Население союзных республик в 1989 году

На эту и без того тяжелую социально-психологическую травму накладываются еще два немаловажных обстоятельства, усугубляющих драматизм положения этих «эмигрантов поневоле».

Во-первых, около половины русских нового зарубежья родились в этих местах, именно там их «малая родина», их Дом -привычный уклад жизни, среда обитания; с Россией же их связывают только язык и происхождение, поэтому возвращение на так называемую историческую родину для них - не одни лишь экономические и материальные издержки переезда, но коренная ломка устоявшихся привычек и ценностей. Лингвисты отмечают, что русские в союзных республиках, особенно на Кавказе и в Средней Азии, со временем даже начинают говорить по-русски с акцентом, типичным для коренных жителей этих регионов.

Во-вторых, крайне мала доля тех, кто свободно владеет новыми государственными языками, ведь раньше повсеместно -на улицах и в учреждениях, на местных партийных форумах -основным языком общения был русский, а не язык титульного населения той или иной республики.

Таким образом, уехать или остаться - почти неразрешимая дилемма для каждого из них.

Между тем, отношение к русским в бывших республиках Союза стало ухудшаться еще до его распада: так, по данным ВЦИОМ (сентябрь 1991 года) о его ухудшении, в частности, говорили 79% русских в Молдавии, 75% - в Киргизии, 54% - в Азербайджане, 59% - в Западной Украине и даже треть национального меньшинства во внешне благополучном Казахстане.

По данным социологических исследований неприязнь к русским (русофобия) - один из наиболее распространенных этностереотипов в массовом сознании «нерусского» населения бывшего СССР, который имеет как культурно-исторический, так и политический контекст.

На протяжении десятков, а то и сотен лет, еще со времен Российской империи, по всему периметру национальных окраин проводилась достаточно целенаправленная русификация, которая наряду с очевидными преимуществами (приобщение к русской культуре, а опосредовано - и к европейской, формирование кадров национальной интеллигенции, интенсификация экономики посредством приезжих русских специалистов и др.) несла с собой и немалые потери для местного населения - частичную этнокультурную денационализацию, особенно малочисленных (народы Крайнего Севера, Сибири и

Дальнего Востока) и родственных народов (украинцы, белорусы) размывание национального самосознания, а в перспективе угрозу существования этнической общности. Иными словами, происходил процесс аккультурации, отмечаемый западными этнологами в ходе проникновения европейских моделей цивилизации в страны «(третьего мира».

С образованием СССР в республиках постоянно росло число русских школ за счет национальных, основным языком преподавания в вузе тоже стал русский, который в крупных городах почти полностью вытеснил родной из сферы делопроизводства и делового общения. Местные языки все больше уходили в семью и в быт, продолжая более или менее полноценно функционировать лишь в сельской местности.

Так, в ходе опроса «Межнациональные отношения студенчества СССР» (1988 - 1989 гг.) выяснилось, что лишь 58% студентов-узбеков в совершенстве владеют родным языком, в то время как по-русски свободно говорят 77% из их числа. Еще большей оказалась языковая денационализация на Украине: даже в семье общались по-украински только 67% студентов этой национальности (с друзьями - 55%), исчезал из обихода казахский язык, которым Даже в обращении с родителями пользовались лишь две трети опрошенных студентов-казахов (с друзьями говорили по-казахски - 46%). В Белоруссии к моменту возникновения государственности родной язык рисковал превратиться в мертвый, наподобие латыни: менее 63% студентов-белорусов в момент опроса считали язык своей национальности родным, и, если 97% из их числа свободно говорили по-русски, то по-белорусски - всего лишь 39%. [2]

Скрытое «выдавливание» национальных языков на периферию культуры сопровождалось и искоренением национальных обычаев под видом борьбы с религией. Конечно, подобная борьба в не меньшей, если не в большей степени коснулась и русских, к тому же особое рвение в искоренении «пережитков прошлого» проявляли вовсе не русские, а местная власть, выслуживаясь перед Центром, однако все это за давностью времени и по закону этнической комплиментарное™ забылось, и уничтожение народных традиций с началом перестройки стало приписываться исключительно «злонамеренности» русских, которые «нас» стремились лишить этнической идентичности.

Еще более очевиден политический мотив русофобии: на уровне массового сознания антипатия к русским неосознанно переводится на уровень советофобии - неприятия всего связанного с советским периодом исторического развития, рус-

ские же воспринимаются как персонифицированное воплощение имперской идеи, т.е. не как носители определенной национальной культуры, а представители бывшего Центра, выступающие в качестве его соглядатаев, «агентов» влияния, «пятой колонны» и т.п. Представление о «заговорах» - первый признак формирования националистической установки.

Если этнокультурный мотив неприязни к русским типичнее для Средней Азии, то русофобия в форме советофобии скорее отличает массовое сознание коренного населения балтийских государств.

Подобные стереотипы представителей титульного населения вновь образованных государств вполне сознательно подогреваются официальной политикой властей: почти во всех бывших союзных республиках взят курс на строительство национальных унитарных государств, что далеко не всегда соответствует реальному соотношению национальных общин в населении государств (см. табл. 2).

Кстати, Россия наряду с Арменией и Азербайджаном имеет наиболее однородный в национальном отношении состав населения, но как раз Россия является федеративным, а не унитарным государством: в отличие от той же Латвии или Казахстана, где о национальном большинстве вообще можно говорить лишь с определенной натяжкой.

По существу, 25 миллионов русских сегодня превратились действительно в «нежелательных иностранцев», хотя ни они, ни их отцы, а то и деды-прадеды, не помышляли покидать своей страны, перемещались по ее территории по «оргнабору» или движимые наивной идеей братской помощи в строительстве «светлого будущего». Сегодня их называют колонистами. Так ли это? Пожалуй, но не в большей степени, чем белое население США, потомки испанцев в Мексике или пражские немцы, как бы ни были неожиданны эти аналогии. Скорее всего, они жертвы истории, о которых до времени предпочли забыть.

Однако при всей внешней схожести положение русских в новом зарубежье обнаруживает существенные региональные отличия: вряд ли можно утверждать, что новая русская диаспора составляет некую единую общность по перспективам судьбы, как это видится российским политикам и средствам массовой информации.

Различий немало. По своему правовому статусу русские во всех новых независимых государствах объявлены национальными меньшинствами, хотя правовое положение далеко не

всегда согласуется с их реальной численностью. Вряд ли русский в той же Нарве, где титульного населения менее 10%, в Симферополе или казахстанском Уральске внутренне примирится с новой для себя ролью, психологически освоит ее. Совершенно иная картина, к примеру, в Армении или Литве, где правовой статус корреспондирует с процентным соотношением в составе населения титульной национальности и русских.

Кроме того, если в одних государствах (наиболее отчетливо в Латвии и в Эстонии) существует правовая дискриминация «неграждан», а это в массе своей - русские, то в других бывших союзных республиках ведется негласная политика «выдавливания» чужаков на их историческую родину, как, например, в Средней Азии. Скажем, в Латвии русский хотя бы в судебном порядке может оспаривать с его точки зрения дискриминационные нормы, в Ташкенте же его попросту лишат работы («по сокращению штатов») или понизят в должности за недостаточное владение государственным языком, уровень знания которого никак и нигде не оговорен.

В этом смысле особенно характерен пример Казахстана, где русские вместе с украинцами и белорусами (соответственно 6% и 3,5%) численно превышают титульное население казахов. К тому же Северный Казахстан был освоен русскими еще в XVII-XVIII вв. наряду с Сибирью и Дальним Востоком. До середины тридцатых годов Казахстан вообще входил в состав РСФСР на правах автономии, о чем сегодня многие позабыли. Между тем, на прошедших недавно выборах в представительные органы власти этой республики кандидаты-казахи составили 77% списочного состава лиц, претендующих на депутатские должности. Случайно ли идет речь о переносе столицы государства на север, где преобладает русское население? В перспективе этот регион может превратиться в очередную «горячую точку» на карте бывшего СССР, тем более, если русскому языку будет отказано в статусе второго государственного языка. Думается, стремление Н. Назырбаева к созданию «Евро-азиатского» союза во многом обусловлено тем, что он является главой по сути своей бинационального государства.

Наконец, и в этом третье различие, ограничение в правах на собственность или даже потеря рабочего места, не говоря уже о косом взгляде на улице, не идут ни в какое сравнение с угрозой жизни, личной безопасности, как в Азербайджане, Грузии, Таджикистане, других «горячих точках» на территории бывшего Союза. Конечно, эмиграция русского населения из зон военного конфликта будет неизмеримо выше, чем из той

же Прибалтики при всех реальных нарушениях прав человека и гражданина.

Для формирующейся на территории новых государств русской диаспоры возможны три пути приспособления к новым условиям жизни:

- инкорпорация, т.е. включение в местное общество при сохранении национальной самобытности;

- ассимиляция на основе аккультурации;

- репатриация, возвращение в Россию.

Конечно, предпочтительнее всего первый вариант, однако он предполагает благожелательную готовность титульной национальности на это включение. Можно предположить, что такой путь может быть реализован на Украине и в Белоруссии с учетом родственности культур и языков всех восточнославянских народов. В иных же вновь образованных государствах инкорпорация вряд ли возможна прежде всего ввиду распространения неприязни к русским, как к таковым, или к «агентам» бывшей империи.

Вероятность ассимиляции также невелика из-за различий этнокультурного и цивилизационного характера (как в Балтии, так и в Средней Азии), остается, таким образом, некое зыбкое сосуществование с местными жителями или репатриация.

По данным ВЦИОМ в ближайшее время собирается переехать в Россию от 400 тысяч до 2 миллионов человек, а до 2000 года - от 4 до 6 миллионов человек, причем наибольший поток переселенцев ожидается из Средней Азии и Казахстана, откуда собирается выехать более трети русского населения, наименьший - с Украины и из Белоруссии - примерно каждый десятый. Возвращение всех русских вряд ли возможно, особенно в условиях дестабилизации и самого Российского государства, отсутствия рабочих мест, соответствующих обоснованным притязаниям русских нового зарубежья - в большинстве своем горожан, имеющих высшее образование и высокий уровень квалификации.

Маловероятна и полноценная интеграция в полиэтническую общность, и тем более федерализация вновь образованных государств. Между тем, создание государственности только для одного, титульного, народа чревато взрывоопасными ситуациями, в особенности учитывая этническую «чересполосицу» практически по всей территории бывшего СССР.

Если в новых государствах не будет осуществляться политика «нациеобразования» на общегражданской, а не этни-

ческой основе, эти страны очутятся перед фактом реального распада по примеру Советского Союза. Qei-одня эта проблема наиболее остро стоит в Грузии (Абхазия), Азербайджане (Карабах), Молдавии (Приднестровье) - конфликты временно «заморожены», но не могут быть решены в рамках государственного устройства этих стран, точно так же как и в бывшей Югославии, где иллюзорный мир удерживается исключительно силой оружия войск НАТО.

Ясно, что этнонациональное государство как на обломках бывшего Союза, так и на Балканах - не более чем опасный политический миф, который ни к чему хорошему, кроме розни и войны, не приведет и привести не может.

России еще предстоит выработать целостную политику в отношении своих соотечественников, оказавшихся «иммигрантами поневоле». Сегодня она отсутствует - делами беженцев занимаются десятки государственных и общественных организаций, действия которых не согласованы, а судьба же «остающихся» русских чаще всего становится предметом политического торга и дипломатических игр, мало затрагивающих судьбы конкретных людей.

Между тем наличие многомиллионной русской диаспоры может стать или источником постоянно тлеющей напряженности в отношениях России со своими ближайшими соседями (наиболее наглядный пример - Крым) или, напротив, превратиться в некое «ядро», интегрирующее огромное пространство бывшего Союза в новое, наподобие Европейского, сообщество цивилизованных государств и доброжелательных друг к другу народов. Пока это еще отдаленная перспектива: недоверие и подозрительность к «старшему брату» еще не один год будет отягощать сознание прежних «братьев меньших».

К сожалению, недоверие и подозрительность отличают отношения многих национально-территориальных субъектов Российской Федерации не только к новому центру, но и к русским, чему этот центр нередко и сам способствует в отсутствие целостной продуманной национальной политики и реального равноправия между русскими и «нерусскими» субъектами Федерации. Об этом - следующая глава книги.

ГЛАВА 4. «ПОДВОДНЫЕ КАМНИ» РОССИЙСКОГОФЕДЕРАЛИЗМА

Характер национальных отношений в Российской Федерации прежде всего обусловлен ее национально-территориальным устройством. Напомним, что Россия - единственное федеративное государство из числа образовавшихся после распада СССР. В других государствах автономии не стали субъектами, формирующими государственность, и рассматриваются в контексте национальных меньшинств. [1] Кроме того, Россию отличает существенное преобладание титульного населения не только в целом по Федерации, но и в большинстве регионов, включая республики, входящие в ее состав. Именно республики в той или иной степени образуют основную «зону напряженности» России, и речь здесь идет, главным образом, об этническом взаимодействии русских и «нерусских», за исключением Северного Кавказа, где русские в ряде случаев (в частности, в осетино-ингушском конфликте) выступают как «третья сила», разъединяющая конфликтующих.

Специфической зоной напряженности являются крупные российские города, и прежде всего Москва и Санкт-Петербург, где, несмотря на численное преобладание русских в связи с возрастающей инонациональной миграцией, чаще всего не регистрируемой, «нерусские» переселенцы воспринимаются местным населением по данным исследований как «нежелательные чужаки», чему немало способствует экономический кризис и растущая безработица.

Усугубляется межэтническая напряженность в местах расселения малочисленных народов Крайнего Севера и Сибири, находящихся под угрозой этнического растворения вследствие нарушения экологического баланса и хозяйственной актив-48

ности центральных ведомств, к тому же велики цивилизаци-онные различия взаимодействующих этнических общностей.

Тревожность массового сознания русских повышается за счет потенциальной вероятности распада России по примеру СССР (надо сказать, что эта «тема» постоянно муссируется средствами массовой информации), а также в силу определенного «комплекса вины» за все «покорения», репрессии и депортации прошлых лет, которым подверглись «нерусские» народы Российской империи и Советского государства. Именно эта тревожность формирует неблагополучный этнопсихологический фон национальных отношений, который не в полной мере учитывается в национальной политике РФ.

В российских автономиях сейчас живет около 26 миллионов человек, из которых титульные народы составляют всего 10 миллионов - т.е. менее 40% всего населения. Менее 55% общей численности титульных народов проживает в границах своих образований. Уже этих данных достаточно, чтобы понять, что сегодня автономии лишь весьма приблизительно отражают реальное расселение российских народов.

Если предъявить к национально-территориальным субъектам Российской Федерации, как это предлагается рядом специалистов, лишь два простых требования - большинство представителей титульной национальности в границах своей автономии и проживание большинства представителей титульной национальности в пределах своего образования - то этому принципу расселения будут соответствовать согласно переписи 1989 года лишь Дагестан, Чечня, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Тува и Чувашия, т.е. шесть национально-территориальных образований из тридцати одного. (См. таблицу 3).

Иными словами национальные автономии существуют на многонациональных территориях: так, в частности, карелов в Карелии только 10%, хакассов в Хакассии - 11,3%, в Башкортостане, где новая конституция закрепляет право на самоопределение лишь одной нации, «давшей название республике», титульное население составляет всего 21,9%, в то время как национальных «меньшинств» в 3,5 раза больше (в том числе более чем миллионное татарское население).

Вступают в «особые» отношения с Центром не только такие крупные по населению и ресурсам республики как Татарстан и Башкортостан, но и значительно меньшие по размерам образования. Другие, напротив, имея и без того незначительную территорию, стремятся разделиться: так, например, в небольшой Карачаево-Черкессии уже была попытка провозгласить

Таблица 3

Дата добавления: 2015-06-30; просмотров: 254; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!