ИССЛЕДОВАНИЙ

Сравнение разнообразных проективных подходов к исследованию личности, основанных на цвете, показало, что в попытке синтеза скры­валась надежда на появление некоторого соглашения между техниками. Было бы неплохо, если бы появился некий объединенный тип интер­претации, основанный на проективном подходе. Однако не следует опа­саться, что все проективные техники будут приносить одну и ту же ин­формацию: базовые различия между подходами заранее исключают по­добный результат. Часто упоминается о том, что техника Роршаха и ТАТ дополняют друг друга, время от времени появляется определенное коли­чество доказательств этого, в основном клинических. С другой стороны, сравнительно мало было сделано для сравнения общих симптоматичес­ких показателей проективных техник. Одна из целей этой статьи — ис­следовать, как далеко простирается перекрестная валидизация среди раз­личных подходов.

Другие вопросы, на которые мы попытаемся хотя бы частично от­ветить, следующие: существуют ли новые направления в использовании техник? каково будущее проективной психологии в целом?

Подходы, которые используются в новейших разработках, можно разделить на три группы. Первая состоит из разнообразных словесно-ассоциативных техник, техник незаконченных предложений и техник, в которых требуется придумать историю. Без сомнения, будут созданы но­вые варианты подобных техник, и многие из них в дальнейшем будут опубликованы. Вместе с тем данная группа техник нуждается в некото­рых комментариях (без ссылок на примеры). Тестовый материал, исполь­зующийся в одном контексте, редко полностью подходит для использо­вания в другом, но нет причин, по которым существующие подходы не могут быть адаптированы или модифицированы в соответствии с инди­видуальными потребностями и при условии, что предусмотрена адекват­ная защита.

Вторая группа включает техники, отнесенные автором к подгруп­пе «других модальностей» категории «стимулы» (см. статью, посвящен­ную классификации). Как было отмечено, «другие модальности» не вклю­чают аудиальную.

Вопреки этому, аудиальная модальность играет важную роль (по сравнению с визуальной) в формирования личного опыта в целом, а

также для исследования перцепции, и потому удивительно, что не сде­лано фактически никаких попыток к созданию аудиальной проективной техники. Все из существующих в большей или меньшей степени пред­ставляют собой переложение ТАТ на слуховой материал. Так, например, «Аудиалъный проективный тест» Бравермана—Чевигни (Braverman—Chevigny Auditory Projective Test, EC-APT} определенно является аудиальным экви­валентом ТАТ, даже в том, что запись «последовательных» звуковых фраг­ментов отражает определенные межличностные взаимоотношения (на­пример, «молодой мужчина, зрелая женщина»).

Однако при детальном рассмотрении обнаруживается невозмож­ность абсолютно точного воспроизведения ТАТ посредством аудиальных стимулов; аналогично отсутствию полного соответствия между визуаль­ными и аудиальными ощущениями. Эти различия становятся еще замет­нее, когда задумываешься над экспериментальным изучением некото­рых аспектов перцепции разных модальностей. В целом, в отношении проективного эксперимента можно отметить следующее.

В первую очередь, влияние аудиальных стимулов «выходит» за ог­раниченные временные рамки исследования. Следовательно, аудиальный материал «ТАТ» не может быть представлен в стандартных ситуациях, т.е. в тех, в которых испытуемый придумывает окончание истории по кар­тинке. Суделл Браверман, соавтор БС-АРТ, разрешает испытуемым про­слушивать каждую запись столько раз, сколько они пожелают, но в обыч­ной практике вся «последовательность» звуковых фрагментов проигры­вается дважды, с 15 секундным интервалом. Многие другие исследовате­ли представляют свои стимулы лишь один раз — достаточный для крат­ковременного запоминания.

Второе — связь между стимульным материалом и реальностью во многом зависит от указанных модальностей. Большинство людей, конеч­но, готовы принять даже маленький одноцветный (и потому статичный и двухмерный) рисунок, в качестве действительного отражения чего-то «реального», но проективные стимулы способны значительно снизить эту готовность. Так, практически невозможно предоставить очень близ­кие к реальности аудиальные стимулы. Тогда как узнавание — апперцеп­ция — во многом зависит от реалистичности звукового ряда. Если это условие соблюдается, то различие между реальным аудиальным опытом и его презентацией в качестве проективного стимула полностью исчезает. В то же время в обычной жизни мы часто сталкиваемся с «разобщенны­ми», «вырванными» из общего контекста звуками, озадачивающими и требующими особых подходов для идентификации, которые не вписы­ваются в четкие структурные рамки ТАТ.

Рассмотренные вопросы касаются различий, которые необходимо учитывать при создании аудиальной проективной техники, содержащей разговоры, шумы и музыку.

Если рассмотреть перечисленное в обратном порядке, музыка мо­жет представлять отдельный стимул, «фон» к основному настроению (са-унд-трек к фильму или мюзиклу; или часть реальной сцены, содержа­щей другие звуки). Меньше всего музыка использовалась в качестве са-

мостоятельного стимула, хотя Ван де Даль (Van den Daele) сообщает об эксперименте, в котором разные по стилю музыкальные отрывки сопро­вождались следующей инструкцией: «Я хочу, чтобы вы рассказали мне историю, которая подходила бы к этой музыке...» (испытуемые тестиро­вались индивидуально). Мы не располагаем более точной информацией об отрывках, включенных в основную работу, но можно предположить, что каждый из них передавал определенное настроение. Здесь можно также отметить неопубликованный итальянский тест, в котором два музыкаль­ных фрагмента содержат комбинации голосов и разнообразных звуков; в нем также используется музыка, как указано в третьей категории (см. выше). В частности, среди представленных музыкальных отрывков были «Песни Тристан» Чайковского и часть «Похоронного марша» из- сонаты Шопена «Ре бемоль минор». Возможности последнего довольно ограни­чены: настроение несомненно сентиментальное, но детали сюжета и ху­дожественная обработка варьируют. Примеры ответов испытуемых, при­веденные Ван де Далем, в особенности некоторые из историй, сочинен­ных больными шизофренией, настолько не соответствуют ожиданиям, что их можно скорее описать как ассоциативные, чем как апперцептив­ные. С другой стороны, Кунзи (Kunze), описавший тест музыкальных фантазий, заключает, что, согласно результатам, структура музыкаль­ного отрывка влияет на появление типичных установок и образов. Вместе с тем Кунзи продолжает утверждать, что материал включает большое количество информации о личной жизни испытуемого, доказательством чему может послужить осуществление эмпатической идентификации.

Схожие результаты приведены в неопубликованной докторской дис­сертации Мак Ивена (McEven). Его испытуемым (за исключением одно­го все были студентами) предлагалось прослушать 10 граммофонных за­писей, большинство из которых были хорошо известны, и использовать каждую из них как начало какой-либо истории — инструкции были во многом схожи с обычными инструкциями ТАТ. Здесь также применялась серия картинок ТАТ. Большинство музыкальных отрывков вызывали лег­ко классифицируемые ответы предсказуемого содержания, но с индиви­дуальными вариациями и исключениями. Также много общего имели темы, поднятые отдельно в ответах ТАТ и возникающие при прослуши­вании музыкальных фрагментов. Мак Ивен заключил, что данная техни­ка предоставляет небольшой простор для количественных измерения и приносит информацию в основном «обобщенного» типа.

Похоже, что музыка способна вызвать выраженную апперцептив­ную реакцию, но различия индивидуальных способов прослушивания и сложность музыки в целом делают практически невозможной стандарти­зацию данного теста.

Еще одной проблемой являются шумы, близкие к реальности звуки. Бин (Bean) замечает, что высокий уровень реализма ограничивает ди­апазон ответов испытуемых, и потому все они рассказывают фактичес­ки одну и ту же историю. Для того, чтобы избежать этого Бин использу­ет довольно сложную последовательность звуков, включающую голоса для «2 серий» его собственного Теста Звуковой Апперцепции (Sound-

Apperception Test). Тот же принцип применяется в большинстве тестовых материалов Адриани (см. упомянутый выше итальянский тест), а также в «Звуковом тесте» Мэя Хусни-Паласиоса (May Husni-Palacios). В ука­занной части своего теста Бин использует инструкции, практически идентичные стандартным инструкциям ТАТ; Хусни-Паласиос приво­дит следующие инструкции: «Скажите, какой из звуков напоминает вам... и, если хотите, то можете рассказать связанную с этим звуком историю». Однако оба экспериментатора анализируют скорее форму и структуру, чем содержание полученного таким образом материала. Дру­гими словами, их подход более соответствует технике Роршаха, нежели ТАТ. Фактически, это служит еще одним доказательством трудности создания звукового ТАТ. Бин проводит четкие параллели с техникой Роршаха при обсуждении им «1 серии» теста. Эта серия состоит из «ис­кусственных» звуков (например, пение канарейки, замедленное в 8 раз), которые требуется опознать. Ответы размещаются по трем делениям «реально-ориентированной» шкалы, которую автор сравнивает с оцен­ками F—, F и F+ в технике Роршаха. Оценки зависят не от точности определения реального источника звуков, а от количества интерпрета­ций, данных испытуемым, в сравнении с нормами, установленными эмпирически. Так, ответ «воющая собака» получает оценку 0 (нет от­клонения от «реальности»), что соответствует F+, тогда как «смею­щийся мужчина» получает 2 балла, что соответствует F—. Данные оцен­ки свидетельствуют о разнице в способностей различать звуки у шизоф­реников и у здоровых испытуемых.

Шумы и схожие с ними звуки более чем другие формы аудиальной стимуляции зависят от качества звуковоспроизводящих систем. Несом­ненно, современный уровень техники сводит эти проблемы к миниму­му, но звучание некоторых фоновых эффектов оставляет желать лучшего. В определенной степени такая неоднозначность воспроизведения являет­ся частью проективного метода, но иногда звуки, вырванные из контек­ста, воспринимаются как бессмысленные, и если такое восприятие не является одной из целей исследования, то может привести испытуемого в замешательство.

Подходя к рассмотрению «разговоров» (включая отдельные репли­ки, восклицания и т.д.), необходимо признать, что человеческая речь — лучшая основа для создания аудиальных стимулов типа ТАТ. Большин­ство таких техник включают младенческую речь, близкую по своему эф­фекту нечетким фигурам ORT. Использование четкой речи связано с многочисленными сложностями. Многие из них кросс-культурны по ха­рактеру и зависят не только от лингвистических особенностей, но и от нравов, обычаев. Этим объясняется невозможность стандартизации теста в ближайшем будущем. Вместе с тем чаше отмечаются трудности с логи­кой оценки стимульного материала, чем с его формальным анализом. Если кто-либо все же попытается использовать данный тест в работе с определенным типом населения, то лучше, вероятно, использовать боль­ше неоднозначных, двусмысленных звуков, а речь сделать как можно более ясной. В этой связи будет полезно ознакомиться с материалом Бра-

вермана—Чевигни или Андриани и наметить несколько путей передачи настроения и эмоций разными языками. Непереводимые идиоматичес­кие выражения — еще одно препятствие на пути межкулътурной стан­дартизации теста; жаргон может играть роль, аналогичную роли нацио­нального костюма в визуальном ТАТ.

Другой подход к разрешению языковой проблемы был осуществ­лен Браверманом и Чевигни. Желая использовать материал, основани­ем которого сл-ужила передача эмоций актерами, они создали последо­вательные диалоги на «искуственном» (символическом) языке. Первые попытки использования не увенчались успехом, но записи репетиций актеров, появившись в английском переводе, дали более значительные результаты и БС-АРТ в настоящее время содержит и отрывки на '«иску­ственном» языке, и английскую версию. Сравнение ответов испытуе­мых по двум указанным версиям представляется «диагностически важ­ным».

До сих пор не было сделано ни одной попытки детального сравне­ния аудиальных проективных техник, но и без этого очевидно, что сход­ство превышает отличие. Как и в случае с разновидностями техники «Ри­сунок человека», данные техники имеют все возможности для объедине­ния и развития своего научного потенциала. Обе работы — Хусни-ГТал-сиоса и Бравермана и Чевигни — созданы с учетом особых потребностей слепых испытуемых, но необходимо дальнейшее развитие аудиальных проективных техник в данной области. В любом случае создание «ауди-ального ТАТ» для слепых менее проблематично, чем создание «аудиаль-ного Роршаха». Другой вопрос, который пока остается открытым, — есть ли необходимость в «аудиальном ТАТ» как альтернативе обычного ТАТ для зрячих. И. Абрамсон (Abramson), использовавший БС-АРТ, и Бин -тестировали зрячих испытуемых, задействовав обе модальности, и каж­дый отмечал различия доминантных установок, потребностей и т.д.; ауди-альные техники были более продуктивны при передаче агрессии и дру­гих негативных эмоциональных реакций. Последнее подтверждается ис­следованием Крамера и Ароновича (Kramer and Aronovich), которые использовали исключительно звуковые стимулы. Было бы интересно уз­нать, не связано ли это с тревогой зрячих испытуемых, лишенных при­вычных визуальных стимулов.

Использование проективных техник при работе со слепыми испы­туемыми довольно подробно рассмотрено Лебо и Брюсом (Lebo and Bruce), Кроме того, они описывают тактильные задания — выразительные и симптоматичные. Последнее заслуживает особого внимания; моторное представление рисунка — лишь один из вариантов тактильного теста. Интересно отметить, что в данном случае результаты слепых по всеми параметрам сравнимы с результатами зрячих. Информация, полученная Лебо и Брюсом, также наводит на мысль о том, что можно ожидать создания именно «тактильного», а не «аудиального» теста Роршаха. Хотя, конечно, создание и распространение такого теста будет связано со мно­жеством трудностей. Тест «Кипарис на коленях», в котором используют­ся модели корней кипариса разнообразных, порой весьма неожидан-

17 Проективная психология

ных, форм, может служить основанием теории объектных отношений, но цель теста, если говорить, опираясь на стандартные.психиатрические термины, состоит скорее в постановке диагноза.

Третья группа включает несколько разнородных тестов. Не все они целиком вписываются в категорию неизвестных: некоторые из них полу­чили широкую огласку благодаря частому упоминанию в литературе и устных сообщениях. Здесь они рассматриваются скорее для создания це­лостного представления о проективных техниках, чем для детального рассмотрения полученных с их помощью результатов.

Ожидается, что стандартизацию апперцептивных техник возмож­но будет осуществить через.упрощение материала, в частности, через сведение к минимуму специфичных, узко культур ных элементов. В связи с эти можно представить Тест руки, связанный с именем И. И. Вагнера (Е. Е. Wagner). В начале тестирования испытуемому демонстрируют рисун­ки руки и просят рассказать, что, по его мнению, делает эта рука. Техни­ка была разработана для исследования природы агрессии, но использо­валась и в других целях, что хорошо отражено в научных докладах, опуб­ликованных в середине 60-х годов. Было отмечено, что получаемая ин­формация (особенно в данном подходе) весьма ограничена, и более точ­ная диагностика возможна лишь при использовании других, более осно­вательных техник.

Попытка упрощения материала проявилась в использовании «фи­гур из палочек» в качестве проективных стимулов. Некоторые из таких попыток до сих пор не опубликованы. Существует также проективный тест — «Групповой личностный проективный тест» (Group Personality Projective Test, GPPT) Кассела и Кана (Cassei and Kahn). «Фигуры из пало­чек» с большими головами представлены на полуструктурированном фоне, а ответы испытуемого строятся на выборе между пятью альтерна­тивными интерпретациями довольно общего характера. Они необходимы для определения общего числа потребностей (согласно Меррею) и сте­пени «напряжения», обусловленного ими. Оценка разнообразных «клю­чей» дана для различения низкого уровня адаптации, преступной на­клонности и (в меньшей степени) лидерских качеств. Утверждается, что тест абсолютно надежен, защищен от различных влияний и что одновре­менно с его помощью может быть протестировано от 200 до 300 человек. Если это подтвердится, то на GPPT будет возложено множество надежд, связанных с его применением в различных контекстах, в особенности, если он получит хорошую статистическую поддержку. Похоже, однако, что этот момент мало кого заботит.

Форрест и Ли (Forrest and Lee) также использовали фигуры из палочек в своем исследовании главным образом для иллюстрации опре­деленных изменчивых человеческих потребностей, описанных Мерреем (см. рис. 40). Надо отметить, что сюда были включены некоторые узко­культурные элементы: например шлем английского полицейского в од­ном из «доминирующих» рисунков, а также сцены дуэли, символизиру­ющие агрессию. Эти картинки были показаны при помощи тахистоскопа. Испытуемых попросили сообщить о том, что, по их мнению, делают

Рис. 40. Фигуры из палочек Форреста и Ли

люди; результаты сопоставили с таблицей «Персональных предпочте­ний» Эдварда (Edwards Personal Preference Schedule) и с «Открытым про­ективным тестом» («Open Projective Test») (три истории по таблицам ТАТ). Главная цель авторов — исследовать взаимосвязи между понятиям «вытеснение» и «перцептивная защита»; точный подход к данному воп­росу пока не выработан, но уже можно отметить результаты некоторых исследований. Первое — не получено никаких подтверждений того, что перцептивная защита является процессом вытеснения. Второе — свобода перцепции и процесс отбора картинок из палочек связаны с силой осоз­нания испытуемым своих потребностей, что является опровержением утверждения, что в проективном ответе скрыта тенденция к отвержению. Это исследование — лишь одно из нескольких, проведенных с целью нахождения ответа на главные вопросы психологической теории, в ко­торых были соединены проективный и непроективный подходы к изуче­нию личности. Фигурки из палочек из-за своих ярко выраженных эксп­рессивных свойств представляют собой проективный материал самого низкого уровня сложности.

Фигуры, схожие по своей простоте с фигурами из палочек (хотя качеством своих линий они слегка напоминают Турбера), используют­ся в тесте «Последовательность картинок» Томкинса-Хорна (Tomkins-Horn Picture Arrangment Test, PAT). Общий принцип субтестов последователь­ности картинок в соответствии со шкалой Векслера таков: три рисунка с изображением одного и того же «героя» в разных, но похожих ситуа­циях располагаются испытуемым в определенном порядке. По каждому рисунку необходимо рассказать «историю», ограничиваясь рамками

одного предложения. Эти ответы в дальнейшем почти не используют­ся, поскольку формальный анализ основан всецело на порядке, в кото­ром данные рисунки располагаются на одном листе (образец см. на рисунках 34—36). Любопытная организация стимульного материала при­звана минимизировать «эффект положения»; аналогичная причина ле­жит в основе выбора символов (О, V, и п, условно обозначаемые в печа­ти как О, V, и I), а не номеров или букв алфавита для идентификации рисунков. Из двадцати пяти листов с рисунками шестнадцать изобра­жают какую-либо рабочую ситуацию на производстве. Чаще всего, только тщательно рассмотрев их, мо-жно обнаружить различия между ними. Кроме того, существует несколько рисунков, повторяющихся на раз­ных листах. После просмотра тестового материала остается впечатле­ние однообразия, и хотя изображение рабочих ситуаций является, бе­зусловно, лучшей альтернативой домашней обстановке, которую часто используют в тематическом стимульном материале, но испытуемым довольно трудно идентифицировать себя с таким наводящим тоску «ге­роем». К тому же, структура рисунков и заданий предполагает суще­ствование «верного» ответа, поскольку большинство интерпретаций основываются на выявлении редких типов ответа. Механизм, предназ­наченный для обработки данных этого теста, несоразмерно сложнее вкладываемой информации. Из наблюдения за выполнением этой ме­тодики стало ясно, что любое из шести возможных расположений трех рисунков, представленных на одном листе» обусловлено различными причинами, т.е. в зависимости от иллюстрируемой «истории» последо­вательности могут радикально отличаться друг от друга. Соответствен­но создается впечатление ложной объективности. Томкинс осознавал этот риск, но продолжал утверждать, что противоречия уменьшаются с абсолютной частотой особых типов ответа на рисунки, и очень часто повторяющиеся ответы не оцениваются вовсе. К его чести надо отме­тить, что при сопоставлении ответов с готовыми оценками учитывался образовательный уровень, IQ и возраст испытуемых.

Шесть детально рассмотренных случаев применения данного ме­тода представлены в отдельной публикации. Туда также включен обыч­ный психиатрический диагноз, сделанный на основании «симптомов па­тологии», но его интерпретация дана, главным образом, в терминах тео­рии личности Томкинса, где интерес «фокусируется», по словам самого Томкинса, на проблемах эмоциональных реакций и на влиянии катарси­са на работу, общение и физическое состояние. Понятиям «социофобия» и «социофилия» Томкинс уделяет особое внимание. Последовательное расположение рисунков на листе PAT указывает на позицию испытуемо­го по отношению к этим полярным понятиям — образец идеологической поляризации, характерный, по мнению Томкинса, для западного типа мышления.

Эти обсуждения увели нас в сторону от вопроса упрощения тема­тического стимульного материала, Другой, более реальный путь миними­зации перцептивной сложности человеческой фигуры — свести ее изоб­ражение к контуру, силуэту. Удивительно, что эта идея была использова-

на лишь в технике «Десять силуэтов» Дакара -Драй сдела и Бабингтона Смита (Ten Silhouettes of Dockar-Drysdale and Babington Smith), которая представляет собой «зачаток» теста составления рассказа по картинке. Материал техники состоит из силуэтов человеческих фигур на двухсто­ронних карточках (с обратной стороны изображена та же фигура, что и с лицевой стороны). Испытуемый различными способами манипулирует стимульным материалом и интерпретирует его. Насколько известно авто­ру, не было сделано никаких попыток по созданию точного руководства к данной технике. Заметки, которыми снабжен материал, содержат лишь предположения и советы по анализу результатов (например, «импорти­руемые» объекты и их характеристики, используемые грамматические времена и т.д.). Эти заметки довольно схожи с теми, которые даются в системе ТАТ Вайтта. В отношении указанной техники, остается откры­тым вопрос об эмпирическом подтверждении ее диагностических воз­можностей, кроме того, в ней ощущается нехватка прочных теоретичес­ких оснований.

«Свободное» рисование, возможно из-за потенциально широкого содержательного диапазона, затрудняющего классификацию, получило, главным образом, системную обработку. Однако Паула Илкич (Paula Elkisch) описала анализ скорее формальных переменных, нежели пере­менных содержания. Ее работа основана на представлениях Анны Фрейд о функционировании эго, и потому ограничивается анализом детских рисунков. Здесь следует привести сравнение с работами автора в области моторного представления рисунка.

Среди техник, требующих особого рола рисования, аналогичных ДДЧ, может быть упомянут тест «Рисунок, машины» (Draw-a-Car Test). Со­циологическая и психологическая роль легковых автомобилей в сегод­няшнем мире не нуждается в дополнительных комментариях.

Британский Тест контролируемой проекции Равина (Raven's Control­led Projection Test) уже опубликован и представляет пока небольшое, но заметное направление исследований. Этот тест состоит даже не из одной, а из двух техник, так как процедура тестирования взрослых значительно отличается от процедуры тестирования детей. Детям предлагается свобод­ное рисование, во время которого под руководством психолога они при­думывают историю. На протяжении их рассказа психолог задает серию вопросов, касающихся центральных фигур, с которыми, по его мнению, идентифицирует себя ребенок. В версии для взрослых демонстрируются изображения дороги, ящика и человека, занятого рисованием. Испытуе­мого просят создать рисунок, каким-либо образом связанный с представ­ленными картинками, а затем задают вопросы, аналогичные вопросам детской версии теста. Более детальные инструкции по анализу и интерпре­тации рисунков и ответов испытуемых на вопросы теста не даны; вместо этого предлагается обсудить сам процесс проекции и тип психической активности, проявляющейся в ней. Если исходить из психометрических стандартов, Тест контролируемой проекции, возможно, самая несовер­шенная из всех проективных техник. Однако некоторые проективисты на­ходят ее эффективной. Необходимо заметить, что основная функция рису-

ночного задания — снижение напряжения и содействие появлению «ис­кренних» ответов. Происходит ли это в действительности, неизвестно; между тем кто-то может скептически предположить, что дети могут по­считать рассказывание историй вторжением в процесс рисования.

Противоположным является рисуночное задание в тесте «Окруж­ности» Т. Дж. Коттла (Circles Test of Т. J. Cattle), входящего в классифи­кацию «одноядерных» техник, которые будут рассматриваться в конце этой статьи. Тест «Окружности» создавался в качестве инструмента ис­следования представлений о времени. Испытуемых просили нарисовать на листе бумаги три круга, символизирующих прошлое, настоящее и будущее. Система оценки включает две переменные: (1) степень сопри­косновения или степень, в которой круги покрывают друг друга; и (2) «доминирование» того или иного круга (в инструкции это положение подчеркивается следующими словами: «Вы можете использовать круги разных размеров»).

Рассмотрение философских основ теста «Окружности», а также его предшественников в области психологии восприятия времени выходит за рамки этой книги, но данные, полученные Когтя и др., позволяют говорить о влиянии индивидуальных, в том числе и половых, различий на получаемые результаты. Кроме того, определенную ценность может представлять изучение связей идей Коттл с показателями ТАТ, ввиду того, что опубликованные в 1960-х годах работы с ТАТ указывают на устойчивые корреляции между индивидуальными свойствами и отноше­нием к времени. Так, Ипли и Рикс (Epley and Ricks) изобрели собствен­ную шкалу измерения «будущего» и «прошлого» времени, отраженного в ТАТ-историях: испытуемый, который положительно оценивает свои до­стижения, в целом более сензитивен и «открыт для нового опыта». Вол-форд (Wohlford) вместе с тем обозначил различия между когнитивными (или представляемыми) и эмпирическими (или поведенческими) ас­пектами того, что он называет «протяжением» личного времени.

Тогда как рисуночные техники были описаны как экспрессивные, Трехмерный личностный тест (Three Dimensional Personality Test; 3-DPT) Дориса Твитнела-Аллена (Doris Twitchell-Allen) является скорее манипу-лятивным. 3-DPT можно описать как абстрактную технику «мира», кото­рая объединяет в себе элементы разных тестовых процедур. Эта техника включена в число методов для работы со слепыми Лебо и Брюса (Lebo and Bruce), но хотя считается, что она подходит для лиц от 3 лет и старше (зрячих и незрячих), никаких более определенных рекомендаций по использованию теста со слепыми не дается. Материал состоит из двад­цати восьми пластичных предметов, распределенных по порядку: от име­ющих четкие геометрические формы до форм, смутно напоминающих человеческие. Испытуемому необходимо выбрать какой-либо из предме­тов, отложить его на столе и рассказать историю, используя выбранные предметы. Эта часть теста называется «доименной». Затем следует «имен­ная» часть: испытуемому требуется сказать, что ему напоминает данный предмет. Эта часть теста оценивается в соответствии с традиционными категориями оценки в технике Роршаха. После этого, по версии Фейна,

проводится заключительная часть теста, в которой экспериментатор вы­деляет три предмета, близких по форме к человеческой фигуре, со сло­вами: «Сейчас я выберу несколько предметов... Не могли бы вы расска­зать о них историю». Это напоминает Часть ТТ теста «Сортировка предме­тов». Если история испытуемого не отражает, как предполагается, взаи­моотношений «отец—мать—ребенок», то экспериментатор снова выни­мает те же три фигуры и произносит первые фразы рассказа, отражаю­щие подобные взаимоотношения; здесь можно заметить аналогию с прак­тикой контролируемой проекции.

Вместе с тем остается открытым вопрос о том, возможно ли объе­динить такие разные источники в единой технике. Само название.теста — Трехмерный личностный тест — вызывает сомнение, хотя Фэйн утверж­дает, что оно позволяет определить ассоциации испытуемого с каждой из двадцати восьми фигур, даже если только две из них используются им в первой, «доименной», части теста. Согласно Лебо и Брюсу, анализ остается на усмотрение экспериментатора, и потому утверждение Фейна неубедительно. Материал 3-DPT, конечно, не имеет аналогов, но автору потребуется много энтузиазма для стимуляции интереса других исследо­вателей к этому тесту. «Неопределенная» форма предметов в данном тес­те отлична от «неопределенности» картинок ТАТ. Фактически продукция 3-DPT не столько напоминают «мировые» конструкции, сколько дея­тельность насытившегося за обедом стратега, разворачивающего свои силы через применение солонки и зажима для салфетки.

Комбинация особенностей различных техник представлена также в Тесте расстановки символов Кана (Kahn Test of Symbol Arrangement; KTSA). По мнению автора, материал KTSA не может служить основанием для проективной техники. Тем не менее тест получил 64 рекомендации и официально считается, что по своему уровню он находится значительно выше, чем хорошо известный тест составления рассказа по картинкам. Их, конечно, не следует сравнивать: KTSA, в сущности, является тех­никой, построенной на «выборе», и вербализация играет второстепен­ную роль.

«Символы», давшие название этой технике, представляют собой шестьдесят пластичных предметов, имеющих определенное символичес­кое значение. Автор описывает их как символы, сформировавшиеся в рамках определенной культуры. В них входят собаки, бабочки, сердца, звезды, якорь, крест, круг и бесформенный зеленый символ, который может быть похож на попугая (при добавлении в качестве указателя к одной из частей круга). Согласно инструкциям символы располагаются на полосках с пронумерованными отрезками. Первая, вторая и послед­няя расстановка — свободные; в третьей необходимо воспроизвести по памяти второе; в четвертом испытуемого просят расположить предметы в соответствии с предпочтениями. В качестве дополнительного задания требуется определить, что символизируют данные предметы, и, нако­нец, рассортировать их по восьми категориям -- Любовь, Ненависть, Плохой, Хороший, Жизнь, Смерть, Маленький, Большой. Оценка дол­жна быть максимально объективной, особенно в случае с «полярными»

(в значении Роршаха) ответами; требуется высокая тестовая надежность. Симптоматичным является расположение более чем одного предмета на отрезке, а также трудности в его определении и воспроизведении. Глав­ная цель теста — диагностика органических и психотических состояний, и их признаки включены в KTSA, также как и в другие подобные ей техники. Другие признаки определяются эмпирическим путем.

В целом., этот подход основан на интерпретации психоза, как откло­нения от детерминированного культурой образа мышления, и потому, приведенный автором детальный анализ единичных случаев, весьма убе­дителен. Неудовлетворительной" может показаться символизация некото­рыми предметами «коллективного бессознательного». Так, довольно труд­но определить, каким образом собаки (большая и маленькая черная, а также маленькая белая) могут символизировать родителей, супруга, сиб-линга или самого себя, кроме как через их взаимоотношения друг с дру­гом. Такого рода символике можно противопоставить символику сердец, которые используются либо просто как предмет в форме сердца, либо как признак определенных «нежных чувств». «Голубые сердца* в противопо­ложность красным ассоциируются с каким-то амбвивалентным нежным чувством прошлой эмоциональной травмы. Можно предположить, что эти ассоциации определяются прошлым опытом испытуемого; если это так, то как объяснить определение предмета в виде попугая как фаллоса? Со­здается впечатление, что автор не имеет четкой позиции в вопросе функ­ционирования бессознательного. Материал и задания теста также, можно сказать, «слегка неуместны». Знакомство с материалом при проведении данной техники мало похоже на осмысленную «встречу» (выражаясь в тер­минах Шахтела (Schachtel), в особенности тому, кто имеет недостаточный опыт прохождения тестов в качестве испытуемого. KTSA было уделено такое довольно пристальное внимание в связи с его новизной и соответ­ствием высоким психометрическим стандартам, однако, невозможно по­нять, действительно ли существует связь между глубоко психологически­ми и эмпирическими областями человеческой психики.

Обсуждая KTSA, мы отметили, что в него включены элементы раз­нообразных проективных техник. Еще один тест, состоящий из несколь­ких разносторонних субтестов, применяющихся отдельно, но объединя­емых при подсчете, — тест «IES» Домбрози и Слобина (Dombrose and Slobin). В последние годы, он вновь привлекает внимание исследователей; кроме того, он заслуживает рассмотрения, поскольку является единственным тестом, созданным для измерения на основе психоаналитических кон­цепций. Буква «I» в заглавии означает «импульс», но может также озна­чать «ид»; «Е» и «S» — соответственно «эго» и «супер-эго». Установлены три оценки -- I, Е и SS, которыми обозначаются особые функции ид (или импульса), эго (приспособление к реальности) и супер-эго, кото­рое состоит из «полного осознания» (S-оценка) и «избегания вины» (D-оценка), таким образом IS — это сумма S- и D-оценок. Этот тест включает следующие четыре субтеста: 1. Тест «Заголовок к картинке» (Picture Title Test, PT): двенадцать рисунков, каждому из которых дается свое заглавие.

2. Тест «Завершение историй по картинкам» (Picture Story Completion

Test, PSC). Состоит из тридцати «историй» в карикатурах, каж­дую из которых необходимо завершить, выбрав заключитель­ную карикатуру.

3. Фотоаналитический тест (Photo-Analysis Test, PhA), Состоит из де-

вяти фотографий мужчин, по каждой из которых задается два вопроса.

4. Тест «Стрелки и тонки» (Arrow-Dot Test, AD): двадцать три зада­ния, для решения которых нужно провести линии между стрел­ками и точками. Испытуемому сообщают, что черные раздели­тельные полосы являются препятствием, которое нельзя пере­секать, тогда как более тонкие непрерывные линии — можно; ничего не говорится о пунктирных линиях, которые тоже встре­чаются.

Существует руководство по оценке тестов, содержащее примеры ответов PT. PSC и PhA также имеют критерии для объективной оценки: различные альтернативные выборы испытуемого шифруются при помо­щи одной из I-, Е-, S- или D-оценок. В руководстве по оценке теста AD, пересечение испытуемым разделительной полосы (т.е. игнорирование запрещения) обозначается как I-ответ, избегание точек, в которых до­пускается пересечение, как S-ответы, а рисование (верных) укорочен­ных линий, как ответы Е. Интерес представляет и то, как испытуемый справляется с пунктирными линиями, которые не были упомянуты в инструкциях. Между прочим, похожая идея используется при тестирова­нии Британским Исполнительным комитетом по стратегическим опера­циям. Такие ситуационные тесты (еще известные под названием «Следуй за моими указаниями»), включающие искусственные препятствия и лож­ные дорожки между рядами линий и т.д., придуманы для выявления способности следовать инструкциям. Для некоторых испытуемых такие «отвлекающие внимание препятствия» оказываются непреодолимыми.

Психометрические данные IES и обе его переменные — умствен­ные способности и социальное одобрение — часто подвергались критике. С другой стороны, Клин выразил убеждение в том, что валидность IES полностью не опровергнута. Тем не менее попытка подтвердить данные IES путем сравнения с ответами теста «Картинки про Блэки» не принес­ла никаких положительных результатов. Клин предполагает, что эта не­удача подтверждает вывод американских авторов о том, что валидность IES отражает определенные «культурные особенности». Таким образом, весьма вероятно, что IES содержит интересные для будущих исследова­ний элементы, но можно выразить сомнение относительно потенциаль­ной возможности использования данной техники в клинических целях, а также верности трактовки заложенных в ней идей Фрейда.

Подводя итоги и отвечая на вопрос, каким техникам следует уде­лить особое внимание, можно сказать, что многое зависит от типа ин­формации, которую желает получить исследователь при использовании проективного метода. Мы, таким образом, возвращаемся к категории «цель», которая позволяет разделить проективные техники в соответ-

ствии со своими функциями. Из рассмотренных в настоящей статье техник к подкатегории «терапия» можно отнести Трехмерный личнос­тный тест — единственную технику, имеющую потенциал активизации фантазии испытуемого и установления субъект-субъектных терапевти­ческих отношений. В подкатегорию «диагноз» может быть включен Тест расстановки символов Кана. Однако ни одна из техник, представлен­ных здесь, не позволяет получить целостную картину свойств личности

испытуемого.

Если рассматривать исследование как продвижение к определен­ным «пограничным» областям психологии, то аудиальные техники бла­годаря пересечению границ между разными модальностями до многом способствуют раскрытию природы перцепции. Следовательно, проектив­ный метод разрушает традиционное представление о том, что визуаль­ная модальность является основным каналом восприятия. Кроме того, проективный подход может внести ценный вклад в изобретение новых методов изучения перцепции, основанных на различных модальностях.

Возможно также, что изучение системы потребностей человека или другие исследования, использующие критериальные группы, помогут в создании стандартизированных проективных стимулов, таких как «фи­гурки из палочек» Форреста и Ли. Они, возможно, будут ненеопределен­ными по структуре, что в проективном контексте звучит нескольео па­радоксально, но ничто так не парадоксально, как использование точно определенных цветов в тесте СРТ. *

Вместо того чтобы рассказывать о мало известных проективных тех­никах, таких как «забытые шедевры» музыки и других, будет лучше сде­лать обзор основных техник, прежде чем перейти к рассмотрению новых направлений их применения.

Рассматривая техники сквозь призму классификации, мы остано­вились на подкатегории «терапия». Как уже говорилось, терапия и пони­мание не противоречат друг другу. Большинство клиницистов согласи­лось бы с тем, что терапия без понимания невозможна, а беседы и тес­товые ситуации являются основой терапевтических взаимоотношений. Другой вопрос — какого уровня понимания желает достичь эксперимен­татор, и если его интерес ограничен, например областью семейных от­ношений, то предпочтительнее использовать простую, а не подробно разработанную технику. В этом отношении игра с куклами, как обнару­жили Мур и Юкко (Moore and Ucko), имеет значительные преимуще­ства перед Тестом мира. Однако Тест мира (или его эквиваленты) предо­ставляют больший простор для активизации фантазии и в определенных обстоятельствах подходят для использования со взрослыми испытуемы­ми. Как уже отмечалось, подобные техники традиционно использовались в диагностике, но это не является их главной целью, и нет необходимо­сти в их дальнейшей стандартизации. С другой стороны, Мозаика Л овен-фельд может использоваться и для терапии, и для «понимания», и для диагностики; возможно, однако, что потребуется небольшая работа по систематизации данных. Не исключено также, что кто-то заинтересуется разработкой терапевтических аспектов Методики объектных отношений

(ORT). Немного внимания можно уделить пересмотру содержания серии В. Серии В2 и ВЗ кажутся автору похожими, a BG в целом слишком структурированным.

Промежуточную позицию между терапией и двумя другими подка­тегориями занимают техники изучения межличностных взаимоотноше­ний. Здесь нельзя не отметить значительный вклад IPM. Было бы инте­ресно увидеть дальнейшую работу по увеличению его надежности, ин­терпретации различных совпадений и т.д. Упрощение и сокращение не­которых пунктов помогут сделать процедуру данной техники более пре­одолимой для испытуемого. Однако иногда придется преодолевать трудно­сти при распутывании клубка информации, а также в понимании-взаимо­отношении между базовыми понятиями техники; в большинстве формаль­ных интерпретаций используется «правило большого пальца». Противопо­ложный этому, но тоже подходящий в данную категорию метод — тест Бине—Энтони (Bene—Antony). Он не является проективным по сути, но имеет некоторые проективные свойства, и потому может быть использо­ван при исследовании перекрестной валидизации между ним самим и схожими проективными техниками.

Что касается диагностики, то необходимо отметить, что и клини­цисты, и другие исследователи, чей главный интерес заключается в по­лучении ясных ответов на определенные вопросы, вряд ли вообще ис­пользуют проективные техники. Справедливости ради следует сказать, что определенные характеристики восприятия и мышления при органи­ческих поражениях и других формах личностных расстройств хорошо проявляются в проективном ответе, особенно при использовании теста Роршаха и теста «Сортировка предметов». Настоящий автор долгое время работал с последним подходом и уверен в том, что он может использо­ваться в самых разных сферах при одновременной разработке его альтер­нативных форм. Проективный ответ на цвет тоже следует всесторонне изучить. Существование точного перечня и возможность контроля за цве­товыми переменными позволяют классифицировать функции данного подхода в соответствии с практическими требованиями.

Для включения в категорию «описание» (или того, что в данной статье мы называем «понимание») больше подойдет комбинация раз­личных подходов, нежели одна определенная техника. Однако если по­требуется сделать более определенный выбор, то лучшим примером мо­жет послужить тест Роршаха и ТАТ, при этом автор не предполагает сравнения их функций. Что касается техники Роршаха, то автор чувству­ет необходимость либо в подтверждении критериев, данных Клопфером (Klopfer) для интерпретации определенных взаимосвязей между факто­рами, либо в рассеивании представлений о том, что они являются опре­деленной точкой расхождения. При рассмотрении ТАТ главный вопрос состоит в степени идентификации испытуемого с центральной фигурой «героя». Допускается использование ТАТ и без рассмотрения таких воп­росов, но его валидность следует иногда подвергать сомнению.

Существуют также вопросы, которым необходимо уделить особое внимание. К ним относится рассмотрение комбинаций техник, что еще

иногда называют батареей тестов. В отношении к психометрической прак­тике это означает одновременное изучение различных способностей и форм поведения. В клинической практике и главным образом при оценке свойств личности используются отличные по своим функциям тесты, составляющие тестовую батарею; другими словами, вместе применяются тесты, состоящие из нескольких компонентов, и «перепроверяющие» результаты друг друга. Крайним случаем является использование Цулли-гером (Zulliger) сразу трех тестов с чернильными пятнами. Тем не менее возможно использовать независимо друг от друга сразу несколько мето­дик в целях постановки психиатрического диагноза. Очевидно, конечно, что ни один из исследователей не стал бы заготавливать копии диагно­зов, на основе отдельной техники каждый, на одного и того же испыту­емого; поэтому необходимо рассмотрение согласующихся результатов, полученных различными способами, для выделения их внутри структу­ры исследования и привлечения «слепого» анализа.

Однако подобные результаты не приветствуются. Так, приведем в качестве примера научный доклад об исследовании Литтела и Шнейдма-на (Little and Shneidman). В исследовании принимали участие 12 мужчин, чистокровных кавказцев, протестантов, с 10—12-летним образованием, с IQ от 90 до 150, в возрасте между 22 и 33 годами. Они были протести­рованы с помощью теста Роршаха, ТАТ, Теста расстановки символов Кана и MMPI; на каждого испытуемого были также собраны данные анамнеза (довольно полные психиатрические истории). Испытуемые, все те, кто во время тестирования находились в больнице, были разделены по четырем категориям (т.е. по три человека в каждой): «без психиатри­ческих расстройств*, «невротики», с «психофизиологическими расстрой­ствами» (два с желудочно-кишечными заболеваниями и один с кожны­ми проблемами) и «психотические» (шизофрения и другие виды рас­стройств). Протоколы исследования и данные анамнеза были различны­ми путями оценены командой экспертов из 72 человек, каждый из кото­рых был специалистом в определенной области психологических зна­ний, многие из них довольно известные мастера проективной психоло­гии. Здесь не представляется возможным рассмотреть все методы, приме­нявшиеся в этом почти всеобъемлющем исследовании; действительно, от судей требовалось проведение процедур (например, завершение Q-сортировки), которые не входят в обычную клиническую практику. Так­же невозможно перечислить результаты исследования, все из которых были сделаны с большой осторожностью. В целом результат резюмирован авторами следующим образом:

1. Согласование диагнозов либо на основе теста Роршаха и MMPI, либо на материале анамнеза лучше, чем постановка диагноза «на удачу».

2. Согласование диагнозов, основанных на тесте «Составь картину-

историю» или ТАТ, мало чем отличается от обычной диагнос­тики.

Другими словами, из трех проективных техник только тест Рорша­ха выдержал проверку и дал результат, близкий к согласованным диаг-

нозам. Неудача ТАТ не удивила тех, кто, как и настоящий автор, ощуща­ли его несоответствие цели исслелования. Замечу, однако, что не было сделано никаких специальных попыток к достижению согласованности между техниками, за исключением вспомогательных процедур (Q-cop-тировка и Шкала лжи). Самые несогласующиеся, разнородные результа­ты были получены в отношении испытуемых «без психиатрических рас­стройств»: тестовые данные показали более высокий уровень дезадапта­ции у здоро'вых испытуемых по сравнению с уровнем, указанным в их историях болезни. Таким образом, подтверждается распространенное ут­верждение о том, что проективное тестирование «заставляет» людей быть более ненормальными, чем они есть на самом деле.

Хотя тесты, использованные Литтелом и Шнейдманом, применя­лись к одним и тем же испытуемым, процесс все же требовал некоторой модификации для различных групп испытуемых. Согласованность между техниками становилась более очевидной, если, скажем, демонстрирова­лась систематическая связь между определенными ответами в технике Роршаха с содержанием ответов в других техниках, таких как ТАТ. Из этого, конечно, не следует, что разные типы ответа имеют одинаковое значение, если только не сравнивать их по поверхностным, отдаленным критериям. Критерием может служить «объясняющая» гипотеза, обычно возникающая в рациональных или релевантных техниках.

Небезынтересны результаты симпозиума, проведенного АПА (Аме­риканской Психологической Ассоциацией) в 1959 г. и озаглавленного «Про­гнозирование поведения через использование проективных техник». Это название вводит в заблуждение, так как симпозиум, по сути, был посвя­щен обсуждению только одного исследования пары близнецов. Один из них — Дик — открытый гомосексуалист, другой — Том — гетеросексуал. С близнецами дважды провели тест незавершенных предложений (версия Фо-рера), ТАТ (10 картинок), гештальт-тест Бендера и тест Роршаха. Протоко­лы тестирований были изучены ведущими экспертами (см. таблицу 11), и итоговые записи (за исключением Бендер-Гештальта, который не был за­вершен) были собраны Ивлином Хукером (Evelyn Hooker) — авторитет­ным специалистом в психологии сексуальных расстройств. Дополнительная сложность состояла в том, что между тестированиями Том, гетеросексу­альный близнец, подвергся психоанализу, но это, кажется, не повлияло на результат исследования. Так, Форер (Forer), который оценивал данные теста незавершенных предложений, полностью отклонил за ненадобнос­тью протоколы повторного исследования. Хукер объяснил это недостат­ком системности и единого языка прогнозирования. Несмотря на это, ре­зультаты всех трех техник подтвердили, что Дик, гомосексуальный близ­нец, был менее тревожен и лучше адаптирован, чем его гетеросексуаль­ный брат. Не удивительно, что эксперты достигли большего согласия в отношении динамики личности Тома, чем Дика, ввиду того, что после­дний полностью адаптирован, пусть даже не в соответствии со стандарта­ми сексуального поведения. Другими словами, если главная функция про­ективной техники состоит в объяснении неадаптированного поведения, то данные исследования можно назвать успешными.

Однако мы не можем закончить на этой оптимистической ноте, так как три направления в поведении, которые детально исследовал Хукер, образуют три линии техник, противостоящих друг другу. Разно­гласия между техниками (которые полностью связаны с Диком) отраже­ны в таблице П. Если просто предположить, что каждая техника дала верный результат (что, конечно, не так, особенно без ссылки на исто­рии болезни), то можно выяснить, какой тип информации каждая из них выявляет. Читатель может определить это самостоятельно, исходя из того, что было сказано о функциях данных техник («Завершение предло­жений» были описаны как форма свободного самоотчета).

Проведение таких исследований будет только приветствоваться. Однако в них есть очевидные недостатки, а результаты даже сейчас вы­зывают сомнение и требуют проверки.

Таблица 11

Оценка «характеристик поведения», основанная на проективных техниках (по данным Кэрри)

На основании всего вышесказанного можно утверждать, что, по­скольку будущее проективной психологии зависит от существующих на сегодня тенденций, такое положение дел будет продолжаться до тех пор, пока данные тенденции не будут рассмотрены как часть процесса разви­тия психологии в целом.

В новом выпуске ежегодного Психологического обозрения (Annual Review of Psychology) под заголовком «Проективная методология» (Projective methodologies), как и в других статьях, касающихся исследо­ваний личности, внимание направлено на такие «инструменты», как тест Роршаха и ТАТ. Кроме того, несколько параграфов посвящено Холцману (Holtzman), CAT (сейчас используется отдельно), тесту руки (Hand Test) и тесту «Картинки про Блэки» (Blacky Pictures), а также методам рисова­ния фигуры человека, незавершенных предложений, словесных ассоци­аций. Основное внимание отдано научным исследованиям, что является плохим симптомом, поскольку показывает, что проективная психоло­гия пытается скорее доказать самою себя, чем расширить сферу соб­ственной активности. Однако в ежегодном Психологическом обозрении отмечено одно событие, связанное с ТАТ, а именно — распространение проективного подхода на изучение межличностных отношений через получение «объединенного» ответа испытуемых вместо или в дополне­ние к индивидуальным ответам. Этот метод под названием «Интерактив­ное тестирование» (Interaction testing) был описан в 1960 г. в небольшой книге «Креативные изменения в проективных техниках» (Creative Variations in Projective Techniques). Авторы (Мелвин Роман и Джеральд Бауман — Melvin Roman and Gerald Bauman) также принимали участие в симпози-

уме по «Согласованию использования техники Роршаха в изучении про­блемного поведения», о котором сообщалось в журнале «Проективные .техники» (Journal of Projective Techniques). Научные доклады содержали истории болезни и детали количественных методов, благодаря которым можно получить точные данные об изучаемых межличностных отноше­ниях. Были предложены новые системы и категории оценки полученной информации и утверждалось, что это содействует возникновению новых направлений* в клинических исследованиях, таких как изучение «про­дуктов взаимодействия», а также модификации существующих концеп­ций. Кроме того, появилось предположение, что поведение в диадичес-кой группе может служить моделью для объяснения индивидуального поведения.

Техники, отличные от теста Роршаха, тоже подвергаются согласо­ванию Так, в том Мак Рейнольда «Успехи в области психологической оценки» (McReynold «Advances in Psychological Assessment», 1968) вклю­чена глава под названием «Совокупная оценка семьи: области дальней­шего развития» А. М. Бодина (А. М. Bodin). Удивительно то, что в обзоре ничего не сказано о вопросе применения техники Роршаха, хотя вклю­чена статья об иллюстрированных перцептивных тестах. Работа по ис­пользованию стандартного ТАТ связана главным образом с группой ис­следователей, работающей в колледже штата Сан-Хосе и возглавляемой В. Д. Винтером и А. Дж. Ферейра (W. D. Winter and A. J. Ferreira). Результаты факторного анализа историй ТАТ, рассказанных 55 «семейными триада­ми», обнаруживают, что фактически психиатрический диагноз не явля­ется основой классификации семей в целях эксперимента. Тем не менее в основе разработки этих методов лежит вполне практическая цель — спо­собствовать лучшему пониманию семейных или других межличностных отношений для оказания дальнейшей терапевтической помощи, так как, к сожалению, только терапия способна наладить нарушенные взаимоот­ношения. Как говорит Филипсон (Phillipson): «Мы идем к осознанию того, что для исследования личности... необходимо рассмотрение союза двух или более людей, действующих в реальных жизненных обстоятель­ствах. Другими словами, чтобы раскрыть потенциальные возможности техники Роршаха, нужно вместо двух отдельных записей рассказов мужа и жены сделать одну запись, состоящую из их двусторонней коммуника­ции, взаимодействия в связи с чернильными пятнами». Остается откры­тым вопрос о том, действительно ли можно осуществить такую комму­никацию в большинстве техник, но очевидно, что интерактивным тес­тированием уже серьезно занимаются.

В качестве еще одной тенденции в использовании техники Рорша­ха выступает перенос акцента с формальной оценки на анализ содержа­ния (контент-анализ). Даже такие авторы как Анастази, которые часто критикуют технику Роршаха, признают, что если рассматривать ее с точки зрения содержания ответов, то протокол этой техники может быть ис­пользован как любой другой материал, полученный в ходе клинического интервьюирования. Тем не менее, как отмечают Зубин и др. (Zubin et al.), подобные тенденции противоположны тому, что Роршах описал как дви-

жение, когда во введении к своему «эксперименту» рассматривал пер­цепцию как инструмент изучения содержания психики. Роршах проводит различие между перцепцией (Wahrnehmung) как процессом и интерпре­тацией (Deutung) — ее конечным результатом. Понимание того, на ка­кой основе была построена интерпретация, зависит не только от содер­жания ответа, но и от других — традиционно более важных — детерми­нант и категорий локализации. Если это утверждение верно, то «перцеп­тивная оценка» становится ценной клинической информацией. С этой точки зрения «оценивание» является итогом тестирования или, лучше сказать, одной из его промежуточных целей.

Последние утверждения ведущих проективистов, таки-х как Валь­тер Клопфер и Мэргэрит Херц (Walter Klopfer and Marguerite Hertz), прямо или косвенно подчеркивают определенную тенденцию в проек­тивных исследованиях, а именно «сдвиг на содержание». Так, В. Г. Клоп­фер ссылается даже на практику «доверия к притянутым за уши гипоте­зам, сделанным на основе интерпретации оценок Роршаха». Ранее в том же контексте Клопфер отмечал, что техника Роршаха «больше не явля­ется магическим инструментом для исследования мистической внутрен­ней сущности личности». Из какого источника взяты термины «магия», «мистика» и даже «внутренняя сущность» не уточнялось: насколько из­вестно автору, эти слова составляют основу словаря проективно-ориен-тированных клиницистов. Часто отмечалось, что в то время как ТАТ ука­зывает на «здесь и сейчас», техника Роршаха*проливает свет на «базовую структуру личности». Может быть последнее как раз и означает то, что Клопфер назвал «внутренней сущностью». Тогда это является понятием, отражающим скорее измеренный, чем холлический взгляд на личность. Клопфер говорит следующее: «Тот факт, что на технику Роршаха могут легко повлиять мимолетные и ситуационные переменные, скорее вселя­ет надежду, чем обескураживает, но только в том случае, если кому-либо интересны появляющиеся под этим влиянием образцы поведения». Это утверждение полностью поддерживается сегодняшним проективным

движением.

Точка зрения, выраженная Херц, совпадает с точкой зрения Клоп­фера. В докладах, произнесенных на VII Международном Конгрессе Рор­шаха в 1968 г. и в (американском) Обществе по проективным техникам и оценке личности в 1970 г., Херц сделала акцент на двух дополнительных потребностях: первая — заниматься не только изучением личностной ди­намики слепых, но и социальных и культурных факторов, которые тоже во многом определяют поведение; второе — осознать, что поведенческие рефлексы стимулируются не только окружающей средой, но и внутрен­ней жизнью индивида. Эти высказывания являются скорее призывом к возобновлению связей между конфликтующими точками зрения, чем пре­вратным истолкованием Херц изменений в анализе проективных данных. А может быть и тем и другим, так как последнее предлагалось в качестве примера изменений, которые считались лишь капризом моды.

Нескольких последних страниц едва ли достаточно для рассмотре­ния современных теоретических направлений. Однако следует уделить

Рис, 41. «Схематическая аналогия» Шнейдмана

внимание описанию «гипотезы уровней». Этому направлению был отдан отдельный раздел «Научных статей» Конгресса 1968 г., упомянутого выше. «Гипотеза уровней» лучше будет понята, если рассмотреть ее в качестве группы гипотез. «Уровни» означают поведение, или личность, или даже методы изучения личности.

Называются разные первоисточники «теории уровней», но нам больше подойдет рассмотрение «Схематической аналогии» (рис. 41), при­думанной Шнейдманом в 1949 году. Мы надеемся, что читатель поймет эту «аналогию», даже при некотором ее упрощении. Шнейдман проком­ментировал «рисуночные тематические» тесты следующим образом: «Ис­пытуемый думает, что он сознательно контролирует процесс тестирова­ния, тогда как внутренние силы теста, подобные мотору, направляются в подсознание испытуемого и побуждают его к ответу». Эти слова Шнейд­мана отражают его веру в то, что «глубинные» уровни личности недо­ступны для самой личности настолько, насколько они открываются внеш­нему наблюдателю. Следующий шаг был сделан в связи с часто цитиру­емым утверждением Ханфмана и Гетцела (Hanfman and Getzel): «Мы можем изобразить личность в виде различных пластов и наслоений, раз­личающихся по степени доступности... в том числе и по степени доступ­ности для самой личности». В дальнейшем этот вопрос разрабатывался Стоуном и Деллисом (Stone and Dellis). Их научная работа была первой работой, в которой использовался термин «гипотезы уровней». Стоун и Деллис распространили понятие «приемлемость» на материал, касаю­щийся патологии и процессов вытеснения. Дискутируя с более ранними авторами, они также заявили, что, чем более структурированы проек­тивные (или другие) стимулы, тем легче справиться с ними на «поверх­ностном» уровне. Это заявление имеет огромное значение для всей проек-

тинной практики: неструктурированный инструментарий, который сим­волически изображен Шнейдманом в виде субмарины «Роршах», выявляет скорее патологический материал, тогда как, скажем, техники незавершенных предложений или средства оценки когнитивных способ­ностей, таких как индикатор Векслера, являются диагностическими по­казателями. Если кто-либо будет готов принять как обоснованную иерар­хию структур известных проективных техник, то гипотеза уровней от­кроет перед ним новую структуру, благодаря которой доказательства патологии легко обнаруживаются в проективном тестировании. С другой стороны, большое разнообразие «уровней ответа» в рамках одной техни­ки заставляет сомневаться в том, что эти подходы действительно облада­ют универсальной структурной организацией. Мерштейн и Волф (Murstein and Wolf), основываясь на своем исследовании, предположили, что «эф­фект уровней» характерен для здоровых и не характерен для психически больных испытуемых. Скорее всего, «эффект уровней» является функци­ей индивидуального сознания, хотя по отношению к определенным сти­мулам такое сознание можно наблюдать у большинства испытуемых. Ко-улман (Coleman) связывает это сознание с целью проективного теста или с соответствием ответа испытуемого тому, что он в действительнос­ти обнаруживает. Проше говоря, это касается восприятия, непосредствен­но вызываемого стимулом. Вышесказанное относится к концепции с до­вольно странным названием — «стимульное притяжение». В этом назва­нии отражена склонность проективных стимулов вызывать такого рода ответы.

Интерес к данной теме направляет нас к статье Мелтзоффа (Meltzoff), опубликованной в 1957 г.; однако указанный термин вошел в обращение лишь в последнее время. Мелтзофф, работавший с техникой незавершенных предложений, заинтересовался рассмотрением следую­щих двух гипотез:

1. При прочих равных условиях тональность и нейтральность отве­тов определяются психикой испытуемого, также как и инструк­циями теста.

2. При прочих равных условиях тон ответов соответствует тону сти­мулов.

Обе гипотезы нашли поддержку. Первая аналогична тем выводам, к которым пришел Лорд (Lord) в работе с манипулятивными ответами в технике Роршаха; вторая связана с настоящим изложением. В частности, было обнаружено, что основной тон предложения — позитивный (на­пример, «Он чувствует себя прекрасно, когда...»), негативный («Это ужас­но, если...») или нейтральный («Обычно он...») — вызывает соответ­ствующий тон ответа испытуемого.

Концепция «стимульного притяжения» (или «карточного притя­жения») была описана для возможности более детального анализа сти­мулов разнообразного проективного материала. Вплоть до 1964 г. система­тичной и тщательной разработкой этой темы занимался Кении (Kenny). Упоминание об этом авторе связано с попыткой обнаружить дополни­тельное значение чернильных пятен через использование семантическо-

го дифференциала. Однако Кении говорит, что пока данные указывают лишь на способность чернильных пятен вызывать особые, дополнитель­ные реакции у испытуемого, но они ничего не говорят о том, какие именно свойства пятен их вызывают. Работа Баугмана (Baughman) при­ближает нас к ответу на этот вопрос. Можно почувствовать, что в целом использование семантического дифференциала в отношении техники Роршаха помогает понять индивидуальный опыт испытуемого по про­хождению это'го теста, но только если не фокусировать все внимание на том, что ответы испытуемого с семантическим дифференциалом могут рассказать нам о его стандартном протоколе прохождения техники Рор­шаха. Большинство работ в этой области основаны на групповых иссле­дованиях; поскольку это помогает установить определенные нормы, ко­торые могут заменить неточные критерии оценки «популярности» и «ори­гинальности». Детальное обсуждение «карточного притяжения» более ха­рактерно для Роршаха, чем для рассуждений Кении, приведенных Валь­тером Клопфером.

Интерес к стимулам проявляется и при рассмотрении ТАТ. Давно, еще в 1950 г., Эдит Вейскопф (Edith Weisskopf) предложила ввести «транс­цендентный коэффициент» для оценки стимульной эффективности кар­тинок ТАТ. По ее определению, этот коэффициент означает среднее число комментариев, данных испытуемым по картинке и выходящих за рамки «простого» объяснения. Можно назвать это и определенной мерой «дву­смысленности», которая в ТАТ играет роль, схожую с ролью структуры, а точнее, ее отсутствия в технике Роршаха. Подобным образом термин «ценная реплика» иногда используется в отношении ТАТ, а термин «кар­точное притяжение» — в отношении техники Роршаха. Так, Дана (Dana) вносит прогрессивное предложение по различению карточек с высокой и н

Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 230; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!