Студопедия

Главная страница Случайная лекция


Мы поможем в написании ваших работ!

Порталы:

БиологияВойнаГеографияИнформатикаИскусствоИсторияКультураЛингвистикаМатематикаМедицинаОхрана трудаПолитикаПравоПсихологияРелигияТехникаФизикаФилософияЭкономика



Мы поможем в написании ваших работ!




Ирония и сарказм в межкультуреом общении

При внимательном рассмотрении оказывается, что ирония и сарказм — это как раз такие явления, которые воспринимаются изучающими язык как парадоксальные. В их парадоксальности можно отметить несколько аспектов: смысловой (семантический), просодический (интонационный, тембральный), стилистический.

В одной из своих лекций авторитетный английский специалист по межкультурному общению Барри Томалин рассказал о том, как провел мини-опрос среди англичан, живущих за границей, на предмет того, о чем они скучают, когда живут в какой-нибудь другой стране. Оказалось, что в списке вещей, без которых англичанам скучно жить, на пятом или шестом месте после домашнего уюта, некоторых английских блюд, английской погоды и т.п. они поставили сарказм.Кстати, сам Барри Томалин начал свою лекцию для русских преподавателей чем-то вроде: «Чему я, какой-то англичанин, у которого за спиной всего лишь Шекспир и Диккенс, могу научить вас, представителей великой русской культуры?»4 Некоторые из присутствовавших на лекции преподавателей восприняли это вступление как выражение презрения к аудитории, ведь нельзя же говорить о «всего лишь Шекспире и Диккенсе» и о себе как о «каком-то англичанине» («a mere Brit») всерьез. А если несерьезны эти фразы, то столь же несерьезно и обращение «вы, представители великой русской культуры». Это высказывание можно считать весьма ярким примером английского сарказма, причем в данном случае сарказм воспринимался как таковой прежде всего благодаря некоторой психологической напряженности лектора, просодическому оформлению и тембровой окраске его фразы, а также смысловым связям высказывания.

В наше время, кажется, можно уже говорить о фольклорной традиции межкультурного общения русских и англичан, поскольку существует масса устных рассказов о проблемах понимания в кажущихся вполне обыденными ситуациях. Однако эти обыденные высказывания и обыденные ситуации могут помочь нам в ' наших попытках понять другой стиль мышления, другой менталитет, другой язык, многое постигнуть в изучаемой культуре и уменьшить риск неправильного понимания ее представителей.

Непонимание, недопонимание и неправильное понимание довольно часто встречаются в общении между людьми, принадлежащими к разным культурам, когда один из них говорит на родном языке, а для другого участника этот язык является иностранным. Понятно, что жизненный опыт, языковые привычки, стереотипы поведения и восприятия речи, традиционно передаваемые из поколения в поколение взгляды, система ценностей, отношение к тем или иным национальностям и носителям определенных культур и т.п. будут в значительной степени разными. Если можно так выразиться, языковая «этика» и, разумеется, языковой этикет у представителей разных языков неизбежно различны. Часто оказывается, что восприятие иностранцем своей речи чуть ли не диаметрально противоположно тому, как воспринимают его речь естественные носители языка. Однако правила вежливости требуют соблюдать цивилизованные нормы поведения, и раздражение и прочие отрицательные эмоции выражаются в иронии и сарказме.

В идеале, контакты между представителями разных языков и культур могут быть полноценными только в том случае, если участники коммуникации в состоянии понять не только прямое, непосредственноесодержание того, что они слышат от собеседника, но и воспринять подразумеваемоесодержание. В случае с иностранными учащимися, которые не очень хорошо владеют английским, шутки могут быть не обязательно утонченными и безобидными, а скорее похожими на «лучшие» образцы «колониального» юмора.

Например, за обедом в английской школе для иностранных бизнесменов, на котором присутствовали студенты этой школы — представители деловых кругов Италии, Германии и других стран, а также студентка из Японии, хозяйка школы, сидящая рядом с японкой, сказала: 'We once had a Japanoid...' и тут же поправи-. лась: '...a Japanese boy staying with us...' Поскольку хозяйка мгновенно исправила свою ошибку, формально упрекнуть ее было не ia что — то, что она сказала, выглядело как типичная оговорка, обусловленная опережающим произнесением дифтонга [OI], содержащегося в слове boy. Однако каждому знающему суффикс –oid совершенно ясно, что слова с этим суффиксом могут иметь резко отрицательное значение: humanoid, Stalinoid, schizoid, paranoid, Mongoloid и т.п. (хотя, конечно, есть и слова с нейтральным значением типа asteroid, rhomboid, thyroid). Весьма интересно здесь то, что выражение лица этой дамы в момент оговорки было милым и любезным.

Данная «шутка» выражена при помощи достаточно простого морфологического средства — замены одного суффикса на другой. Точно таким же образом можно создать массу «шутливых» наименований: наряду с «японоидом» можно использовать столь же ядовитое слово «англо-саксоид», например. Похожая и, к счастью, незлобная шутка получается по-русски присоединением «неположенного» суффикса, например, в словах «французцы», «англичанцы» и т.п. Понятно, что в описанной шутке слово Japanoid несет отчетливо выраженный пренебрежительный оттенок значения, и насмешка получается злой и унизительной. Хотя Япония никогда не была колонией Англии, такого рода шутку можно с полным правом отнести к разряду «колониального» юмора.

В этой связи весьма любопытны всевозможные метаморфозы, которые происходят с некоторыми языковыми элементами в процессе словообразования. Каким образом, например, получилось так, что английский суффикс -ese, входящий в состав таких слов, как Portuguese, Chinese, Vietnamese, Japanese и т.д., совершенно нейтральный в названиях языков и национальностей (англичане, как хорошо известно, терпимо относятся ко всем расам, нациям и национальностям или, во всяком случае, постулируют такую терпимость), используется для придания отрицательных коннотаций таким словам и выражениям, как art criticese, literary criticese, journalese, officialese5 и т.п.?

Моя коллега из Великобритании, которая работает преподавателем русского языка, рассказывала, какие приемы мнемотехники она использует для того, чтобы начинающие изучать русский язык взрослые студенты запомнили формулы вежливости в русском языке. Так, слово «спасибо» легче запомнить, если провести параллель между ним и английским словом placebo. Как известно, это слово имеет следующие значения: 1. Плацебо, безвредное лекарство, прописываемое для успокоения больного. 2. Слова успокоения, лесть. 3. Церк. плацебо, «я буду угоден», первое песнопение заупокойной вечерни; to sing /to play (a) ~ раболепствовать, угодничать, быть приспособленцем (onnopjymic-том).

Студенты у той же преподавательницы запоминали слово «пожалуйста» по аналогии с выражением «push Alistair» (<fown the stairs, как предполагается), а слово «здравствуйте» им оказалось легче всего запомнить, если держать в уме фразу «Does your arse fit ye?», произнесенную скороговоркой. (Приношу извинения за ненормативную лексику, но из песни, как говорится, слова не выкинешь. Кроме того, у меня осталось незабываемое впечатление от общения с английскими студентами, которые приветствовали русских посетителей в Англии именно таким образом.)

Любопытно, что в первых двух шутках возникают смысловые связи между русской фразой и параллельной ей английской звуковой оболочкой; следует отметить, что если в первом случае з результате звуковой аналогии мы получаем невинную шутку, во втором шутка уже достаточно неприятная, а в третьем возникает, как кажется, законное сомнение в том, что какому-либо здравомыслящему человеку захочется учить язык, приветствие в котором звучит таким, мягко говоря, странным образом. Представляется, что такую шутку можно назвать скверной, вульгарной и наглой в своей циничности, может быть казарменной или площадной вследствие своей неприличности. И она, конечно же, оскорбительна для русского языка.

Все очень любят цитировать Зигмунда Фрейда, который сказал в одной из своих работ: «Человек, который первым, вместо того чтобы швырнуть камень в своего противника, бросил в него обидным словом, был родоначальником цивилизации». Безусловно, словесная и психологическая жестокость менее разрушительны, чем жестокость физическая. Однако оказаться объектом такой языковой жестокости также может быть очень тяжело, если человек не обладает своего рода «иммунитетом» — психологической подготовленностью к защите против словесной и языковой агрессивности, против издевок над теми ценностями, которые важны для него, против осмеивания и вышучивания его уязвимых мест. Те естественные носители английского языка, которые пишут пособия по нему, создают разнообразные учебные материалы и т.п., разумеется, не могут себе позволить писать о негативных сторонах английской культуры, ибо это расценивалось бы как нелояльная антиреклама и критика существующего положения вещей. Поэтому изучающие английский язык и культуру, в основном, как правило, получают представление о положительных сторонах жизни англоязычных стран и зачастую не представляют себе отрицательные стороны, например пренебрежительное и насмешливое (а иногда и презрительное и ядовитое) отношение к другим национальностям. В этой связи задачей преподавателя английского языка является, по-видимому, подготовить учащихся к возможному шоку такого рода, сделать их менее уязвимыми, выработать как бы «иммунитет» против негативного воздействия таких насмешек, издевок и оскорблений.

Некоторое время назад автору статьи довелось работать переводчицей при группе российских и британских тюремных служащих. Один из эпизодов был поразителен. Это произошло во время экскурсионной поездки, в довольно неофициальной обстановке, во время беседы между двумя участниками проекта — русской и британцем, которые занимают похожие должности в российской и британской системах подготовки служащих для тюрем. Поскольку они уже довольно долго знают друг друга, то оба они по очереди что-то друг другу рассказывали, и тут русская упомянула свою собачку. Англичанин спросил: «А какой она породы?» «Пудель», — ответила русская дама. «О, пудели», — чуть ли не мечтательно и нежно произнес англичанин. — «Пуделем можно стирать пыль с мебели; пуделя можно привязать на веревочку и прочищать им ружье...» (Oh, poodles... you can dust your furniture with them. You can put a poodle on a string and clean your rifle with it...). Дама ошеломленно молчала. Такое высказывание воспринимается как особенно шокирующее, поскольку достаточно широко известен тот факт, что британцы очень хорошо и заботливо относятся к животным, в Англии существуют приюты для бездомных собак, например, и есть специальное благотворительное общество, целью которого является предотвращение жестокости по отношению к животным. Для переводчика же самым поразительным было то, что фраза была произнесена с совершенно нейтральной, даже слегка приглушенной просодией, которую никак нельзя было назвать шутливой и юмористической. Выражение лица говорящего в тот момент также было абсолютно нейтральным. Можно сказать, что просодически высказывание звучало как нечто сказанное походя и небрежно, как нечто несущественное. Однако если проанализировать семантические связи этого высказывания, то становится понятно, что в этом примере мы наблюдаем проявление сарказма.

Еще один пример: моя приятельница по фамилии Фитцджеральд, ирландка по национальности (но при этом получившая «англо-саксонское» воспитание и выросшая в Англии), рассказывала, что в годы войны ее отец, врач-радиолог (рентгенолог), уже тогда живший в Англии, был освобожден от военной службы (то ли потому, что был врачом, то ли потому, что имел ирландское гражданство — Ирландия, как известно, не принимала участия во Второй мировой войне). Соседи-англичане, считавшие, по-видимому, что очень непатриотично с его стороны не служить в армии в такое сложное для страны время, стали называть его Фрицджеральд. Судя по тому, что его дочь все еще вспоминала это прозвище по прошествии полувека со времени войны, можно догадаться, что оно было воспринято очень болезненно.

В уже упомянутой школе для бизнесменов автору данной статьи пришлось выслушать еще одну националистическую шутку, на сей раз направленную против болгар. Когда стало известно, что ожидается приезд еще одного студента — крупного чиновника из Министерства внутренних дел Болгарии, та же самая хозяйка дома, высокообразованная женщина, обучавшаяся не только в английском университете, но также и в некоторых европейских университетах, сказала: «Oh, Bulgarians... we call them Buggerarians — from 'bugger off».

Данная шутка также построена на частичном звуковом подобии. Кроме того, остроту ей придает табуированность выражения, лежащего в ее основе. Конечно, в современном английском языке слово 'bugger' отнюдь не всегда, а может быть не так уж и часто употребляется в своем первоначальном значении — как обозначение мужчины, занимающегося запрещенной сексуальной практикой (а в современной просвещенной демократической Англии — представителя сексуальных меньшинств). В словаре Oxford Dictionary and Thesaurus6, например, в качестве пометы к слову 'bugger' написано: coarse slang; usually considered a taboo word. Производное от него bugger off также продолжает оставаться ругательством, отмеченным в словарях аналогичным образом: coarse slang — «грубое жаргонное слово». Неудивительно, что фразовый глагол bugger off также отмечен в словаре как специфически британское ругательство, означающее 'go away5, иначе говоря, нечто типа русского «уматывай», «отвали», «вали отсюда», «проваливай». Некоторые источники утверждают, что это столь мягкое ругательство, что оно даже допустимо в аристократической компании. Для русского человека (как, впрочем, наверное, н для многих других иностранцев, оказавшихся в такой ситуации) сложность заключается в том, что сначала он инстинктивно реагирует на выражение лица собеседника, и если оно дружелюбное, милое и вежливое, то возникает противоречивое впечатление, так как для русской культуры, как представляется, типичным будет, что презрительные и пренебрежительные высказывания обычно сопровождаются соответствующей интонацией и выражением лица.

У англичан часто бывает так, что сарказм (который в случае этнического юмора является как бы «остаточным явлением» их имперских претензий) направлен на носителей других языков и культур. Так, девушка, работавшая переводчицей с группой из Великобритании, рассказывала, с каким энтузиазмом они восклицали: 'Oh, Russki, Russki!', когда ходили по московским улицам, на что русские, как правило, им отвечали: «Да-да, русский». Однако наивные и дружелюбные русские, не знавшие английского языка, не знали также (как не знала и их переводчица, которая узнала об этом только позже), что слово «Russki» употребляется как оскорбление и в словарях английского языка имеет помету slang offens., что означает «оскорбительное жаргонное слово».

Любопытно, что эта история очень отчетливо показывает роль контекста в передаче смысла высказывания. Несмотря на то, что слово «Russki» является оскорблением в сознании естественных носителей английского языка (тот факт, что слово зарегистрировано в словарях, это подтверждает) и, безусловно, является таковым в англоязычном окружении, тем не менее в русскоязычных контекстах, для естественных носителей русского языка оно просто будет звучать как обычное, нейтральное, не нагруженное стилистически слово «русский», произнесенное с иностранным (в данном случае английским) акцентом. Таким образом, сколько бы тайно ни веселились эти англичане, считая, что им удалось поиздеваться над русскими, в русскоязычном окружении ото слово не способно обидеть человека, говорящего по-русски (особенно такого, который с английским языком не знаком).

Ситуация с употреблением англичанами, находящимися в России, слова Russky также очень выпукло показывает те сложности ментального и когнитивного плана, которые возникают перед человеком, изучающим язык и культуру другого народа. Как неоднократно подчеркивалось в популярных психологических изданиях, имя человека — это самое важное для него слово. То же самое, наверное, можно сказать и о названии народа, национальности, как очень важном слове для ее носителей. Процесс идентификации с социокультурной общностью — на уровне социальной группы, государства, цивилизации (культуры) — в той или иной мере происходит в психике любого человека. Если при изучении иностранного языка задача состоит в том, чтобы научиться мыслить и структурировать содержание мыслей таким же образом, как это делают естественные носители языка, то при переходе в другое социокультурное измерение человеку, владеющему двумя языками, приходится проделывать своего рода психологический (ментальный) кульбит, когда одно и то же слово в родном языке является названием, которым человек гордится и которое составляет важную часть его индивидуальности, а в иностранном языке — пренебрежительным и оскорбительным прозвищем, в котором, скорее всего, находят свое выражение рудименты имперской спеси и шовинистической предвзятости англичан. Это соображение очень существенно в ситуациях, когда пытаются оценивать психологическую и моральную нагрузку, например, тех людей, которые занимаются устным переводом.

Кстати, слово Russky (Roosky) — не единственная пренебрежительная кличка такого рода. Вспомним английские слова типа Polack (которое также изначально происходит от исконного польского слова, означающего человека этой национальности, т.е. имеет положительные коннотации в польском языке), Jap и Nip, которые употребляются в отношении японцев, Fritz — в отношении немцев. Фактически упоминание одного из таких слов вызывает цепочку ассоциаций со всей парадигмой: Chink говорится про китайцев, kike и five-to-two — про евреев, Frog и Frenchy — про французов, Gyppo — про египтян, dago — про таких иностранцев, как испанцы, португальцы и итальянцы, macaroni — про итальянцев, bubble-and-squeak — про греков и т.п.

Д. Кристал, один из крупнейших авторитетов в области английского языкознания, в своей популярной книге «Лингвистика»7 совершенно справедливо замечает, что «Железный занавес» — это также и «семантический» занавес, и многие политические и философские термины (такие, как «свобода», «прогрессивный», «коммунистический», «демократический» и т.п.) имеют разные значения и разные коннотации в зависимости от того, по какую сторону занавеса они употребляются. Можно добавить, что, когда сняты идеологические запреты и вроде бы закончена «холодная война», именно этот невидимый семантический «занавес» продолжает оставаться мощным препятствием на пути к полноценному общению и плодотворному взаимопониманию между представителями разных наций.

Размышляя над интерпретацией значительной части юмора, подобного проиллюстрированному, трудно не вспомнить карикатуру в популярной книге по психологии «Семья и как в ней уцелеть» (Families and How to Survive them)8, написанной известным британским семейным психотерапевтом Робином Скиннером в соавторстве со знаменитым британским же комическим актером Джоном Клизом. На этой карикатуре изображен человек, которого бьют палкой по голове и который произносит нечто глубокомысленное вроде: «Что бы это могло значить? Дайте подумать... Может быть, враждебность?» Представляется, что во многих процитированных высказываниях мы точно так же имеем дело с проявлениями «может быть, враждебности».

В ситуации, когда проявляется такая «может быть, враждебность», здравый смысл и жизненный опыт подскажут нам, что никакие объемы знаний о языке, культуре, национальной специфике и прочем не помогут снять эту враждебность, наоборот: чем лучше человек знает язык, тем лучше он понимает насмешки, издевки, колкости и т.п., в которых она проявляется, и тем легче его уязвить. Здесь сказывается еще один парадокс межкультурного общения: для того чтобы понять другую культуру, нужно быть открытым по отношению к ней; но когда человек открыт, он уязвим. А знания и умения, которые могут оказаться более полезными в такой ситуации, — это скорее психологические навыки и умения, помогающие справляться с враждебностью и словесной агрессией.

Существенные замечания по этому поводу сделал Марвин Минский в одном из примечаний к своей статье «Остроумие и логика когнитивного бессознательного»9, в которой он, в частности, объясняет роль фреймов, т.е. структур знаний, представляющих собой пакеты информации (хранимые в памяти или создаваемые в ней по мере надобности из содержащихся в памяти компонентов), которые обеспечивают адекватную когнитивную обработку стандартных ситуаций: «Я считаю, что этнический юмор, представляющий, бесспорно, большую социобиологическую ошибку, тоже связан с механизмом фреймов. Почему в таком ходу шутки, в которых высмеиваются представители других национальностей? Распространенное объяснение этого явления гласит, что шутки подобного рода есть не что иное, как способ проявления агрессивности. Все это, без сомнения, верно, однако можно предложить и более содержательное объяснение. В работе10 я показал, что слушающему трудно понять рассказ о каком-то человеке, если у него отсутствует нужный фрейм человека, то есть определенный стереотип. Вместе с тем если слушающему не нужно выбирать фрейм, то вся коммуникативная ситуация для него существенно упрощается. Итак, слепой фанатизм может возникнуть непроизвольно — как побочный эффект отмеченного обстоятельства. Например, когда рассказывают шутку о человеческой глупости, то с точки зрения психики удобно свести услышанное к некоторому стереотипу — желательно чужому, иностранному, — с тем чтобы избежать конфликта с окружающим миром. И конечно, подобно снежному кому, этот стереотип может начать обрастать все новыми и новыми небылицами. Постепенно у людей стираются следы "юмористического" происхождения подобных структур. Бороться с предубеждениями очень трудно, если не понимать важности (и значения) стереотипов в повседневном мышлении».

В связи со всем описанным задача исследователя английской культуры состоит в том, чтобы попытаться выяснить возможные нюансы какого-либо ее аспекта; скажем, в данном случае задачей является попытка воссоздать стереотипное отношение к иностранцу (или стереотипные представления о русском человеке, так как эта тема нам естественно небезразлична), имеющее место в сознании носителя английского языка. Ведь не секрет, что в массовом сознании существуют стереотипные представления о разных национальностях, и мы сами зачастую веселимся над тем, как выпукло в них бывают схвачены типичные характеристики той или иной нации. Вместе с тем, если по отношению к представителям определенной нации существует четко сформировавшееся стереотипное отрицательное отношение, скажем, со стороны большей части мирового сообщества, это может служить оправданием любых, в том числе самых несправедливых и жестоких действий по отношению к этой нации (вспомним, например, бомбардировки Югославии в 1999 г.). Если принять во внимание такие соображения, тогда данная тема представляется не такой уж абстрактной и чисто теоретической. Следовательно, задача исследователя состоит в том, чтобы как можно более точно воссоздать стереотип, о котором идет речь, каким бы карикатурным он ни был, какие бы крайности ни лежали в его основе, а задача изучающего язык будет состоять в том, чтобы понять его и осознать как факт реальности.

Конечно, специалисты по этнической и кросс-культурной психологии давно уже признали универсальность самого явления аутгрупповой враждебности (враждебности по отношению к внешней группе) в любом межгрупповом взаимодействии. Известно, что главная цель такой враждебности — поддержание сплоченности ингруппы (т.е. группы, к которой индивид себя причисляет). Любопытно также, что источник межгрупповой враждебности или сотрудничества был найден не в индивидуальных мотивационных факторах, а в характеристиках самого межгруппового взаимодействия.

Более того, по мнению психологов-когнитивистов (например, Г. Тэджфела и Дж. Тернера), ауггрупповая или межгрупповая дискриминация наблюдается и без объективного конфликта интересов. Как утверждают эти психологи, социальная категоризация (отнесение людей к той или иной социальной группе) и неразрывно связанное с ней социальное сравнение (для достижения позитивного отличия ингруппы) сами по себе достаточны для возникновения аутгрупповой дискриминации.

Представители этнологической науки также склонны подчеркивать небеспристрастность взгляда на свой и чужой этнос и важную роль стереотипов во взаимоотношениях между этносами: «...в контексте вопроса структуры психологии этноса интересно рассмотреть вопрос, как отличается восприятие "своего" и "чужого". Человеку свойственно преувеличивать достоинства своего этноса и преуменьшать достоинства других. Например то, что у себя называется экономностью, у других будет скупостью; настойчивость у себя трактуется как упрямство у других и т.д. В этом проявляется феномен стереотипа — упрощенного, схематизированного, эмоционально окрашенного и чрезвычайно устойчивого образа какой-либо этнической группы и общности, распространяемого на всех ее представителей. Появление стереотипов обусловлено реализацией принципа экономии мышления, согласно которому людям психологически легче характеризовать обширные человеческие группы недифференцированно, грубо и пристрастно. Эти стереотипы усваиваются в детском возрасте, и дети используют их задолго до приобретения ясных представлений о тех этнических группах, к которым они относятся. Изменения стереотипов происходят редко, медленно и тяжело. Они редко проявляются на поведенческом уровне при отсутствии явной враждебности между группами, но играют доминирующую роль в реальном поведении индивидов, доходя до откровенной враждебности при обострении отношений.

Стереотипы есть необходимое зло, присущее человеку изначально. Они неизбежно искажают реальность, которую пытаются отразить. Но как бы мало они ни соответствовали действительности, они есть факт психической реальности, определяющий этнические отношения независимо от того, отвечают они действительности или нет»11.


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Русской и британской культур | Просодическое оформление иронических и саркастических высказываний в звучащей речи

Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 244; Нарушение авторских прав




Мы поможем в написании ваших работ!
lektsiopedia.org - Лекциопедия - 2013 год. | Страница сгенерирована за: 0.004 сек.