Проблема власти: Волоцкий и дворянские идеологи

Власть и самое ее концентрированное выражение - политика - могут изучаться в самых разных аспектах; власть - явление с большой размерностью. Философское измерение возникает, когда мы пытаемся выявить категориальные характеристики власти, принципы ее построе­ния и функционирования, связи с другими социальными подструктура­ми, механизмы и основания легитимации, отношения с социальной при­чинностью и т.п. Обычно выделяют две функции политической филосо­фии - познавательную и деонтологическую. В одном аспекте задача за­ключается в описании и объяснении того, что есть, во втором - в оценке этого сущего с точки зрения должного и желаемого. Оба эти аспекта представлены в сочинениях наиболее интересных книжников рассмат­риваемого периода - Волоцкого, Карпова и Пересветова.

Церковь как, впрочем, и другие социальные институты, обладает не только явными функциями, но и скрытыми, латентными. Одна из них в рассматриваемое время состояла в создании дополнительных верти­кальных каналов социальной мобильности. Принадлежность к клиру открывала новые возможности для повышения своего индивидуального статуса, даже самореализации. Ярким примером действия этого меха­низма явилась карьера Ивана Санина (Иосифа Волоцкого), сына, как пишут православные авторы, "благочестивых родителей", служивших удельным князьям Волока на Ламе - Волоколамска.

Мировоззренческую основу сочинений Волоцкого образуют догмат троицы и учение о коварстве Бога.

3.2.1. Учение о "хитрости" божьей

Это учение предназначалось для опровержения сомнений во все­силии и порядочности Бога, высказываемых еретиками. С этой целью Волоцкий преобразует тезисы еретиков в форму вопросов, одновремен­но устраняя из них наиболее острые содержательные моменты: "Разве Бог не в силах делать то, что хочет? Почему он не мог спасти Адама и его род иначе, как вочеловечившись в бедняка и хитростью победив дьяво­ла? Зачем Богу хитрить?"

Понятно, что, будучи представленными в таком аиде, взгляды "жидовствующих" становятся легкой добычей вследствие своего скрытого алогизма. И Волоцкий легко добивается желаемого результата. А поче­му, собственно, спрашивает он, Бог должен избегать хитрости? Ведь имен­но потому, что он может делать все, что заблагорассудится, бессмыслен­но искать в его действиях какие-то признаки слабости. Разве Бог не мог дать евреям богатства египетские? Но он не сделал этого, а велел Мои­сею перехитрить фараона. В Священном Писании вообще есть масса случаев, где Бог действует хитростью и коварством, то есть через людей, а не непосредственно. Дело в том, поясняет главный "стяжатель", что человек впал во зло добровольно, и потому насильно вырвать его из лап дьявола нельзя. В конечном итоге получается, что "божьи игры" - это не что иное, как знак особого уважения к людям.

Так у Волоцкого возникает еще один вариант теодицеи: "хитрости" только кажутся хитростями, а на самом деле они есть выражение пре­мудрости и несут в себе начала гармонии и блага. Получается, что Иосиф развивает традицию Августина, согласно которой основания зла лежат в человеческой воле.

Но коль скоро Бог действует через людей, а люди обладают свобо­дой воли и склонны к "самовластью", то, естественно, жизнь человече­ская и жизнь божественная могут расходиться. И в сочинениях волоко­ламского богослова появляется новый мотив. Его значимость впервые, насколько нам известно, подчеркнута Замалеевым. Волоцкий приходит к выводу, что не все, что делал Господь, подобает делать смертным.

По мнению Замалеева, эта мысль знаменовала собой начало "раз­рушения канонов средневекового мышления". Иосифлянство, по его мнению, "ставило на место веры разум и руководствовалось в отноше­нии религии простой идеологической целесообразностью".

Думается, что в данном случае опять нужны уточнения. Одно из них касается соотношения разума и веры.

Когда, например, Абеляр подчинил веру разуму, то этот ход мысли привел его к номинализму. В социальной философии номинализм, как правило, оборачивался атомизацией общественной жизни: изначаль­ными считались лишь индивиды и их побуждения. Собственно, отсюда и идут истоки идеализации "естественного состояния", согласно которой человек человеку волк. Иосиф же - законченный реалист. "На всех ле­жит грех, если нет правды", - заявляет он. Из этого целостного иерархи­ческого реализма вытекает предложенное им разграничение функций "церковного притча" и "земных царей и судей". В премудро устроенном мире "начальствующие должны быть страшны для злых дел; начальник не напрасно носит меч"; меч должен разить врагов!

Итак, если есть меч, то он должен работать. Позднее эту мысль воспроизведет Иван Грозный в своем первом послании Курбскому. По сути своей эта мысль является одним из основных положений структур­но-функционального анализа: любая социальная подсистема выполня­ет жизненно важную функцию. Понятно, что богословская риторика XVI века отличается от сухого аналитического языка Роберта Мертона и Талкотта Парсонса. Тем не менее речь идет об одном и том же. В рассужде­ниях Волоцкого реализуются по крайней мере два принципа структурно-функционального анализа: функционального единства и всеобщей функ­циональности. На этих постулатах построена вся защита "божественного коварства". Важно, однако, указать, что у Волоцкого они "работают" в контексте общего религиозного видения мира.

Православный святой Иосиф Волоцкий

Иван Санин принял постриг в возрасте тридцати лет (поздно потем временам), видимо, после того, как понял, что светская карьера, что называется, "не светит". Семейство Саниных раньше других осознало мощь Москвы и обреченность удельных порядков. Но Москва была далеко, а свой местный князь близко. Продвижение по церковным ступеням представлялось самым верным способом сохранения богатств,почета, власти. Иосиф начал с наиболее трудных послушаний – был пекарем. Через десять лет предложил князю проект нового монастыря, который своим влиянием должен был превзойти знаменитую Сергиеву лавру. Князь поддержал. Когда новый монастырь набрал силу, Иосиф, пользуясь древним правом закладничества, вместе со своим монасты­рем переходит "под руку" московского государя Василия III. Волоцкий I отличался прагматизмом и умением видеть за частными вопросами их принципиальное содержание. Рано оценил творчество Андрея Рублева и Дионисия. Главное произведение, над которым трудился более десяти лет, называется "Просветитель". Оно посвящено обличению ереси "жидовствующих", потрясшей страну на рубеже XV-XVI веков.

Разграничение светской и церковной компетенций представляет­ся Волоцкому результатом более внимательного и, как пишет сам игу­мен, "животворящего" прочтения "священных книг". А. Замалеев правиль­но пишет о рационализме Волоцкого. Но утверждать, что его учение "ста­вит на место веры разум", думаю, будет несколько неточно. Для Волоц­кого, поскольку он был антиподом и нестяжателей, и еретиков, такая замена невозможна ни идейно, ни по психологическим мотивам. Вера для него есть основание знания. Его взгляды - это взгляды фундамента­листа. В лучшем случае они могут быть сближены с позицией Фомы Аквинского, поскольку для последнего вера и знание являются разными ипостасями одного и того же - божественной мудрости.

Столь же неточным является утверждение, что к религии иосиф­лянство подходило с точки зрения "простой идеологической целесооб­разности". Религия для Иосифа и его сторонников это, конечно, гораздо больше, чем простое средство. "Простой идеологической целесообраз­ностью" руководствовался Томас Гоббс, он рекомендовал относиться к проповедям как к таблеткам, то есть глотать, не разжевывая. Соответ­ственно, он и ересь определял как "частное мнение". Надо ли говорить, что такое толкование ереси как небо от земли отличается от принятого Волоцким?

Правда, в "Просветителе" этот вариант, - видимо, под давлением нестяжателей - обсуждался. Однако будущий святой начисто отметает перспективу мягкого отношения к еретикам: "там, где еретиков прощали, -поучает он, - гибли не только села и города, но и великие и дивные царства". Мировоззренческую основу его позиции в данном случае обра­зует все тот же средневековый реализм, для которого общество есть единое, внутренне связанное целое, где в принципе не может быть изо­лированного, обособленного единичного существования.

И потому неверно считать, что Вопоцкий разрушает "средневеко­вые каноны мышления". Напротив, неустанно трудясь над их совершен­ствованием, он придает им ажурность и многообразие форм. Изощрен­ностью своих конструкций "Просветитель" напоминает архитектонику готического собора - с той, однако, разницей, что они создавались убеж­денным христианским фундаменталистом, тогда как в высокой готике явственно просматриваются элементы индивидуализации.

Учение Волоцкого пало на благодатную почву. Уже дед Ивана Гроз­ного именовал себя "царем всея Руси". Он, правда, воздерживался от официального употребления титула, помня, что великокняжеской коро­ной пока распоряжалась Орда. Но заявка на самодержавную власть была сделана.

Авторитарные и имперские амбиции иосифлянства заложили крае­угольный камень в идейную доктрину русского самодержавия. Однако в "Просветителе" имелся пробел: сочинение не касалось вопросов внеш­ней политики. По мере консолидации русских земель нужда во внешне­политической доктрине становилась все ощутимее. Первые шаги в этом направлении предприняли еретики. Окончательное оформление кон­цепции "Москва — третий Рим" было проведено иосифлянином Филофеем.

3.2.2. "Москва - третий Рим"

Послания Филофея Василию III, у которого он пользовался благо­склонностью, а также Грозному опираются на принцип провиденциа­лизма и догмат троичности. Первый принцип означает, что все в жизни людей происходит по божьему промыслу. Второй же позволял устано­вить высшую связь между троичностью "единосущего" Бога и тремя Римами: "два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать". Доктринальный смысл тут, видимо, заключается в следующем: поскольку Гос­подь сойдет на Землю только со светопреставлением, Москве до скон­чания веков суждено быть светочем и оплотом православия. Московско­му государству, таким образом, предлагалась особая всемирно-истори­ческая миссия.

В речах Филофея угадываются отдельные тезисы и аргументы сла­вянофилов и позднейших почвенников. Вместе с тем очевидно, что в целом доктрина обладает религиозным, догматическим характером. Доказательства сводятся к притчам и символическим толкованиям. В этом плане писания Филофея являются шагом назад по сравнению, скажем, с "Посланием" Мономаха. Однако из его утверждений вытекали очень важные политические следствия. Во-первых, главнейшей зада­чей великого князя объявлялась христианизация "поганых", колониза­ция, другими словами, заволжских и сибирских земель. Во-вторых, сле­довало добиваться учреждения в Москве патриаршества. Оба эти на­правления внешней политики определили действия московских госуда­рей на целое столетие. Таким образом, реальные экономические инте­ресы российской государственности приобрели вид богоугодного дела.

Дата добавления: 2015-06-30; просмотров: 114; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!