Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846)

Имя поэта в нашем сознании ассоциируется с именем А.С. Пушкина, так как Кюхельбекер – один из самых любимых его лицейских товарищей. Он – предмет дружеских пародий и насмешек, эпиграмм. За ужином объелся я, // А Яков запер дверь оплошно – Так было мне, мои друзья, И кюхельбекерно и тошно. (1819).

Где вы, товарищи? Где я? // Скажите, Вакха ради…// Вы дремлете, мои друзья, // Склонившись на тетради…// Писатель за свои грехи, // Ты с виду всех трезвее; // Вильгельм, прочти свои стихи, // Чтоб мне заснуть скорее.

Кюхельбекер действительно очень любил писать стихи, но он увлекался классическим слогом (позже сойдется с «младоанархистами»). Это увлечение сильно дисгармонировало с общим предпочтением лицеистов «легкой поэзии» Батюшкова и Жуковского – последователей Карамзина. К тому же Кюхельбекер был по-юношески увлеченным максималистом, что иногда мешало его музе. Небезынтересен отзыв о нем директора лицея Энгельгардта (такие отзывы давались всем ученикам лицея).

«Читал всё и обо всем, имеет большие способности, прилежание, добрую волю, много сердца и добродушия, но в нем совершенно нет вкуса, такта, грации, меры и определенной цели. Чувство чести и добродетели проявляется в нем иногда каким-то донкихотством».

Но были и другие пушкинские оценки Кюхельбекера. Служенье муз не терпит суеты; Прекрасное должно быть величаво: Но юность нам советует лукаво, И шумные нас радуют мечты…Опомнился – но поздно! И уныло // Глядим назад, следов не видя там. // Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было, // Мой брат родной по музе, по судьбам? (1825).

«Приди; огнем волшебного рассказа // Сердечные преданья оживи; Поговори о бурных днях Кавказа, // О Шиллере, о славе, о любви».

Литературная деятельность Кюхельбекера до 14 декабря 1825 года была довольно разнообразной. Он пишет стихи, выступает в печати с литературно-критическими статьями «О направлении нашей поэзии, особенно лирической в последнее десятилетие» (с радикальными требованиями гражданственности и народности в литературе) и выступает против элегической школы Жуковского. К первым литературным опытам примыкают публичные лекции по русской литературе, которые Кюхельбекер читал в Париже, прекращенные по настоянию русских властей.

В поэзии Кюхельбекер культивировал «высокую» лирику, был сторонником оды (наперекор вкусу эпохи), одические интонации были слышны не только в его гражданских и общественных стихотворениях и в обработке библейских мотивов, но и в субъективных элегиях-исповедях (послание в элегических интонациях «К Евгению»).

Вообще, для Кюхельбекера было характерно обращение к теме поэта. Сам поэт, его судьба были неизменно трагическими. Это и послание «К Евгению», «Грибоедову» и обращение к Пушкину, Дельвигу (стих. «Поэты») написано как отклик на южную ссылку Пушкина.

Его лирике характерен мотив разочарования – в свободолюбивом движении на западе (стих. «Ницца) – Но и здесь не спит страданье, // Муз пугает звук цепей. Разочарование в жизненных надеждах («Разуверение», «Пророчество», «Участь поэтов») – это мотивы романтической поэзии.

В 30-е годы в его творчестве возникает образ разочарованного светского героя времени («Ижорский»). Это новый опыт в русской драматургии в области драматической поэмы в духе «Фауста» Гете. Ижорский – герой, утомлённый жизнью и разочарованный. И я, признаться, светом утомлен: // Я много жил, - и жизнь возненавидел!».

Центральным нервом всей декабристской поэзии было лирическое воодушевление, поэтому на авансцену и выдвигался сам поэт, чья жизнь на глазах становилась примером, зовущим к освобождению.

Образ поэта-пророка сопровождает Кюхельбекера от первых лицейских опытов до смерти. Лейтмотив его творчества – мысль об избранничестве, высоком назначении, святости песнотворца. Поэт-пророк несет миру абсолютную правду, он вдохновлен свыше, а потому может не замечать низкую реальность, зная, что в конечном счете она преобразится его словом. Гонения и проклятия, преследования и насмешки не стоят внимания – таков удел поэта всегда. Кюхельбекер даёт свой вариант «вечной коллизии»: то, что Рылеев запечатлел в национально-историческом материале, у Кюхельбекера развернуто в истории поэзии. Страдания поэтов времён минувших не отменяют парадоксального оптимизма, и понятно почему: великие поэты прошлого победили толпу и время – остались в веках, а значит:

И что ж? Пусть презрит нас толпа:// Она безумна и слепа! («Поэты»)

Проклят, кто оскорбит поэта// Богам любезную главу;//На грозный суд его зову:// Он будет посмеяньем света! («Проклятие»)

Гордая независимость избранника коренилась в мощной традиции: Кюхельбекер, как и лирик Грибоедов, как и Фёдор Глинка, прямо ориентируется на библейские образцы. Лексика священных книг, синтаксическая усложнённость, резкость образов и отчётливость витийственной интонации создавали особый эффект «высокого» пророческого языка. «Темнота» поэтического стиля, требовавшая читательской активности, была не издержкой, как казалось литературным противникам Кюхельбекера и, к сожалению, некоторым исследователям, но задачей – высокое косноязычие передавало энергию горящего чувства, не знающего скованности мер, ломающего сегодняшние каноны. Стих Кюхельбекера должен опьянять и завораживать читателя, превращать раба в гражданина и повергать в ужас «глухих» супостатов. Лирика Кюхельбекера соприкасается с проповедью и призывом, проклятьем и присягой – она требует немедленного поступка, гражданского, воинского или нового поэтического подвига. В её эмоциональной взвинченности тон воинственной песни сливается с мелодией псалма, одическое парение отрывается от традиционно государственных идеалов классической оды и оборачивается исповедью на миру.

Философская обработка библейских мотивов в позднем творчестве Кюхельбекера (поэма «Вечный жид») рассматривается панорама всемирной истории как проблема всеобщего зла; пессимистический взгляд. «Наш шар завершил свою жизнь и судьбу».

Скорбные мотивы тюремной и сибирской лирики Кюхельбекера наводят на мысль об усталости, духовном кризисе, одиночестве поэта. Странно было бы ждать от человека, просидевшего 10 лет в одиночной камере, а затем заброшенного в сибирскую глушь, от человека, физически слабого и вовсе не приспособленного к жизненным тяготам, безоблачного оптимизма. Поэзия зрелого Кюхельбекера – поэзия скорби и боли, но поэзия. Высокий смысл его поэзии – поэзия поднимает человека, очищает его боль, дарует особые свободы. Кюхельбекер ощущает себя живым, покуда с ним вдохновение, утрата поэзии представляется ему самым страшным несчастьем. Если нет поэзии – нет и жизни.

Итак, творчество декабристов было новой страницей в развитии русского романтизма – романтизма активной гражданской позиции (революционный романтизм).

Поэты-декабристы создают новый тип героя (герой-гражданин и герой активный противник социального зла, разочарованный), новые жанровые формы (думы, философская поэма, романтическая повесть, экспромт). Философская поэма утверждает, что человек сам должен «творить мир», в соединении основной идеи жизни «добра и зла».

Жанр романтической поэмы, разрабатывал Рылеев и другие. Укрепили в русской литературе интерес к народной и исторической тематики – поэмы Рылеева, творчество Одоевского (жанр песни), Кюхельбекер (народная драма).

Дата добавления: 2014-05-03; просмотров: 416; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!