КОНСЕНСУАЛЬНЫЕ КОНТРАКТЫ

В этих словах Павла рисуется историческая преемственность непосредственного обмена товара на товар, как первичной формы меновых сделок, и пришедшего ей на смену обмена товара на деньги, но опять-таки немедленного (купля-продажа на наличные). Дальнейшее развитие привело к такому договору, когда немедленной передачи товара, с одной стороны, цены - с другой, могло и не быть, т.е. пришли к договору, по которому стороны при­нимают на себя взаимные обязательства: одна — передать товар, другая - уп­латить за него цену.

В Институциях Гая (4. 28) упоминается, что еще законы XII таблиц предусматривали legis actio per pignoris capionem, в случае, когда кто-либо, купив жертвенное животное, не платил за него покупную цену. Из этих слов Гая можно заключить, что уже в эпоху XII таблиц была известна купля-продажа в кредит. Но в то время она не была консенсуальным контрактом. Купля-продажа в те далекие времена скорее напоминала реальные контракты (хотя она не принадлежала к их числу): в отношении res mancipi совершалась man-cipatio, т.е. торжественная форма передачи права собственности за кусок металла (меди), который тут же взвешивали на весах; в отношении res nec mancipi совершалась неформальная передача (traditio) вещи. Только в классическом римском праве складывается emptio-venditio в качестве консенсуального контракта.

Однако отголоски того периода в развитии римского права, когда денег еще не было и оборот довольствовался непосредственной меной товара на товар, слышны очень долго. Мы находим эти отголоски в спорах юристов, принадлежавших к школам сабиньянцев и прокульянцев. Даже юрист III в. н.э. Павел (D. 18.1. 1.1), приводя споры сабиньянцев и прокульянцев по вопросу о том, «an sine nummis venditio dici hodieque possit... veluti si ego togam dedi, ut tunicam acciperem» (т. е. можно ли в настоящее время назвать продажей дого­вор, в котором одна сторона обязуется отдать другой стороне какую-нибудь вещь не за деньги, а за другую вещь, например, если я даю тебе верхнее платье, тогу, а взамен получаю исподнюю одежду, тунику), не говорит категорически и безусловно, что подобного рода договор не может быть признан куплей-продажей, а называет вопрос спорным, dubitatur (представляет известные сомнения).

Поставив этот вопрос, Павел дает нам историческую справку, что юристы сабиньянской школы (сам Сабин. Кассий) считали такую сделку куплей-продажей. Гай в своих Институциях (3. 41) сочувственно приводит слова Са­бина, что если лицо продает земельный участок и получает в качестве покупной цены за него раба, то следует отношение понимать так, что продан участок, за который в качестве покупной цены передан раб. Наоборот, юри­сты прокульянской школы (Прокул, Нерва) уже выделяли такой договор из купли-продажи в особый договор мены, permutatio. Павел признает более правильным взгляд прокульянцев и подкрепляет эту точку зрения таким со­ображением: если по договору вещь обменивается не на деньги, а на другую вещь, то это не соответствует смыслу купли-продажи: одно дело — продавать, другое — покупать; мы различаем продавца и покупателя; должны поэтому различать тегх, товар, и pretium, цена.

Эта последняя точка зрения, что купля-продажа предполагает передачу вещи не за какую-либо другую вещь, а за деньги, восторжествовала. При этом, с развитием торговли и хозяйственной жизни вообще все большее зна­чение приобретала купля-продажа не на наличные, а в кредит: исполнение договора купли-продажи происходит не одновременно с его заключением; устанавливается обоюдное обязательство: на стороне продавца — предоста­вить покупателю вещь, на стороне покупателя — уплатить за нее покупную цену.

Определение. Таким образом, контракт emptio-venditio в окончательном его виде можно определить так: купля — продажа есть договор, посредством которого одна сторона — продавец (venditor) обязуется предоставить другой стороне — покупателю (emptor) вещь, товар (тегх), а другая сторона — покупатель обязуется уплатить продавцу за проданную вещь определенную денежную цену, pretium.

Мегх, товар, pretium, цена являются существенными элементами догово­ра купли-продажи.

Консенсуальный характер договора. Купля-продажа является одним из консенсуальных договоров. Понятие консенсуального договора в римс­ком классическом праве и в праве Юстиниана не тождественны. Гай (3. 136) определяет консенсуальный договор, исходя из противоположности догово­ров формальных и неформальных: «Ideo autem istis modis consensu dicimus obligationes contrahi, quia neque verborum neque scripturae ulla proprietas desideratum — «договор признается заключенным consensu, т.е. простым со­глашением, раз не требуется ни произнесения verba, словесных формул, ни письменной формы, scriptura».

В этом противопоставлении выпадает категория реальных договоров, которые также могут быть противопоставлены формальным договорам и в этом смысле оказываются в одной общей категории с консенсуальными договорами. Но если исходить из causa obligandi (основания установления обязательства), консенсуальные контракты должны быть противопоставлены как формальным, так и реальным договорам. Институции Юстиниана так именно и выделяют консенсуальные контракты в особую группу договоров, при которой возникновение обязательств не только не связывается с выполнением каких-либо формальных актов, но не предполагает даже и передачи вещи (как то имеет место при реальных договорах), а основано на одном только соглаше­нии (L 3.22. 1.).

Цель договора. Основная хозяйственная цель договора купли-продажи заключается в том, чтобы получить в хозяйство покупателя те или иные нужные для него вещи. Наиболее эффективное правовое средство для дости­жения этой цели состоит в том, чтобы сделать покупателя собственником не­обходимых вещей. Древнейшее право так и подходило к задаче: mancipatio была одновременно и древнейшей формой купли-продажи (на налич­ные) и способом приобретения права собственности. Классическое римское право не связывает, однако, с договором купли-продажи непосредственно такого правового результата. Оно разделяет обязательственный момент (принятие на себя продавцом обязательства предоставить покупателю обладание продаваемыми вещами) и момент получения покупателем права на вещь. Этот последний результат (получение покупателем непосредственного права на вещь) основывается на особом титуле, каким является фактическая передача проданной вещи покупателю.

Предмет купли-продажи. Предметом купли-продажи может быть все, что не изъято из оборота, и в первую очередь - телесные вещи, следовательно существующие в натуре и по общему правилу принадлежащие продавцу. Однако ни тот, ни другой признак, т.е. ни существование вещей в натуре в момент заключения договора, ни принадлежность их в этот момент продав­цу - не являются безусловно необходимыми. Отмеченное разграничение обязательственно-правовое и вещно-правового моментов расширяло сферу применения договора купли-продажи.

Так по римскому праву не было препятствий к заключению договоров купли-продажи чужих вещей, т.е. не принадлежащих продавцу. «Rem alienam distrahere quern posse nulla dubitatio est: narn emptio est et venditio: sed res emptori auferri potesU (D. 18. 1. 28, Ulpianus).

Ульпиан в этом отрывке определенно говорит, что не может быть сомнения в возможности продать чужую вещь; заключая такой договор, продавец берет на себя обязательство получить вещь от ее собственника и передать покупателю. Как чисто обязательственный акт, купля-продажа и в этом случае получает действительную силу. Конечно, может случиться, что продавцу не удастся получить вещь от собственника, и он не сможет передать ее покупателю или хотя фактически и передаст, но не обеспечит обладания ею. Ульпиан поэтому сейчас же добавляет: «sed res emptori auferri potest», т.е. вещь может быть отобрана от покупателя (предполагается, ее собственником); в этом случае продавцу придется отвечать перед покупателем за понесенный последним ущерб; а если продавец заведомо, sciens, продал чужую вещь, причем покупателю не было известно, что вещь не принадлежит продавцу, в этом усматривалась недобросовестность продавца, и покупатель мог искать с продавца возмещения своего интереса, даже не ожидая отобрания вещи соб­ственником (D. 19.1. 30. 1).

Не имеет силы договор купли-продажи вещи, уже принадлежащей покупателю. хотя бы он того и не знал (D. 18.1, 16).

Последовательное проведение обязательственной природы купли-продажи позволяло удовлетворить и другую потребность хозяйственной жизни. Именно с развитием менового хозяйства нередко встречалась надобность продать например, продукты сельского хозяйства раньше, чем они поспели (fructumolivae pendentis vendere (D. 18.1.39). Такие договоры о продаже будущего урожая были допущены (D. 18.1. 8); в этом случае говорят о продаже rei futurae sivi speratae, т.е. вещи будущей или ожидаемой. Такого рода прода­жа считайся совершенной под отлагательным условием, т.е. ее правовые последствия должны возникнуть не немедленно, по заключении договора, а только по выяснении урожая.

От продажи будущей или ожидаемой вещи отличают продажу одних шансов на получение вещи (emptio spei, покупка надежды, например, улова рыбы). Эта последняя разновидность по существу как бы выходит за пределы купли-продажи и принадлежит скорее к так называемым рисковым или алеаторным договорам (alea emitur — покупается шанс, возможность — D. 18.4. 7).

В источниках нет достаточно четких указаний относительно практики купли-продажи вещей, определяемых родовыми признаками. Быть может, это объясняется упомянутым историческим развитием договора купли-продажи. Если первоначально купля-продажа совершалась в форме манципации, т.е. непосредственной передачи продаваемой вещи в собственность по­купателя, то, конечно, нужно было требовать, чтобы предмет купли-продажи был индивидуализирован, представлял собой certa species, определенную ин­дивидуальную вещь. Если продажа непосредственно переносит на покупате­ля право собственности, то нельзя продать зерно или масло «вообще», а толь­ко выделенное, конкретизированное (или с помощью тары или посредством указаний на территориальное нахождение продаваемого товара и т.п.), опре­деленное количество зерна, масла и т. п.; например, такое-то количество мас­ла в двух определенных сосудах, такое-то количество зерна, находящееся на таком-то складе, и т. п. Priusquam enim admetiatur vinum, prope quasi nondum venit (D. 18. 6. 11), т. е. до тех пор, пока не отлили (из общего количества) проданное вино, оно почти как бы не продано. Наоборот, если продается, допустим, всего зерно, какое находится in horreis (в данных амбарах), ключи от которых переданы покупателю, купля-продажа считается вполне завершенной (С. 4.48. 2).

Обязательство сдать известное количество вещей, определенных родовыми признаками, без ближайшей конкретизации предмета договора устанавлива­лось в Риме с помощью стипуляции. Эта договорная форма, видимо, удовле­творяла потребности практической жизни, вследствие чего можно было обхо­диться без купли-продажи вещей, определенных родовыми признаками.

Договор купли-продажи мог иметь своим предметом также res incorporalis, бестелесную вещь, т.е. право (например, право требования, право осуществления узуфрукта и т. п.).

Цена. Второй существенный элемент купли-продажи — цена (pretium). «Договор купли-продажи считается заключенным, — говорит Гай, — когда до­говорились о цене, хотя бы цена и не была еще уплачена» (3.139).

Цена должна выражаться в денежной сумме (numerata pecunia); в этом отличие купли-продажи от мены, при которой эквивалентом вещи, передаваемой одной стороной, является также какая-нибудь вещь, даваемая, в свою очередь, другой стороной (Гай. 3. 141).

Цена должна быть определенной, cerium (Гай. 3. 140). Впрочем, между римскими юристами существовали большие разногласия по вопросу о том, до какой степени должна непременно доходить эта определенность. Общепризнано было, что цена не может быть поставлена в зависимость от усмотрения покупателя: quanti velis (сколько пожелаешь), quanti aequum putaveris (сколько признаешь, справедливым) и т.п. (D. 18.1. 35.1). Но определить цену путем ссылки на заключение третьего сведущего лица (quanti Titius rem aestimaverit, во сколько оценит вещь Тиций) юристы прокульянской школы при­знавали допустимым (Гай. 3.140).

Признавалось возможным определить цену и такими ссылками, как например: «покупаю вещь за ту цену, за какую ты сам ее приобрел», и даже «за ту сумму какая имеется в кассе (in area)»; Ульпиан объясняет допустимость такого определения цены тем, что в подобных случаях имеется не неопределенность по существу (in rei veritate incertum), а неизвестность цифры в данный момент (D. 18.1. 7.1).

Моменты принудительного регулирования цен. В условиях менового хозяйства рабовладельческого общества цена складывалась в зависимости от условий рынка, и в отдельных случаях могла быть то выше, то ниже нормаль­ной стоимости вещи.

В императорский период, однако, была сделана попытка принудительно­го регулирования (при некоторых отношениях) размера покупной цены. Именно, рескриптом Диоклециана 285 г. н.э. было допущено в известных случаях расторжение купли-продажи вследствие так называемой laesio enormis, чрезмерной убыточности договора для продавца.