Глава 4. Словесность как научный термин и учебный предмет

§ 1. Словарные определения словесности.В современной речи слово словес­ность употребляется то возвышенно, когда серьезно говорят об "уроках словесности", "учителях словесности" (не чеховского типа), "значении словес­ности" и т. д., то иронически снижено, когда требуется критика успехов нашей литературы. При сохранении в этом слове старинной красоты, к сожалению, мало кто вкладывает в него точный смысл, не ограниченный значением слова литература. Скажем более: когда термин словесность употребляется лишь применительно к художественной литературе, то это существенное ограни­чение одного из главных понятий фи­лологической науки.

Впрочем, вполне уместно поставить вопрос: термин ли словесность⁷ Употре­бителен ли он в современной науке и педагогике? Можем ли мы довольство­ваться введением курсов словесности в ряде новых лицеев и гимназий вне определения самого предмета словесно­сти? Да и стоит ли восстанавливать предмет "словесность", когда есть "ли­тература"? Не мудрствуя лукаво, от­кроем один из последних по времени учебников истории русской словесности и прочитаем гимназическое определе­ние: "Словесность в обширном смысле есть все, что выражено словами (...) Понятия словесность и литература не должно смешивать. Литература проис­ходит от слова littera, и к ней относится только то, что выражено буквами, то есть написано или напечатано. Понятие "словесность" шире: к словесности принадлежат не только письменные произведения, но и устные — песни, сказки и т. д." [Незеленов 1910: 1].

Возможно, внимательный читатель заметит: "песни, сказки", как и другие фольклорные произведения — далеко не все, что может принадлежать к уст­ной словесности (русской словесности традиционно не везло с рассмотрением устной бытовой речи и правил ее веде­ния). К литературе же в цитированном учебнике относится только "изящная" словесность без учета научной и публи­цистической литературы, писем и доку­ментов.

Заглянем в другой старый учебник:

"Литература (или письменность) и словесность имеют много общего между собой и обозначают всю совокупность словесных произведений, или произведе­ний слова, созданных человечеством. Произведения эти создаются с древней­ших времен, частью записываются, частью сохраняются в устной передаче от одного поколения к другому" [Смирновский 1913: 7]. При таком обширном понимании все-таки ясно просматривается одна из главных задач филолога и педагога-словесника: какие словесные произведения из "всей совокупности" отобрать, признав куль­турно значимыми, и ввести в препода­вание?

Если обратиться к авторитетным старинным словарям, то и там увидим ту же недостаточность при отдельных ценных для понимания сущности пред­мета идеях. В. И. Даль определяет "словесные науки" как "ведущие к изученью слова, речи, правильного и, изящного выраженья. Словесность, словесные науки — все что относится к изученью здравого сужденья, правиль­ного и изящного выраженья; // общ­ность словесных произведений народа, письменность, литература" [Даль 1882: IV, 222].

В первом определении В. И. Даля имеется то, что не случайно будет от­сутствовать в последующих определе­ниях — нормативно-риторическое пони­мание словесности, предполагающее выведение правил и законов действия со словом, требование логической пра­вильности и эстетического совершенст­ва. Второе же определение позволяет понять, что такое "русская словес­ность": это "общность словесных произ­ведений" русского народа, его письмен­ность и литература.

Вспомним здесь и Общество любите­лей российской словесности при Мос­ковском университете, основанное в 1811 г. с целью "распространения све­дений о правилах и образцах здравой словесности" [Энциклопедический словарь 1897: 619].

Характерна подчеркнутая неопреде­ленность термина словесность, даже не относимого к разряду научных, в Сло­варе Брокгауза и Эфрона: "словес­ность — обиходный термин, в общем соответствующий более принятому в науке термину литература и столь же малоопределенный, как и последний" [Брокгауз 1900: 397], это — и 1) "совокупность всех произве­дений какого-либо языка", и 2) художе­ственная, "изящная литература" (отсю­да "учитель словесности); и 3) народ­ная словесность (фольклор).

Советские словари не дали научного определения термина, везде сопровож­дая его пометой "устаревшее". При сравнении определений "словесности" мы видим тенденцию к упрощению и постепенному вытеснению термина из употребления. Так, мы не найдем определе­ния "словесности" в 3-м издании Боль­шой советской энциклопедии, хотя во 2-м издании оно есть; нет определения "словесности" в "Лингвистическом энциклопедическом словаре" (под ред. В. Н. Ярцевой. М., 1990) [Лингвистический энциклопедический словарь 1990], хотя состави­тели обещали включить сведения из истории наук о языке.

Имеющиеся определения восходят к статье в "Толковом словаре русского языка" под ред. Д. Н. Ушакова:"сло­весность" — 1. Творчество, выражаю­щееся в слове, как устном, так и пись­менном, словесное творчество. (...) // Совокупность произведений такого творчества какого-н. народа. (...) 2. Филологические науки (лингвистика, стилистика, литературоведение и пр.; устар.). 3. Слова, разговоры вместо дела (разг., шутл., пренебр.). (...) 4. Занятия с солдатами для изучения воинских уставов (дореволюц.)" [Толковый словарь 1940: 4, 269].

Надо отдать должное Д.Н.Ушакову, восстанавливающему значение словесности как совокупности «филологических наук» – именно такое понимание словесности было характерно для И.И.Давыдова (см. наш разбор в разделе «Словесные науки»). Конечно, изменился состав наук, но симптоматична сама ссылка. Правда, когда раскрывается этот состав наук (лингвистика, стилистика. Литературоведение), то ясно, что ни одной из этих наук в этом «устаревшем» виде не существовало – и лингвистика, и стилистика, и литературоведение являются «новыми» науками, сформировавшимися, по крайней мере, лишь к началу ХХ века и не входившими в состав «старой» словесности.

Последующие академические словари почти повторяли формулировку Д.Н.Ушакова: "1. Устар. Художест­венная литература и устное народное творчество, а также совокупность лите­ратурных и фольклорных произведений какого-н. народа. (...). 2. Устар. Фило­логические науки (лингвистика, стили­стика, литературоведение и т. п.). (...) // Название учебного предмета в доре­волюционной средней школе, дававшего систематические знания по литературе. (...) 3. Перен. Разг. устар. Пустые слова, разговоры; слова, разговор вме­сто дела, (...) 4. Устные занятия с солдатами по изучению воинских уста­вов в дореволюционной русской ар­мии" [Словарь русского языка 1984: 4, 139].

Ср. определения в новейшем слова­ре: 1. Художественное литературное творчество и словесный фольклор (книжн.). Изящная с. (устарелое назва­ние художественной литературы). Устная народная с. 2. слова, разговоры, подменяющие дело (неодобр.). (...)

Прил. словесный, --ая, -ое (к 1 знач.). Словесные науки (филологические)" [Шведова, Ожегов 1993: 755].

Толкование "словесности" как твор­чества с помощью слова не вызывает никаких возражений. Но объяснение словесности как науки грешит прибли­зительностью в отношении к историче­скому предмету. В филологических сочинениях начала XIX в. можно уви­деть синонимичность терминов словесные науки, словесность и филология, однако предмет "словесности" не вклю­чал, например, грамматических знаний. Предмет словесности, как ее теории, так и истории, охватывал (особенно во второй половине XIX в.) стилистику, но не равнялся ей, и уж, конечно, расхо­дился с литературоведением. Учебный предмет теории и истории словесности в дореволюционной средней школе давал систематические знания не по литературе, а именно по словесно­сти, поскольку последняя имела свой предмет исследования и обучения.

§ 2. Периодизация курсов теории словесности.Наиболее последовательная периодизация курсов теории предложена И. А. Зарифьян:

1. 1800—1820 гг.— становление курсов теории словесности на базе класси­ческой риторики. Новый термин словес­ность получает два основных значения:

"1) способность или искусство выраже­ния мысли в слове с применением пра­вил искусств речи (прежде всего рито­рики как "искусства сочинять") и 2) совокупность произведений словесности, в которых применяются правила ис­кусств речи" [Зарифьян 1990: 8].

Риторика, наряду с грамматикой,— главная наука словесности, но ее содер­жание значительно отличается от клас­сических образцов. Так, А. Ф. Мерзля­ков отказывается от ломоносовского учения об изобретении (касающегося содержания речи) и учения о страстях, разрабатывает правила общей стилисти­ки (учение о слоге, его достоинствах и недостатках, фигурах, периодах, благозвучии, произношении) [Мерзляков 1828:].

Строго различались два рода произве­дений словесности: проза и поэзия. Под поэзией понималась вся художественная словесность (не только стихи), риторика определялась как "теория прозаических сочинений", к которым в труде А. Ф. Мерзлякова относились: 1) письма; 2) разговоры (драматический, философ­ский); 3) догматические, или учебные сочинения (рассуждения, учебные кни­ги); 4) история; 5) речи (духовные, политические, судебные, похвальные, академические).

2. Во второй четверти XIX в. оконча­тельно формируется состав курса тео­рии словесности через разделение рито­рики на "общую" и "частную". В об­щей риторике даются общие правила создания литературно-письменных текстов, в частной эти правила приме­няются к описанию разных родов и видов словесности.

Н. И. Греч рассматривает риторику и пиитику (поэтику) как самостоятельные области науки о словесности [Греч 1820]. К видам прозы, названным А. Ф. Мерзляковым, он добавляет деловые бумаги. Н. Ф. Кошанский, суммировавший развитие риторики XVIII и первой четверти XIX в., излагает классическую теорию риторики по трехчастной схеме (изобре­тение, расположение, выражение) [Кошанский 1834].

3. В 30-40-е годы XIX в. теория словесности включает основные проблемы языка и речи, например, в учебнике В.Т.Плаксина разбираются отношения мысли и речи, психологиче­ские основы мышления и речи и т. п. [Плаксин 1843-1844].

И.И.Давыдов в университетском курсе рассматривает словесность как науку и искусство. Цель науки — "по­стижение законов... творческого произ­ведения духа в слове", цель искусст­ва — "творчество в изящном слове". Словесность как наука имеет свою философию и историю. В философии словесности выделяется объективная часть, где "заведуют" грамматика и риторика, и субъективная часть, пред­мет которой заключается в теории поэзии и красноречия [Давыдов 1837: XVII-XVIII,XXIII-XXIV)].

Вершиной развития теории словесно­сти на базе риторики явились труды К. П. Зеленецкого [Зеленецкий 1846; Зеленецкий 1849]. Его учебная тео­рия словесности состоит из трех частей:

1) риторика, 2) теория прозы, 3) поэти­ка.

К.П.Зеленецким суммированы дости­жения общей риторики: в изобретении излагаются понятия логики и общие места, в расположении — основные формы композиции (описание, повество­вание, рассуждение), в выражении — описаны тропы, фигуры и общие свой­ства стиля. В частной риторике (или "теории прозы") предложена система видов словесности — это была попытка охватить все факты литературно-письменного языка и создать универсальную класси­фикацию текстов.

4. В 1860-1870-х гг. назрел кризис теории словесности, обусловленный рядом причин. Во-первых, основное внимание в общественно-языковой практике стало уделяться художествен­ной литературе, тексты которой стали рассматриваться как наиболее ценные произведения словесности. Во-вторых, нормативная система искусств речи начинает разрушаться под воздействием нарождающихся понятий фундамен­тального языкознания и литературове­дения. В-третьих, изменяется языковая дидактика вследствие сокращения преподавания классических и иностран­ных языков; "Если поставим историю и русский язык в независимости от древ­ней филологии, реализм и беллетристика обуяют гимназию",— писал Ф. И. Буслаев [Буслаев 1941: 42].

В то же время некоторые филологи пытались отстоять и развивать тради­ционные взгляды, например, В. И. Классовский [Классовский 1876].

5. В 1870—1880-е гг. начинается раз­дельное преподавание истории и теории словесности. "Общая теория речи" понимается в основном как стилистика. Одновременно расширяется лингвисти­ческая часть с толкованием природы языка, сведениями из общего и сравни­тельно-исторического языкознания. Учение о видах словесности заменяется учением о композиционных формах речи (повествование, описание, рассуж­дение) или комментарием к художест­венному тексту.

6. Последний этап в развитии курса теории словесности (1890—1923) харак­теризуется сокращением теории прозы и развитием теории художественной речи, особенно под воздействием теории словесности А.А.Потебни [Потебня 1894; Потебня 1905; Потебня 1913]. В поздних курсах теории словесности нет сведений о риторике, а правила искусств речи заменены понятиями художественной стилистики, поэтики и эстетики [Овсяннико-Куликовский 1923]. Как суммирует И. А. Зарифьян, "задачей курса стало формирование массового читателя художественной литературы. Эта задача стала одним из оснований дидактики родного языка" [Зарифьян 1990: 46].

В советское время отрицательные тен­денции в отношении к курсам словесно­сти усилились: курс родного языка (в его лингвистическом, а не риторико-прагматическом понимании) был непомерно расширен — в ущерб не только классическим языкам, но и историче­ским сведениям из родного языка. Изучение языка происходит в отрыве от истории и реального содержания текстов. В существующей ныне одно­язычной дидактике отсутствует общее учение о текстах, т. е. наш ученик (как и учитель) не имеет ясного представле­ния о том, в окружении каких текстов происходит его языковая жизнь. Овла­дение наследием великой классической литературы не отменило необходимости обращаться к иным видам словесности, заслуживающим столь же пристального изучения. Так, для речевого вос­питания основополагающими видами словесности являются бытовой диалог с общими правилами речевого этикета, бытовая и деловая письменность, этикет и правила деловой беседы, публичная речь в разных видах, речь средств массовой информации.

§ 3. Взгляды на словесность Н.В.Гоголя и В.Г.Белинского.Прежде чем обратиться к современной интерпретации словесности, нельзя не остановиться на анализе двух автори­тетных мнений — Н.В.Гоголя и В.Г.Белинского.

Н.В.Гоголь написал проспект "Учеб­ной книги словесности для русского юношества", планируя учебник в двух частях: "поэтической" и "прозаиче­ской". В каждой части — "правила, или теория", затем — "примеры" [Гоголь 1952: 468]. После вступительных замечаний "о науке" ("ее сила будет в многозначительном краткословьи") и похвалы русскому научному уму Гоголь начинает собст­венно учебник с раздела "Что такое слово и словесность": "Говорится все, записывается немногое, и только то, что нужно. Отсюда значительность литера­туры. Все, что должно быть передано от отцов к сыновьям в научение, а не то, что болтает ежедневно глупый (?) чело­век, то должно быть предметом словес­ности" [Гоголь 1952: 470]. Идея отбора ценных или культурно значимых произведений слова — один из основных постулатов филологии. Но Гоголем-литератором незаметно нивелируется значение уст­ной речи, а сама словесность приравни­вается письменности: "Письменностью или словесностью называют сумму всего духовного образования человека, кото­рое передано было когда-либо словом или письмом". Гоголь понимает словес­ность как искусство, средство выраже­ния мыслей и чувств: словесность "есть только образ, которым передает человек человеку все им узнанное, найденное, почувствованное и открытое... Ее дело в том, чтобы передать это в виде яснейшем, живейшем, способным остаться навеки в памяти.

Открытием тайны такого живого передавания занимается наука словесно­сти. Но научить этой тайне не может наука словесности никого, так же как никакой науке и никакому искусству нельзя научиться в такой степени, чтобы быть мастером, а не ремесленни­ком,— если не даны к тому способности и орудия в нас самих" [Гоголь 1952: 470]. План гоголев­ского проспекта показывает, что в "Учебную книгу" должны были войти по преимуществу жанры "поэтического, высшего языка человеческого, языка богов". "Всем доступный" прозаический род сочинений низводился на положение второстепенного, единствен­ному упомянутому виду прозы ("ученые рассуждения и трактаты") Гоголь посвящает лишь маленький абзац [Гоголь 1952: 483]. Обратим внимание на то, что ни ораторской прозе, ни деловому языку нет места в классификации Н.В.Гоголя. Эта тенденция представления в словесности только ее «поэтической части» будет усилена во второй половине XIX в.

Апологетом подобной точки зрения является и В. Г. Белинский. Его крити­ка "Общей реторики" Н. Ф. Кошанского, заканчивающаяся приговором "всем риторикам", которые "нелепы и по­шлы" [Белинский 1955: 514], оставила, конечно, за предела­ми рассмотрения и вопросы серьезной науки. Несомненно и то, что Белинский тонко и глубоко разбирает специфику словесности, письменности и литерату­ры, начиная свой анализ с ясного раз­ведения этих понятий:

"Письменность и литература прежде всего относятся к словесности как виды к роду. Понятие, выражаемое словеснотию, гораздо общее, нежели понятия, выражаемые письменностию и литературою, (...) словесность заключает в себе и письменность и литературу, как ее же собственные произведения. Все, что находит свое выражение в слове, все это принадлежит к области словесно­сти: и народная поговорка или посло­вица — и курс философии (...) К обла­сти письменности принадлежат те словесные произведения, которые на­род, не знавший еще книгопечатания, почел достойными сохранить от забве­ния посредством письменного искусства. Под литературою разумеется или словесность народа, исторически раз­вившаяся и отражающая в себе народ­ное сознание, или какая-нибудь отрасль словесности, обнимающая собою известную сторону искусства или науки. Так, в последнем случае говорится: литература эстетики, литература исто­рии, литература математики, медицины, технологии и т. д.

Понятие о литературе тесно связано с понятием о книгопечатании" [Белинский 1954: 621].

Белинский положительно оценивал значение церковной и деловой письмен­ности, значимость же фольклора им в сущности отрицается: «наши предки чувствовали бессознательно ничтож­ность и незначительность их народной поэзии" [Белинский 1954: 623-624].

Хотя Белинский и отмечает различ­ные виды словесности, он, подобно Гоголю, является апологетом художе­ственной литературы. Высшим мерилом "литературного" периода в развитии словесности, по мысли Белинского, является то, что "ее деятелем является уже не народ, а отдельные лица, выра­жающие своею умственною деятельностию различные стороны народного духа. В литературе личность вступает в полное право свое, и литературные эпохи всегда означаются именами лиц" [Белинский 1954: 625].

Несмотря на всю глубину и тонкость замечаний Белинского, его апологетика "изящной литературы" сослужила плохую службу словесности, поскольку целый ряд видов словесности был низведен до уровня второстепенных и не значимых для педагогики и общества в целом: это и народная словесность, и разные виды литературы (не художест­венной), и древнерусская письменность, и ораторское красноречие, и устная бытовая речь. Белинский не видит каких-либо критериев, которые могут быть использованы для отбора в историю словесности текстов устной речи, писем, деловой и научной прозы. Такие критерии, по мысли литературного критика, возможны только в отношении изящной литературы [Белинский 1954: 624].

§ 4. Словесность в современной филологии. В современной филологической лите­ратуре термин словесность употребля­ется и исследуется чрезвычайно редко. Наиболее обстоятельно и обоснованно использует его Ю. В. Рождественский, не только возрождая его из исторического небытия, но и придавая ему конкретный научно-терминологический смысл:

"Языковая деятельность состоит из высказываний. Отдельное высказывание в филологии называется произве­дением словесности (выде­лено автором — В. А.), а вся совокуп­ность произведений словесности — словесностью. Словесность, или языко­вые тексты,— предмет филологии. За­дачей филологии является, прежде всего, отделение произведений словес­ности, имеющих культурное значение, от таких, которые его не имеют. Для решения этой задачи необходимо обо­зреть весь массив произведений словес­ности. Это можно сделать только путем классификации этих произведений" [Рождественский 1990: 112].

В соответствии с русской филологической традицией Ю.В.Рождественский пытается выстроить наиболее полную классификацию родов и видов словесности, приспосабливая ее к современному информационному обществу: 1) устная словесность: а) дописьменная (диалог, молва, фольклор); б) литературная (ораторика, гомилетика, сценическая речь); 2) письмен­ная словесность (сфрагистика, эпиграфика, нумизматика, палеография, включающая: письма, документы, сочинения); 3) печатная словесность, или литература (научная, художественная, журнальная); 4) массовая коммуникация (массовая информация в виде радио, телевидения, прессы, кино; реклама и информа­тика) [Рождественский 1996: 23].

Необходимо возвращение к правилам словесности, среди которых Ю. В. Рождественский выделяет внешние правила, регламентирующие порядок создания, передачи, приема и хранения словесных произведений, и внутренние правила, регламентирующие лингвисти­ческое строение текста с помощью искусства речи и наук о речи (логика, грамматика, поэтика, риторика, стили­стика) [Рождественский 1996: 21].

Характерно и восстановление предмета словесности в современной школе. В учебнике «Русская словесность» Р.И.Альбетковой для 7 класса термину словесноть приписаны три значения:

«Во-первых, это с л о в е с н о е т в о р ч е с т в о. Это искусство рисовать словом картины и изображать людей, рассказывать об их поступках и переживаниях, выражать словом мысли и чувства.

Кроме того, словесность – это в с е п р о и з в е д е н и я и с к у с с т в а с л о в а: устное народное творчество и книжность, письменная литература.

И наконец, словесность – о б о б щ е н н о е н а з в а н и е в с е х н а у к о я з ы к е и л и т е р а т у р е – это грамматика и лексикология, история и теория литературы, стилистика и риторика и другие науки.» [Альбеткова 2000: 9]. Последнее толкование замечательно приближает нас к тому толкованию словесности, которое было в университетском курсе И.И.Давыдова, где словесность включала весь цикл наук о языке (теорию языка, теорию речи и теорию слога). Современное объяснение выглядит несколько странно, потому что, строго говоря, мы не найдем именно такого определения у современных ученых-лингвистов. Тем не менее, такое определение перспективно, поскольку оно показывает восстанавливаемую историческую связь классической русской филологии и современных наук о языке и слове.

Подведем некоторые итоги относи­тельно содержания самого термина словесность и перспектив словесности как научной и педагогической дисцип­лины.

1. Словесность этимологически определяется как способность человека выражать свои мысли и чувства в слове. Поэтому словесность объяснялась в классических русских учебниках как природный дар, которым человек отличен от других одушевленных созданий. Владение словом показывает в человеке божественное начало, отражая в нем образ Божий.

2. Словесность — это совокуп­ность словесных произ­ведений. Можно говорить о словес­ности какого-либо народа, например, русской словесности. Рассмотрение всей совокупности произведений словесности невозможно, поэтому филологи ставят вопросы о классификации и отборе наиболее ценных и культурно значимых текстов.

3. Словесность изучается и осмысляет­ся как искусство создания сло­весных произведений. Словесность как искусство речи предполагает постиже­ние законов словесного творчества и обучение правилам, приемам создания словесных произведений.

4. Классический термин словесность был для русских ученых первой половины XIX века аналогом термина филология, поскольку само слово имело логосическую, мироустраивающую функцию. Поэтому словесность и определялась либо как совокупность «словесных наук», либо как «наука о Слове».

5. Современная словесность как наука занима­ется прежде всего изучением существующих словес­ных произведений. Задача современной теории словесности — классификация и изучение специфики родов, видов и жанров словесности, отбор и изучение образцов словесного творчества. Теория словесности должна восстановить в правах такие незаслуженно забытые для изучения и обучения виды словесности, как ораторика (публичная речь), дело­вая проза, письма, показать современно­му учащемуся разницу между художест­венной и научной литературой, выяс­нить специфику и роль средств массо­вой информации, наконец, оптимально представить современную разговорно-бытовую речь и правила этикета.

6. Подлежат изучению разные ро­ды и виды словесности: 1) художественная, изящная словесность, приравненная ныне к "литературе" (хотя ни словесность, ни литература не ограничиваются художественными текстами); 2) устная словесность, вклю­чающая не только фольклорные произ­ведения, но и бытовые и ораторские формы речи; 3) научная словесность, объемлющая произведения научной речи (кстати, почти нетронутая пробле­ма — существование устной научной словесности в научных диалогах, по­строении научных докладов, конферен­ций и т. д.); 4) деловая словесность, словесность средств массовой информа­ции и т. д.— по родам и видам словес­ности (сколь бы необычно это ни звуча­ло для современного пользователя); 5) возможно говорить и о видах профес­сиональной словесности (как мы гово­рим о церковной словесности, политиче­ской, юридической, дипломатической словесности и т. д.— каждый из этих "профессиональных" видов речи заслу­живает изучения на стыке филологии и соответствующей науки).

7. Предмет "словесность" имеет боль­шее право, чем "литература", на то, чтобы быть изучаемым в вузе и школе. Не отрицая значения художественной словесности, необходимо обратить уча­щихся ко всему богатству речевой действительности. Построение основ современной школьной теории словесно­сти — задача искусного методиста и авторов будущих учебников теории словесности. При этом создатели профессиональных учебников словесности естественно должны давать вначале общие основы и правила словесности, а затем переходить к частным правилам и особенностям создания того вида профессиональной словесности, к которой имеют отношение данные учащиеся (политологи, предприниматели, юристы, педагоги, военные и т.д.).

8. При этом должен быть кардинально пересмотрен курс истории русской словесности, который необходимо восстанавливать и расширять, предусматривая изучение предусматривая изучение не только «понятной и занимательной» беллетристики, но и Священного Писания как главнрого кульутурообразующего текста, жанров письменности, в том числе деловой, учебной и научной литературы, ораторской прозы и т.д. Здесь встанут две проблемы: 1) корректность отбора культурно значимых текстов и 2) подго­товка преподавателя-словесника (осо­бенно школьного), знающего и способ­ного комментировать этот состав тек­стов.

9. В настоящее время в вузах и школах изучается курс истории русской литературы, но, строго говоря, необходимо бы изучать историю русской словесности, понимая под словесностью не только художественную литературу (облегченную для понимания «беллетристику), но все богатство словесной действительности того или иного исторического времени. Пока эта действительность предстает в эстетической или художественной упаковке, а необходимо представить ее во всем разнообразии форм и жанров речи. Такова, на наш взгляд, требуемая реформа в отборе материала для преподавания словесности XVII-XVIII веков, где сохранился состав авторов, изучавшихся в дореволюционной гимназии, но отсутствуют некоторые важные культурообразующие тексты, значительно более понятные и выразительные для восприятия учащихся.

Восстанавливаемый термин словес­ность не вступает в противоречие с традиционной филологической терми­нологией. В начале XIX в. было приня­то говорить о "словесных науках" и "филологии" как синонимах, в настоя­щее время "словесность" продолжает оставаться одним из основных понятий филологии. При всей близости словес­ности к таким наукам о речи, как рито­рика и стилистика, словесность более относится к изучению текстов словесных произведений, их классификации и отбору, а риторика — к построению оптимальной, эффективной речи.

Вопросы и задания

1. Проследите динамику изменения значения термина словесность от начала XIX века до начала ХХ века.

2. Какова разница между терминами словесность, литература, письменность?

3. Каков приоритетный состав родов, видов и жанров словесности в преподавании русской словесности и литературы в XIX-XX веках?

4. Какова периодизация курсов словесности в истории русской словесности XIX века?

5. Каково современное понимание термина словесность? Каков состав родов, видов и жанров словесности развитого современного информационного общества?

6. В чем состояла реформа предмета словесности, предложенная к середине XIX века ведущими писателями и журналистами (Н.В.Гоголь, В.Г.Белинский)?

7. Когда пресеклась традиция преподавания словесности? В чем состоит попытка восстановления предмета словесности? Как предмет словесности связан с классическим пониманием филологии как научного и учебного предмета?

Глава 5. Образ и личность ритора

§ 1. Ритор - оратор - автор. Р и т о р о м называют всякого участника речи, стремящегося убедить кого-либо в чем-либо. Слово р и т о р распространяется и на говорящего и на пишущего, при этом создателя устной публичной речи обыкновенно называют о р а т о р о м, а создателя письменной речи - а в т о р о м. Итак, ритор - это речедеятель (человек, действующий в речи), или человек "общающийся".

Классические значения слова ритор,восходящие к античной традиции, таковы: 1) мастер красноречия, человек, действующий словом и владеющий искусством убедительной и эффективной речи; 2) учитель риторики. В древнерусских сочинениях слова ритор, ветий (ветия) встречаются уже с XI века. На древнерусский язык греческое слово rhtor переводилось чаще как вhтия (корень вhт- означал говорение – ср. совр. ответ, совет, привет, завет и мн.др.). Слова ритор и вhтия имели в Древней Руси два основных значения: 1) человек, искусно действующий словом, говорящий и пишущий; 2) знаток, мудрец.

О Василии Великом, знаменитом христианском философе-проповеднике IV в. н.э., сказано в русском переводе слов Григория Богослова XIII в.: «Вети в ветьях, …философ в философех», о силе его ораторской речи: «ветийством таков, еже огнем душет». В «Пчеле», сборнике афоризмов XIII века, сказано, чем занимаются риторы: «Риторы учатся законней речи глаголати». О необходимости много писать и тщательно готовить речи сказано в описании Димостена ритора: «сь, въпросимъ, како риторикию учил, и рече: склочил масла боле вина».

В древнерусских Азбуковниках и Алфавитах XVII века находится множество толкований словам ритор, ветий, оратор: «Вития — хитрословец. Оратор — краснословец, еже есть ритор и вития. Ритор — речеточец, ведый добре и писати и глаголати» (Алфавит, XVII в.) «Оратор — витиа, ритор, иже знает хорошо говорить» (Лексикон вокабулам новым, нач. XVIII в.).

В самостоятельном добавлении древнерусского учителя, которое он делает в окружении писцов-учеников при создании перевода первой русской «Риторики» 1620 года, сказано: «Что есть ритор? Ритор есть его же речиточником нарещи возможно есть, который бо человек зело в науце речения хитр был, а существо его таково есть, чтобы ему о таковых вещех говорити мощно, которые в делах и на градских судах по обычею и по закону господарства того, где родился, бывают пригодные и похвальные. Таковые же суть человецы сицевы бывают, будет бы что ни есть безчестнаго или славы достойнаго, богатаго или убогаго, праведнаго или нечестиваго, был бы чтоб умел разсужати и ко всякому делу подобающие слова прилагати» [Аннушкин 1999: 22]

В «Книге всекраснаого златословия» (1710 г.) грека-монаха Чудова монастыря Козмы Афоноиверского есть замечательное обращение к Богородице Пречистой Приснодеве Марии, которую он наделяет в Предисловии свойствами ритора: «Кто бо когда риторствовати возможе, яко же ты, всемилостивая госпоже моя? Кто тако может умолити неземнаго, но небеснаго гигантопобедника судию? Яко ты пучина всея мудрости, ты бо и риторствующи побеждаеши и умолчающи пречюдно умоляеши.» Предмет и цель риторики, требования к личности ритора Козма Афоноиверский выражает в следующем рассуждении: «Риторики дело есть еже обрести и глаголати ритору вся потребная, ко еже (чтобы) препрети слышателя к своей мысли. Конец (цель) – еже препрети слышателя и привлещи ко своей воли. Вещество ж и подлежащее сея суть вся видимая и невидимая, или умная в круглоконечном мире и превыше небес. Тем же ритору должно многих вещей всяких видети, слышати, чести и знати, и тако, пучину ведения в персех имея и каноны риторики храня, никогда ж в мире оскудеет благоречие» [цит. по: Аннушкин 2002: 112]

М.В.Ломоносов замечает: «речение retor (ритор), которое хотя на греческом языке значит витию или красноречивого человека и в российский язык в том же знаменовании принято, однако от новейших авторов почитается за именование писателя правил риторических» [Ломоносов 1952: 91]

Как видим, в толковании слов ритор и оратор всегда присутствует дух и стиль времени, когда данные слова либо одобряются, либо не одобряются авторами, диктующими стиль времени. Подобно тому, как сами слова язык и речь испытывают двойственное толкование, подобной критике подвергаются и слова, обозначающие ритора – лицо, занимающееся практической речью. Зависит это часто от отношения к риторике и красноречию вообще. Так «ругателем» риторики, риторов и всякого красноречия следует назвать страстного писателя и оратора, обличителя официальной идеологии протопопа Аввакума, который не принимал «внешней мудрости» и ратовал за «просторечие», призывая «в простоте Богу угождати». Любопытно, что последователи старообрядчества, создатели в конце XVII века Выговского общежительства на севере России Андрей и Семен Денисовы, напротив, исколесили всю Россию в поисках риторического учения, а затем, собрав известные им учебники, открыли на Выгу свою словесную школу, написали «Риторику в 5 беседах» и занимались обучением риторике и искусству составления проповеднических речей. Самих учителей Денисовых называли «златоустные отцы наши риторы».

Критически оценивал слова риторика и ритор В.Г.Белинский («все риторики нелепы и пошлы»), но слово оратор он, несомненно, одобрял, подразумевая под этим словом мастера публичного выступления [Белинский 1955: 514]. Точно также одобрительно звучит в 20-е годы ХХ столетия слово оратор, когда после Октябрьской социалистической революции требовалось «учить говорить весь народ». А.В.Миртов предлагал называть термином оратор «не только лиц, произносящих речи на больших собраниях, на митингах и т.п., но всякого, кому приходится обращаться со словом хотя бы к небольшой группе собравшихся» [Миртов 1927: 3].

Классический термин ритор соединяет нас с предшествовавшей традицией речевой культуры, обогащая современную речь многообразием культурных ассоциаций. Ведь ритор – это и мастер речевого искусства, и теоретик науки риторики, и учитель благоречия. Для современной речевой жизни ритор – это человек, умеющий строить публичные высказывания с целью доказательства своей точки зрения. От ритора требуются соответствие нравственным нормам жизни, которые являются основой речевого искусства.

§ 2. Речь – общение – коммуникация. Филолог занимается словами. Чтобы понять, в чем состоит семантическая и стилистическая разница между словами, необходимо анализировать контексты, в которых слова употребляются. Для этого необходимо представить, во-первых, где и когда вы встречали эти слова, т.е. найти множество контекстных употреблений слова. По употреблению в текстах можно почувствовать смысл этих слов. Во-вторых, каково их происхождение? Например, какие из этих слов исконно русские, а какие иноязычные? В-третьих, какие из них современные, а какие вошли в наш язык относительно недавно? Наконец, какие из этих слов менее, а какие более "модные" и каков характер риторического изобретения при их создании и функционировании?

Слово р е ч ь означает конкретное воплощение и практическую реализацию языка как средства связи между людьми. Язык реализуется в материале речи, воплощаясь в звуки, слова, предложения. Речь – наиболее старое слово, выражающее языковую способность человека. Неслучайно в древнерусском языке слова рhчь, рhчение означали и "слово", и сам речевой процесс.

Слово о б щ е н и е – русское слово, обозначающее связь, контактирование людей, пользующихся речью. Это слово не может не быть привлекательным, потому что фиксирует внимание на объединении людей с помощью слова – в нем слышатся другие однокоренные слова: "общий", "община", "общность". Именно этим значением "общности", "единства", "соборности" слово о б щ е н и е привлекло философов и лингвистов в ХХ веке, когда оно стало особенно популярным. Словом о б щ е н и е мы стремимся подчеркнуть возможность реализовать в речи эффективный, результативный, гармонизирующий человеческие отношения контакт. Смысл риторики как науки многие современные ученые и педагоги связывают именно со словом общение: так, наукой об общении называют риторику авторы учебного комплекса для 8 класса под руководством Т.А.Ладыженской [Риторика: 8 класс]. Согласно концепции авторов учебника, риторика состоит из двух частей: “общение, жанры”. Очевидно, что часть 1-я соответствует традиционной общей риторике, а часть 2-я – частной риторике, но обе изучают правила общения, а школьники должны учиться «успешно общаться» [Риторика: 8 класс: 2].

Слово к о м м у н и к а ц и я вошло в русский язык в XVIII веке, хотя латинское слово communicatio было известно в учебниках риторики с начала XVII века. Латинское communicatio также означает связь, контакт, правда, для русского языкового вкуса это слово, конечно, иноземное. Виды связей-«коммуникаций» настолько различны, что в современном русском языке находится очень много прилагательных для обозначения всякого рода коммуникаций: железнодорожные, подземные, воздушные, и, конечно, межчеловеческие, речевые коммуникации... Употребляя слово «коммуникация», мы, конечно, не можем не чувствовать его некоторой чужестранности, но русский язык (как и русский человек) не боится нововведений и легко осваивает такие вначале "модные" (для 60-70-х годов), а теперь ставшие традиционными термины.

§ 3. Личность человека и его речевые поступки.Л и ч н о с т ь - индивидуальное воплощение (единство) тела, души и духа человека. Личность конкретна и своеобразна, ибо каждый человек отличается от другого не только внешностью (строение тела, черты лица), но и внутренними свойствами характера, темперамента, воли, энергии, свойствами ума, душевными стремлениями, своеобразием чувств. Русская духовная философия говорит о том, что всякий человек – личность, воспитываемая постоянной работой над совершенствованием как тела (его красоты, силы, ловкости, выносливости), так и духа (нравственной целостности, сердечной чистоты, совестливости, воспитанности, образованности и других многочисленных качеств).

Важно, чтобы самоощущение личности было цельным, гармоничным, когда одни поступки человека не противоречат другим, мысли – в порядке, знания – полны и систематичны, чувства - ясны и устойчивы. Личность человека проявляется в поступках, а все существенные поступки человека связаны с речью. Поэтому сказать о том, каков человек и его личность, можно только проанализировав его мысли и слова.

Заслуга открытия в человеке личности принадлежит христианству. До христианства существует лишь некое высшее «безличное сознание, или некая сила, связывающая вселенную воедино» [Алексий II 1999: 3] Христианство увидело в человеке «уникальную индивидуальность, неистребимый никакими испытаниями и унижениями образ Божий» [там же: 5]. Этот образ Божий растворен в каждом человеке, и цель образования следует видеть в том, чтобы усовершенствовать образ всякого человека. Этот образ (вид, облик) сияет в каждом человеке стремлением к совершенству (“будьте совершенны, как совершенен Отец Наш Небесный”).

Риторическая идея «свое-образия» каждого человека прослеживается уже в «Поучении детям моим» Владимира Мономаха, когда он пишет: «Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя, никак же разум человеческий не может исповедати чудес и доброт Твоих, устроенных на сем свете: како небо устроено, како ли солнце… И сему чуду дивуемся, как от персти созда человека, како образы разноличны в человеческих лицех, аще (если) и весь мир совокупить, не вси в один образ, но каждый своим лик образом.»

§ 4. Образ ритора. Личность человека проявляется прежде всего в речи. Каков человек, такова и его речь. Проявление человека в речи и составляет о б р а з р и т о р а. О б р а з р и т о р а есть сознательно выстраиваемая совокупность внешних и внутренних характеристик говорящего или пишущего (участника речи).

Первый толчок для размышления о том, как выстраивать образ ритора, дает суждение Аристотеля: "Для того, чтобы убедить кого-либо в чем-либо, надо показать себя человеком известного склада" [Аристотель 1978: 19]. Нет ли в словах "показать себя" какого-либо обмана в отношении аудитории или собеседников? И почему мы говорим об облике, "маске"? Разве это хорошо: "быть в маске"? Как мы выяснили выше, возможность такого "обмана" присутствует в любой речи, но для этого-то и необходимы этические основы риторики (быть прежде всего честным человеком), для этого-то и предписывается каждому речедеятелю осторожность и внимание в восприятии речи (слушании и чтении), умное "речеделание" в создании речи (говорении и письме).

Термин образ ритора введен в русскую науку, скорее всего, В.В.Виноградовым в работе «О языке художественной прозы» 1930 года. Анализируя историю русской риторики и поэтики, В.В.Виноградов проводит аналогию между образом оратора в публичной речи и образом автора в художественной литературе: «Проблема красноречия связывается с структурой образа оратора – автора как страстно чувствующего и благородно мыслящего «субъекта» [Виноградов 1980: 103] В.В.Виноградов отмечает, что построение образа оратора похоже на создание актером определенной “маски”, а подготовка речи и ее исполнение, несмотря на всю страстность и вдохновение, с которыми выступают иные ораторы, – процесс с о з н а т е л ь н ы й, требующий искусства с о з-д а н и я о б р а з а р и т о р а.

Риторика накопила в вопросах воспитания и формирования ритора много полезных советов и рекомендаций. Прежде всего, ритор должен показать себя человеком, достойным доверия и уважения аудитории (то, что в античности называли vir bonus – человек добродетельный). Как этого добиться? Прежде всего, надо быть таким человеком, но, конечно, нужны знания, опыт, умение, чтобы утверждать свои взгляды, свое право на собственное мнение...

В понятие образ ритора входит комплекс речевых средств, воплощенных в содержании, композиции, выборе слов, характере произношения (интонации, ритме и темпе, тембрах голоса) для устной речи и характере письма (например, почерка или шрифтов) для письменной или печатной речи. Установить, какой образ создает тот или иной речедеятель, трудно, поскольку воспринимающему речь подчас попросту не хватает искусства определить, какими приемами, методами, способами, «уловками» пользуется опытный оратор для того, чтобы достичь своей цели. Тем не менее, риторические правила диалога (см. предыдущую главу) рекомендуют всякому слушателю или читателю распознавать за речью – «человека» («человек скрыт за его словами»). Иначе говоря, за конкретным образом ритора всегда кроется личность – та внутренняя основа, на которой зиждется речевое поведение.

Всякий говорящий воспринимается в определенном сегодняшнем образе. Всякий говорящий может быть рассмотрен как человек, производящий последовательную совокупность речей. К этой совокупности речей предъявляется требование непротиворечивости суждений – в ином случае делается отрицательный вывод о личности говорящего.

Личность ритора «многообразна», то есть конкретных проявлений личности может быть множество в разных речевых поступках. Но к этой «многообразности» предъявляется требование целостности личности, которая остается единой во множестве проявлений. Так, каждый человек меняет костюм, бывает в разном настроении, участвует в разных видах речи (в семье, в деловом диалоге, учебной лекции, политической, судебной речи), но совокупность его речей предполагает разносторонность и богатство содержания его высказываний. Общество (или конкретные слушатели) отрицательно оценивают человека или его личность в том случае, если его высказывания не соответствуют истине или сегодняшние высказывания противоречат предыдущим. Фольклорные правила оценивают такую противоречивость в содержании речи множеством афоризмов: «Начал за здравие, кончил за упокой», «Сегодня – одно, завтра – другое» и т.д.

§ 5. Оратор – образ оратора – актер. «Образ оратора – не то же самое, что оратор, – пишет Ю.В.Рождественский, – а то, как оратор представляет себя аудитории. В отличие от актера, который представляет публике воображаемый персонаж, ориентированный на тип человека (страстный, несчастный, злой, добрый и т.д.) в определенных, также воображаемых положениях, оратор должен представлять себя «по правде», т.е. исходя из реальных обстоятельств, а не воображаемых. Это первое условие понимаемости оратора как человека. Вторым условием является то, что оратор в любой своей речи должен быть самим собой, т.е. держаться в принципе одних и тех же взглядов» [Рождественский 1999: 134-135]. Итак, говорящему приходится именно представлять себя аудитории, создавая своего рода "маску" или образ. В этом создании заключено своего рода искусство, и важно, насколько такое создание образа оратора соотнесено с реальной этикой поведения, жизненной позицией говорящего.

Представление происходит в реальных обстоятельствах. Прежде всего, оратор должен добиваться д о в е р и я аудитории. А доверяем мы обычно людям надежным. Надежным является человек, однородный в своем нравственном выборе, внешнем облике и характере общения с аудиторией. Оратор ведет себя последовательно в разных обстоятельствах. Увидев оратора, аудитория ожидает уже от него определенных суждений, мыслей - и это гарантия надежности данного человека.

Другая опасность, подстерегающая оратора – актерство. Оратор – не актер, потому что оратор действует в реальных обстоятельствах, а актер – в воображаемых. Оратор не имеет права менять своих воззрений, он нравственно и идейно должен быть единообразен. Актер в каждой своей роли предстает в новом образе, он играет новых людей, которые сегодня мыслят и чувствуют как герои, а завтра – думают и действуют, как злодеи. Реальность ораторского противостояния требует от оратора выразительного действия.

Таким образом, оратор действует в реальных обстоятельствах, актер – играет в воображаемых обстоятельствах. Оратор реален, актер – воображаем. Как вы будете относиться к человеку, который с вами "играет"?

Таким образом, природа обоих искусств – риторики и театра –различна. Правда, актер должен действовать так, будто он живет в реальных обстоятельствах, поэтому классические режиссеры требуют от актеров "жить" обстоятельствами роли, "действовать" по законам реального поведения. И ораторам есть чему поучиться у мастеров театрального искусства. Некоторых ораторов (политиков, судей, учителей) также сравнивают с артистами, но это не более, чем сравнение – природу каждого вида творчества надо понимать различно.

Опасность «актерства» необходимо ясно предощущать в риторическом обучении, поскольку произносить речи иногда приходится в условных обстоятельствах. Тем не менее всегда необходимо пытаться сохранить свое «я», защищать и отстаивать свою личную, а не выдуманную позицию, не сбиваться на ложный пафос, не пользоваться искусственными приемами, характерными для некоего «ораторского» стиля. Соблюдение меры и вкуса – одно из необходимых свойств ритора.

§ 6. Внешний вид – мимика и жесты.В одной из риторик пушкинского времени внешность оратора справедливо названа "телесным витийством". Действительно, когда мы встречаем какого-либо человека, то вначале оцениваем его внешний вид, поскольку костюм, мимика и жесты, пластика оратора говорят иногда выразительнее всяких слов. Все это "знаки" человека, свидетельствующие о его привычках, взглядах на жизнь, поведении и отношении к другим людям.

Портрет каждого человека может быть описан по его внешним или физическим данным: так, можно говорить о том, что у каждого человека есть определенный рост, своеобразная фигура, лицо. Поэтому говорят, что от природы кого-то наградила судьба "красотой", "здоровьем" и т.д. Но, зная свои природные данные, каждый человек способен усовершенствовать свою природу, занимаясь самовоспитанием и образованием.

В народе говорят: "встречают по одежке..." Это значит, что первая оценка человека связана с его внешним видом. Как вы думаете, какие требования предъявляются к внешнему виду человека?

Очевидно, что это – удобство одежды, красота, аккуратность. Удобство – это соответствие костюма обстоятельствам деятельности человека, но оно не должно противоречить уместности данного костюма. Например, в шортах "удобно" было бы ходить в жаркую погоду, однако появиться в "серьезном" месте было бы неудобно. Красота в одежде – необходимое ее свойство, но нельзя и преувеличивать стремлением к моде и претенциозностью нарядов. Одним словом, одежда в каждом случае должна быть прежде всего уместна, то есть соответствовать месту и времени, характеру собеседников, общей ситуации общения.

Особо следует сказать о мимике и жестах. Мимикой называют движение лица с целью выражения мыслей и чувств. Игра красок лица бывает подчас красноречивее всяких слов. Не зря говорят: "глаза - зеркало души". В общении чрезвычайно важен глазной контакт с аудиторией или с тем человеком, с которым вы говорите. Считается непочтительным говорить отвернувшись, не глядя в глаза; одновременно и слишком назойливый взгляд считается неудобным для собеседника.

Необходимо иметь в виду, что этикет каждого народа своеобразен: в японской культуре, например, считается невежливым слушать начальника или старшего, глядя ему в глаза – требуется почтительно опустить "очи долу"; итальянцы же или французы, напротив, считают проявлением невнимания отведение взгляда. В русской культуре взгляд должен быть по "уместности": и внимательным, и ненавязчивым: нельзя и слишком внимательно смотреть в глаза ("пялить глаза"), но нельзя и смотреть в разговоре с собеседником в сторону. Поскольку общение – искусство, требуется ощущать, какую степень внимания необходимо оказать каждой аудитории или собеседнику.

Жестикуляция связана с телесным движением: кивок головы, недоуменное пожатие плеч, взмах руки, покачивание ногой – возможности выражения смысла и отношений с помощью движений нашего тела бесконечны. Однако и они принципиально исчислимы. Важно понимать, что восприятие человека говорящего начинается с его "телесного" языка. Телесный облик часто бывает выразительнее всяких слов: если оратор вышел выступать, ему рекомендуется быть уверенным в себе, подтянутым, строгим; если оратор не знает, о чем говорить, то скованы и движения, руки и ноги не слушаются. Всякий жест должен быть оправдан, соответствовать мысли и настроению. Выдуманный, неестественный, случайный жест может вызвать не только отвлечение внимания, но и раздражение, недовольство, смех, так что неумелый жест хуже неумелого слова.

§ 7. Оценка личности: этическая, интеллектуальная, эстетическая.Оценка речи человека в восприятии его образа оратора происходит с разных сторон. Из них прежде всего можно выделить оценку нравственно-этическую. Доверие аудитории возможно, если она считает, что перед ней человек честный и справедливый. Аудитория должна ответить на вопрос, как она воспринимает данного оратора: хорош он или плох? К "хорошему" человеку испытывают доверие, к "нехорошему" - недоверие. Оратор ищет пути к сердцам своих слушателей, находя с ними общность мыслей и взглядов. Однако не исключено, что какая-то сторона может придерживаться ложных взглядов или интересов. Тогда оратору приходится защищать свою позицию, иногда расплачиваясь головой за несовпадение со взглядами аудитории.

Интеллектуальная оценка связывается с богатством мыслей оратора или писателя, его образованностью, способностью аргументировать, рассуждать и находить мыслительные ходы. Интеллект говорит о знании оратором предмета речи.

Эстетическая оценка связана с отношением к исполнению речи: ясности и изяществу выражаемых мыслей, красоте звучания, оригинальности в подборе слов. Бывает, что одна и та же мысль выраженная просто и банально, никого не заинтересует, но, оформленная в изящную словесную словоформу, распространенная в нужных и занимательных словах, эта же мысль вдруг заиграет яркими красками... Бывает и так, что слишком распространенная мысль, закрученная в "неудобь познаваемых словесах", напротив, отторгает, а, выраженная просто и кратко, вызывает одобрение. Простые, выразительные, изящные слова и звуки вызывают положительное эстетическое восприятие.

§ 8. Единство образа ритора: неизменность позиции при новизне мыслей.Начиная речь, оратор должен определить прежде всего свою нравственно-философскую и профессиональную позицию. Если у человека нет позиции по какому-то вопросу, то его считают бесхарактерным, или, как говорят в народе, "бесхребетным" – взгляды такого человека можно повернуть в любую сторону. Целостность своего характера, избранную жизненную позицию ритор отстаивает всю жизнь. Изменение позиции вызывает недоверие и сомнение относительно честности человека и способности отстаивать свои взгляды.

Итак, уже в юности приходится ответить на вопрос: какую позицию по тому или иному вопросу я выбираю? какие темы, идеи, взгляды я собираюсь защищать? Затем следует сказать: что я по этому поводу (избранной теме) могу сказать? Наконец, после высказывания и его оценки слушателями происходит проверка правильности суждений человека.

При неизменности взглядов к ритору как человеку, выступающему с речью, предъявляется требование новизны и привлекательности идей. Слушатели воспринимают каждого человека определенным образом, ожидая от него высказываний известного рода: так, мы знаем и чувствуем, что и от кого можно ожидать... В то же время наше общение потеряло бы смысл, если бы мы не хотели получить в наших контактах с другими людьми чего-то нового, неожиданного, обогащающего нас новыми знаниями и опытом.

Если вы проверите это положение вашим личным опытом, то поймете, что от каждого человека, с которым вы вступаете в контакт, вы желаете получить что-то новое, в то же время он не должен изменять своей принципиальной позиции в жизни, своего принципиального отношения к вам. Значит, требуются неизменность взглядов при новизне идей, мыслей, слов, то есть единство образа оратора при многообразии и разносторонности его конкретных проявлений в человеческих отношениях.

§ 9. Ораторские нравы.В риторике всегда обсуждался вопрос: каким человеком надо быть, чтобы уметь доказать что-либо? Иначе говоря, какими качествами должен обладать оратор, воздействующий на аудиторию не просто словом, но и всем своим обликом? Ведь о каждом говорящем можно сказать, что у него есть определенный характер, качества личности, нравственные достоинства или недостатки. Все эти требования объединялись понятием ораторские нравы, ибо само слово "нрав" изначально понималось как характер, душевные качества, внутреннее свойство человека.

В каждую историческую эпоху ценятся разные качества людей в зависимости от идеологии этой эпохи, стиля жизни. Так, в античных риториках перечислялись следующие достоинства людей: справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, великодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость (Аристотель, "Риторика"). Эти достоинства определялись как части добродетели, а сама добродетель как свойство человека – "способность оказывать благодеяния, ...которые полезны для других".

Зарождение христианства связано с новыми требованиями к человеку, предполагающими в нем на основе веры в Бога смиренномудрие, кротость, скромность, терпение, трудолюбие, милосердие, послушание, внимание к бедам и переживаниям других людей, способность принять другого человека как самого себя, отчего всякий человек назывался "ближним".

Очевидно, что не только исторические эпохи, но и конкретные профессии требуют от людей конкретных свойств: от воина – мужества, силы духа, верности данному слову (присяге), способности переносить трудности; от ученого – последовательного и кропотливого труда, стремления к истине и постоянного накопления знания, сосредоточенности, усидчивости, аккуратности; от политика – честности и бескорыстия, служения общему, а не личному благу, политической воли и энергии.

Ораторские нравы определяются А.А.Волковым как «этические требования, предъявляемые обществом любому ритору независимо от его убеждений и дающие в этом качестве принципиальное право на речь» [Волков 2001: 74]. Русские классические риторики, как справедливо пишет А.А.Волков, не разрабатывали вопросы риторического этоса, поскольку русское общество придерживалось единых духовно-нравственных принципов. “ В наше время вопросы риторического этоса занимают ведущее место, в организации речевых отношений в обществе, поскольку этическая составляющая образа ритора оказывается определяющей” [Волков 2001: 74]. С этим нельзя не согласиться, потому что идеологические и нравственные устремления русского общества на протяжении ХХ века значительно менялись, т.е. менялся состав общих мест как единых нравственных, этических категорий, которыми руководствовались в своих взглядах и поведении люди. Современное общество массовой информации также подвержено неустойчивым переходам от одной идеологии к другой, поэтому необходимо говорить о важности духовной морали, объединяющей общество и живущих в нем людей едиными принципами морали, идеологии, культурных запретов. Желательно, чтобы такое формирование протекало в рамках классической национальной традиции, имеющей глубокие исторические корни в отношении требований к образу человека.

А.А.Волков называет следующие качества ритора: честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность [Волков 2001: 75-76]. Очевидно, что это далеко не все характеристики, которыми можно было бы нарисовать образ идеального ритора. Попытки создавать такой портрет идеального ритора в перечне характеристик могут состоять в том, что «положительные» качества человека исчисляются сотней и более характеристик. Очень важно не только называние, но и реальные объяснения того, что стоит за словами, характеризующими речевое поведение. Всякому конкретному речедеятелю требуется определить собственные идеалы: с одной стороны, они должны вписываться в рамки общественно-национальной традиции, с другой стороны, каждый ритор несет в себе индивидуальное начало, связанное с творческой новизной собственного облика.

§ 10. Этические и речевые требования к профессиональному оратору. Опыт общей риторики будет любопытно сопоставить с конкретным анализом какой-либо речевой профессии, например, политика или дипломата. Поскольку любой современный человек так или иначе втянут в вопросы политической жизни внутри страны, ему неминуемо приходится давать оценки тем или иным ораторам, их речевым поступкам. Кроме того, такое метафорическое проецирование различных профессий на самих себя заставляет нас представлять себя в той или иной ситуации то «политиком», то «дипломатом», то «судьей», то «учителем» и т.д. В некотором смысле правы теоретики каждой из перечисленных профессий, когда пишут, что каждому из нас приходится вести «политическую» борьбу, участвовать в «переговорах», «судить» или «учить».

Неслучайно мысли дипломата и политика А.Н.Ковалева относительно требований к профессиональным качествам совпали с приведенными выше общериторическими суждениями: «Осмотрительность и способность вызывать, поддерживать доверие – вот, пожалуй, наиболее важные из них» [Ковалев 1975: 157]. И далее – «риторическое» продолжение: «Доверие вызывает тот дипломат, чье слово авторитетно, чей стиль поведения как бы сам собой вписывается в общие контуры взаимоотношений данных государств».

Над проблемой «авторитетности слова» стоит глубоко поразмыслить, ибо вера словам собеседника, как и сама способность быть убедительным, связана только опосредованно с качествами красноречия. Стоит задуматься над феноменом некоторых политических деятелей (например, А. Д. Сахаров), чья позиция и чье слово были исключительно авторитетны при отсутствии внешнего красноречия. Значит, вопрос глубже и сложнее: как вызвать доверие (ведь слово – только цель для этого)? Каким человеком «предстать»? Как сознательно формировать в себе некоторые профессиональные качества, способные дать прежде всего моральный авторитет, а не просто внешний (словесный также) блеск?

Мы невольно приближаемся к проблеме этического и нравственного облика политика, который непосредственно связан с «образом оратора». Всякие рассуждения о красноречии без связи с этикой и нравственной философией превращаются либо в красивые разговоры, либо в «обманную» науку о внешней словесной красоте при отсутствии нравственного фундамента, который представляет собой основу для возникающего контакта и доверия к оратору. Если заняться анализом «образа оратора» в политике, его нельзя не начать с этики политического деятеля или его общечеловеческих и профессиональных качеств. Но на эту тему написано уже довольно много, и встает вопрос: может ли филология добавить что-либо принципиально новое к имеющимся описаниям?

Прежде всего, опыт риторического воспитания говорит о том, что грамотное практическое формирование оратора-профессионала связано с имитацией (imitatio– традиционный раздел в классических риториках), анализом образцов риторического поведения, размышлением над качествами личности оратора (требованиями этическими и речевыми), погружени

Дата добавления: 2015-06-30; просмотров: 552; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!