развитии: 1) обнаружено было огромное количество так называемых «белых пятен» истории, т.е. таких исторических фактов, которые умышленно замалчивались; 2) в историю начали возвращаться «забытые имена», т.е. имена исторических персоналий, которые были вычеркнуты из исторического процесса, хотя они часто были в центре общественной жизни, науки, культуры; 3) возродились «запретные темы», которые нельзя было разрабатывать (голодоморы, репрессии, депортации народов, моральное разложение верхов партии и власти и т.п.); 4) широко раздвинулись рамки «правды истории» и т.д.

Все эти деформации появились благодаря последовательному применению принципа коммунистической партийности. И уже тогда становилось ясно, что указанный принцип является главным инструментом, который уродует историческую науку, историческое сознание, социальную память народов.

После 1991 г. в современной историографической практике утверждается беспартийность. Методология истории от нее освободилась. Беспартийность в познании – эта та граница, которая отделяет историческую науку от политики, позволяет ей автономное развитие, сохранять научную истину, которая выражается через правду истории – своеобразную одежду истины, которая в свою очередь выглядит горькой, ужасной, жестокой, неприятной. На пути к исторической истине следует помнить изречение великого Маркса, который привел из «Божественной комедии» Данте применительно к науке: «А у входа в науку, - писал он, - как и у входа в ад должно быть выставлено требование: «Здесь нужно, чтоб душа была тверда, здесь страх не должен подавать совета» [42, с. 37].

ГЛАВА 8.

Дата добавления: 2014-12-09; просмотров: 800; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!