Уголовное право (общая часть). 27 страница

Не ставя под сомнение необходимость подобного предписания, укажем на две неточности, допущенные в изложенной формулировке.

Во-первых, в международном праве для характеристики национальной принадлежности судна принято использовать не критерий порта приписки, а критерий флага, поскольку морские суда и летательные аппараты осуществляют свои функции под присвоенными им флагами, вымпелами и отличительными знаками.

clostest4Во-вторых, несмотря на то что в российском УК данное предписание помещено в статье под заголовком «Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территории Российской Федерации», в строго юридическом смысле указанные объекты, конечно же, не являются частью государственной территории. Публично-правовая связь государства с воздушным или морским судном посредством национальной принадлежности не означает, что это судно является «летающей» или «плавающей» территорией соответствующего государства или приравнивается к ней. Встречающиеся иногда утверждения об обратном⁹⁴ — своего рода дань архаизму, сохранившемуся в тех международно-правовых документах, в которых выражение «территория государства» синонимично понятию государственной собственности (в тех случаях, когда судно является таковой).

Впрочем, форма собственности на данные объекты и в настоящее время играет определенное значение для установления объема юрисдикции над ними. В связи с этим нельзя не отметить определенные изъяны и в отечественной уголовно-правовой доктрине, в которой все суда принято классифицировать на военные и гражданские и в зависимости от этого указывать на полную подчиненность первых российской юрисдикции, где бы они ни находились, и аналогичную подчиненность вторых лишь при нахождении их в открытом море или открытом воздушном пространстве.

В действительности соответствующие положения УК могут быть применимы не только к военным, но и к военно-вспомогательным или иным (пограничным, таможенным, полицейским и т. п.) судам, используемым государством для правительственной некоммерческой службы. Следовательно, при решении юрисдикционных вопросов правильнее было бы говорить о разделении судов на государственные (используемые для целей государственной службы) и частновладельческие (используемые в коммерческих, частных целях).

Итак, юридические явления, порождаемые правовой системой государства, происходят на строго определенном пространстве, ограниченном, как правило, его территорией. При этом связь правового пространства с государственным может быть рассмотрена как в положительном, так и в отрицательном аспекте.

Сфера действия полной юрисдикции совпадает со сферой исключительного суверенитета государства, каковой является его территория. Все находящиеся в ее пределах лица оказываются в сфере предписательной юрисдикции государства. Однако его территориальное верховенство не исключает, поскольку государство на это согласно, некоторых изъятий из сферы его исполнительной юрисдикции в отношении лиц, пользующихся иммунитетами на всей государственной территории или в определенных ее районах в силу установлений международного права.

В то же время юрисдикционная деятельность государства может распространяться в ряде случаев и за пределы его территории, вторгаясь на территории со смешанным правовым режимом (континентальный шельф, экономическая зона) и территории с международным режимом, т. е. пространства, которые не принадлежат какому-либо государству в отдельности, а находятся в общем пользовании всех стран (открытое море, воздушное пространство над ним, морское дно за пределами континентального шельфа и др.). Таким образом, пространственная компетенция государства, с одной стороны, претерпевает внутритерриториальные ограничения (экстерриториальная юрисдикция), а с другой — выходит за пределы его территории (экстратерриториальная юрисдикция), порождая юридико-фиктивную неравнозначность таких понятий, как «государственная территория» и «территориальная юрисдикция».

Несовпадение юрисдикции государства с его территорией становится еще более очевидным, если принять во внимание персональный, реальный и универсальный принципы действия уголовного закона в пространстве.

Принцип гражданства. В основе осуществления юрисдикции в отношении экстратерриториальных действий, совершенных гражданами государства, лежит принцип активного гражданства (персональная юрисдикция), который явился исторически первым дополнением территориального принципа в виде принципа личного (personal prinzip), подданства или национального. Он заключается в «обязанности и праве государства наказывать не только за преступления, совершенные на его территории, но и преступления своих подданных, совершенные за границей».⁹⁵

quest32Персональная юрисдикция устанавливается государством над своими гражданами и постоянно проживающими в нем лицами без гражданства, имеющими устойчивую правовую связь с этим государством. Целостная совокупность этих связей образует правовое пространство, организованное на несколько иных критериях, чем государственно-правовое пространство. Конечно, его естественной базой является определенная территория, на которой происходят соответствующие события. Но не все, что естественно, всегда необходимо. Поэтому правовое пространство не должно быть непременно «прикрепленным к почве», ибо ubi societas, ibi jus (где общество, там и право). В одном и том же месте, на одной и той же географической почве может существовать несколько правовых пространств. Именно на этой посылке базируется концепция юридического плюрализма применительно к различиям негеографического порядка.

Вместе с тем идея юридического плюрализма в ее приложении к сфере действия современного национального права все же не может быть оторванной от геополитической почвы, так как речь идет о действии в пространстве закона, принятого и поддерживаемого властью того или иного государства. Именно поэтому указанный принцип применяется не по признаку национальности, как полагал А. А. Герцензон,⁹⁶ а по признаку гражданства (государственной принадлежности), кем бы гражданин ни был по национальности. Так, ч. 1 ст. 12 отечественного УК гласит: «Граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу...»

Гражданство есть устойчивая правовая связь физического лица с государством, заключающаяся в совокупности их взаимных прав, обязанностей и ответственности, означающей подчинение этого лица суверенной власти государства. Устойчивость такой связи выражается в ее непрерывности во времени и пространстве.

Непрерывность гражданства во времени проявляется в его сохранении с момента приобретения вплоть до смерти, если закон не предусматривает те или иные случаи его утраты. Как гласит ч. 3 ст. 6 Конституции РФ, «гражданин Российской Федерации не может быть лишен своего гражданства или права изменить его». При этом выход из гражданства не допускается, если ходатайствующий о выходе гражданин привлечен российскими компетентными органами в качестве обвиняемого по уголовному делу либо в отношении его имеется вступивший в законную силу и подлежащий исполнению обвинительный приговор.⁹⁷

Устойчивость гражданства в пространстве означает, что оно сохраняется при выезде обладающего им лица за границу, не прерывается в случае длительного пребывания там и не утрачивается в силу самого факта проживания за рубежом. Это повсеместно распространенная точка зрения и практика, которые нашли отражение и в российском Законе о гражданстве (ч. 3 ст. 4).

Отмеченные признаки гражданства позволяют говорить о включенности индивида в определенным образом организованное социально-правовое пространство независимо от его физического местонахождения, что, с одной стороны, дает возможность гражданам Российской Федерации, находящимся за ее пределами, рассчитывать на предоставление гарантируемых отечественной Конституцией и Законом о гражданстве защиты и покровительства (в том числе от преступных посягательств), а с другой — предоставляет государству возможность претендовать на соблюдение его гражданами отечественных законов и претерпевание ответственности за их нарушение.

В настоящий момент гражданами Российской Федерации, где бы они ни находились, являются: а) лица, имеющие гражданство РФ на день вступления в силу Федерального закона от 31 мая 2002 г. «О гражданстве Российской Федерации», т. е. на 1 июля 2002 г., б) лица, которые приобрели гражданство РФ в соответствии с настоящим Федеральным законом.

Документом, удостоверяющим российское гражданство, является паспорт или иные содержащие указание на гражданство основные документы, виды которых определяются федеральным законом. Документы, выданные в соответствии с ранее действовавшим законодательством о гражданстве, сохраняют юридическую силу, если они оформлены надлежащим образом и считаются действительными на день вступления в силу указанного Федерального закона.

С точки зрения персональной юрисдикции к российским гражданам приравниваются лица без гражданства, постоянно проживающие в Российской Федерации, т. е. апатриды, получившие вид на жительство — документ установленной формы, выданный в подтверждение их права на постоянное проживание, а также на свободный выезд и возвращение в Россию, являющийся одновременно и документом, удостоверяющим личность.⁹⁸

Установление персональных юрисдикционных оснований уголовной ответственности за учиненное лицом без гражданства преступление осуществляется путем сопоставления времени его совершения со сроком действия вида на жительство, что позволяет судить о включенности апатрида в качестве правосубъектного лица в систему отношений соответствующего государственно организованного общества.

quest33Совершенно очевидно, что одновременное действие двух основных принципов (территориального и гражданства) изначально содержит в себе коллизию, порождающую параллельную юрисдикцию и возможность двойной ответственности. Ведь только на первый взгляд установление ответственности своих граждан, совершивших преступление за границей, относится исключительно к внутренней компетенции государства, но когда дело доходит до того, чтобы заставить другие государства соблюдать установленный таким образом порядок, вопрос переносится в международно-правовую плоскость.

Сложность положения иностранца в том и заключается, что он одновременно находится под двумя юрисдикциями: территориальной, т. е. юрисдикцией государства пребывания, и национальной, т. е. юрисдикцией отечественного государства. В случае конкуренции юрисдикций или противоречия законов указанных государств неизбежно возникают вопросы: а) какой из юрисдикций отдать предпочтение в отношении деяний, преступность которых предусмотрена по законодательству обоих государств; б) как быть, если деяние, наказуемое в государстве гражданства виновного, ненаказуемо в государстве места его совершения; в) каким законом руководствоваться в тех ситуациях, когда санкции за данное преступление в стране, где оно совершено, и в стране, где рассматривается дело, различны; г) имеет ли право суд одного из государств вновь рассмотреть дело после вынесения судом другого приговора, а иногда и после отбытия виновным наказания?

Анализ практики позволяет сделать вывод о том, что фактическое преимущество имеет территориальная юрисдикция. Это положение является естественным следствием территориального верховенства как свойства или прерогативы государства осуществлять суверенные акты на своей территории безраздельно и исключительно, т. е. в качестве единственной власти, правомочной это делать в силу факта своего существования, — тогда как за гражданином государства, оказавшимся за границей, может следовать не суверенитет как таковой, а лишь юрисдикция государства, да и то в известных пределах.

Превосходство территориальной юрисдикции означает, что государство само наказывает находящихся в его власти лиц, включая апатридов и иностранцев, не обладающих дипломатическим иммунитетом. Следовательно, другое государство не может безоговорочно претендовать на то, чтобы его гражданин, совершивший преступление на территории иностранного государства, не был наказан последним, а передан ему для решения вопроса об ответственности.

Однако существуют договорная практика оказания правовой помощи по уголовным делам и экстрадиционная практика следования принципу взаимности, которые позволяют найти приемлемые механизмы разрешения возникающей в данном случае юрисдикционной коллизии, благодаря чему в отношении лиц, совершивших преступление за границей, может быть принято одно из следующих решений: 1) привлечение к ответственности с последующей ее реализацией по месту совершения преступления; 2) осуждение по месту совершения преступления с дальнейшей передачей осужденного в страну гражданства для исполнения приговора или для надзора за условно осужденным или условно освобожденным; 3) экстрадиция обвиняемого государству, гражданином которого он является, или передача преследования для привлечения к ответственности по национальному праву.

В последнем случае разрешение коллизии между уголовным законодательством запрашивающей и запрашиваемой сторон экстрадиционных отношений возможно путем: а) распространения персональной юрисдикции на строго ограниченный круг преступлений; б) ограничения ее условиями двойной преступности и отсутствия осуждения в иностранном государстве; в) блокирования назначения более тяжкого наказания, чем то, которое могло быть назначено по нормам иностранной правосистемы.

Примерно так был решен этот вопрос в ч. 1 ст. 12 УК РФ, согласно которой «Граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу, если совершенное ими деяние признано преступлением в государстве, на территории которого оно было совершено, и если эти лица не были осуждены в иностранном государстве. При осуждении указанных лиц наказание не может превышать верхнего предела санкции, предусмотренной законом иностранного государства, на территории которого было совершено преступление».

Определение содержания генерируемой при такого рода условиях пространственной коллизионной нормы требует сопоставительного анализа уголовного законодательства России и соответствующих государств для установления как совпадения составов преступлений, так и сравнительной тяжести наказаний с тем, чтобы виновный не мог быть наказан строже, чем это допустимо в месте совершения преступления.

Изложенная формулировка вызвала неоднозначную реакцию в академической среде. Одни сетовали на серьезные затруднения, с которыми можно столкнуться при выяснении того, какой закон действует в иностранном государстве и наказуемо ли в нем совершенное российским гражданином деяние, а если наказуемо, то каковы пределы наказания. Другие выражали обеспокоенность «искусственным ограничением» юрисдикции, полагая, что норма, ставящая возможность уголовного преследования гражданина России за совершенные на территории другого государства деяния в зависимость от признания их преступными иностранным законодательством, выражает опаснейшую тенденцию умаления суверенитета российского государства, поскольку чрезвычайно облегчает или даже фактически легализует антироссийскую деятельность, не позволяя привлекать к ответственности российских граждан за особо опасные антигосударственные преступления (включая государственную измену), если таковые не являются преступлениями в государствах, на территории которых они совершены. Высказывалась также озабоченность отступлением от принципа равенства граждан перед законом и судом и принципа справедливости при назначении наказания вследствие утраты верховенства национального УК над уголовными законами любого иностранного государства и ограничения правомочий российского суда. Утверждалось, в частности, что возможность назначения наказания только в рамках, установленных иностранным законом, серьезно ущемляет интересы потерпевших — граждан России, которые и так не пользуются надлежащей правовой защитой за рубежом, в связи с чем прогнозировался «экспорт» потенциальных потерпевших за границу ввиду резкого усиления наказания за преступления против личности в новом УК РФ.⁹⁹

Редакция принципа гражданства в ч. 1 ст. 12 УК действительно вызывает смешанные чувства, так как сама по себе содержательно верная идея не нашла вполне адекватной формы. Но чтобы должным образом ее оценить, необходимо отделить, как говорится, зерна от плевел.

С одной стороны, идея двойной преступности не может не импонировать в той мере, в какой она выражает благотворную тенденцию укрепления интегративных связей между уголовно-правовыми системами государств в регламентации соприкасающихся уголовно-правовых отношений, побуждая к унификации уголовного законодательства. При этом никакого «ограничения» суверенитета российского государства, конечно же, не происходит. Ибо в данном случае правильнее было бы говорить о «самоограничении». А это не одно и то же.

Сегодня ни одна страна не может игнорировать тот факт, что ее правосистема не является единственным в мире средоточием принудительных правил поведения, что рядом с ней существует столько правовых систем, сколько насчитывается на данный момент государств и государственно-подобных образований, имеющих свое внутреннее право, что наличествует, наконец, надгосударственная система права, выработанная международным сообществом государств. Причем по мере интернационализации общественной жизни проблема взаимодействия национальных правосистем друг с другом и с международным публичным правом усложняется, обретая новые черты, к каковым относится и подключение к регламентации соприкасающихся отношений норм иностранного права.

Это мировая практика. Поэтому ограничение ответственности российских граждан, учинивших общественно опасные деяния вне пределов России, условием их преступности и по законам тех государств, на территории которых они были совершены, представляется оправданным. В этом видится свидетельство выхода российской системы уголовного права из состояния изоляции. Теперь она стала открытой и интегрированной в мегасистему, состоящую из уголовно-правовых систем всех стран мира. И это нельзя не приветствовать.

С другой стороны, выход из состояния изоляции и почти абсолютной замкнутости отечественной уголовно-правовой системы, которая прежде базировалась на презумпции недоверия к юрисдикционной деятельности других государств, осуществлен столь размашисто и неосмотрительно, что порождает невольную тревогу об утрате возможности привлечения к ответственности за некоторые деяния, совершенные российскими гражданами за пределами России, например за антироссийские, антигосударственные акты, не образующие по вполне понятным причинам составов преступлений по законодательству других стран.

На деле эти опасения беспочвенны. Ибо привлечение к ответственности за преступления против основ конституционного строя и безопасности Российской Федерации, кем бы и где бы ни были совершены эти преступления, в любом случае возможно по российскому УК по той простой причине, что их всегда можно признать совершенными на территории российского государства, а стало быть, находящимися в пределах его территориальной юрисдикции. Во всяком случае, никто не может оспорить юридическую правомерность такого решения, в соответствии с которым совершенным в России признается как учиненное на ее территории деяние, последствия которого должны были наступить или наступили за границей, так и преступление, хотя бы и начатое за границей, но оконченное (результат наступил или должен был наступить) на ее территории.¹⁰⁰

Для наглядности возьмем ст. 279 УК, предусматривающую ответственность за организацию вооруженного мятежа в целях нарушения территориальной целостности Российской Федерации. Естественно, что ни одно иностранное законодательство не содержит статьи, устанавливающей наказание за деятельность, направленную на нарушение территориальной целостности именно России. Означает ли это, что осуществление указанной деятельности за пределами ее территории не влечет ответственности по российскому УК?

Нет, конечно, ибо невозможно нарушить или поставить под угрозу территориальную целостность российского государства, не вторгаясь такого рода деятельностью на его территорию. Здесь необходимо просто четко различать внешний, операционный аспект преступного деяния (как элемента объективной стороны состава преступления) и его социальный смысл, определяемый общественно опасными последствиями для того или иного государства.

При таком понимании принципа территориальности отпадает требование двойного инкриминирования в отношении антироссийских преступлений. Следовательно, ч. 1 ст. 12 УК не имеет отношения к деяниям, ответственность за которые предусмотрена только российским УК. К таковым относится большинство преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства, а также ряд других преступлений, где речь идет о реальном или возможном нанесении ущерба России.

Формулировка статей, предусматривающих ответственность за такого рода преступления, содержащая указание на ущерб внешней безопасности Российской Федерации (ст. 275, 276 УК), ее конституционному строю (ст. 277–280 УК), экономической безопасности и обороноспособности (ст. 281 УК) и другим социальным ценностям, имеющим исключительно внутреннее значение, говорит о том, что такие преступления охватываются территориальной юрисдикцией. Ибо посягнуть на суверенитет России, не вторгаясь или не ожидая соответствующих результатов преступной деятельности на ее территории, невозможно. А коли так, любое подобное деяние находится в сфере территориального принципа действия уголовного закона в пространстве.

В ч. 1 ст. 12 УК речь идет о совершенно других деяниях, которые никоим образом не связаны с суверенитетом российского государства, т. е. об общеуголовных преступлениях, имеющих жесткую иностранную территориальную привязку и в операционном, и в социальном аспектах, в силу чего преступник оказывается не только включенным в социальные отношения своей страны (как ее гражданин), но и вовлеченным в иностранную систему общественных отношений. На этой почве и «вырастает» условие двойной преступности.

И все же есть в подобной трактовке территориального принципа некая неочевидность (особенно для правоприменителя), которая не позволяет признать ее безоговорочно. В связи с этим законодательное закрепление возможности уголовного преследования граждан России за совершенные ими на территории другого государства деяния лишь при условии признания их преступными в данном государстве было бы более удачным, если бы ч. 1 ст. 12 УК корреспондировала со статьей, которая закрепляла бы ответственность российских граждан за ряд преступлений независимо от права места совершения деяния.¹⁰¹

closetest9Однако законодатель поступил иначе, изложив ч. 1 ст. 12 УК в следующей редакции: «Граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства, совершившие вне пределов Российской Федерации преступление против интересов, охраняемых настоящим Кодексом, подлежат уголовной ответственности в соответствии с настоящим Кодексом, если в отношении этих лиц по данному преступлению не имеется решения суда иностранного государства».¹⁰²

Пока же предлагаем к использованию то изложенное выше теоретическое обоснование территориальной юрисдикции в отношении антироссийских преступлений, совершенных российскими гражданами «за границей», согласно которому различается субъективная территориальность (когда деятель во время совершения деяния или хотя бы его части находится на территории государства) и объективная территориальность (когда на территории данного государства проявляются лишь последствия деяния).

Таким образом, ч. 1 ст. 12 УК не служит препятствием для уголовного преследования граждан России за совершенные на территории другого государства деяния, последствия которых наступили или должны были наступить на ее территории, поскольку в основе этого преследования лежит не предусмотренный данным законоположением принцип гражданства, а установленный ч. 1 ст. 11 территориальный принцип. А действие последнего не ограничено условием двойной преступности.

Реальный принцип состоит в экстратерриториальном действии уголовного закона в целях защиты интересов государства и его граждан от преступлений, совершаемых негражданами данного государства.

quest34Предоставляя более широкие пределы для действия национального закона в пространстве, указанный принцип исходит не из того, где совершено преступление и кто его совершил, а из того, против кого оно было направлено. Практически речь идет об угрожающих безопасности государства или наносящих ущерб его гражданам действиях, совершаемых вне территории государства лицами, не имеющими его гражданства, так как иначе были бы использованы либо территориальный, либо персональный критерии. Поэтому не случайно реальный принцип называют еще принципом защиты, охранительным или пассивным персональным, т. е. учитывающим гражданство потерпевшей стороны, хотя последний критерий является более узким, поскольку потерпевшими от преступления могут быть не только физические, но и юридические лица.

Однако в ч. 3 ст. 12 действующего УК пределы защитной юрисдикции сужены до интересов государства, поскольку в ней говорится:«Иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу в случаях, если преступление направлено против интересов Российской Федерации... если они не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации».

Тем не менее некоторые авторы вопреки прямому указанию закона считают, что под интересами России должны пониматься не только государственные интересы, но и российских граждан,¹⁰³ либо идут еще дальше, вообще не видя никаких ограничений в осуществлении реальной юрисдикции. Например, А. М. Медведев, исходя из положений ст. 2 УК, делает вывод, что «под интересами Российской Федерации в данном случае следует понимать охраняемые УК РФ интересы личности, общества или государства».¹⁰⁴

Прежде всего, такая трактовка противоречит Закону РФ «О безопасности», который четко различает среди объектов безопасности личность, общество и государство (ч. 3 ст. 1).¹⁰⁵

Хотя понятия «безопасность личности», «безопасность общества» и «безопасность государства» тесно связаны между собой (коль скоро, гарантируя права и свободы, необходимые для самореализации человека, государство тем самым гарантирует развитие общества в целом, а в конечном счете — и укрепление самого себя), все-таки они имеют разное содержательное наполнение.

Если личная безопасность человека включает в себя обеспечение его физической и психической неприкосновенности, а также гражданских, политических, экономических и других прав и свобод, то отношения общественной безопасности, имеющие своим предметом материальные и духовные ценности общества в целом, не являются арифметической суммой отношений, складывающихся по поводу обеспечения безопасности отдельных индивидов.

С тем большим основанием защита «суверенитета» личности или, скажем, целостности принадлежащего человеку на праве собственности земельного участка не может быть отождествлена с охраной суверенитета и территориальной целостности государства, гражданином которого он является.

Столь же определенно и УК РФ «разводит» преступления против личности (раздел VII), против общественной безопасности и общественного порядка (раздел IX) и преступления против государственной власти (раздел X). Последние главным образом и могут считаться направленными против интересов Российской Федерации. Хотя не только они. Скажем, бандитизм (ст. 209 УК) отнесен к числу преступлений против общественной безопасности, но в случае, если создание и руководство бандой или участие в ней сопряжены с планируемыми или реально совершенными нападениями не на отдельных граждан или коммерческие и общественные организации, а на государственные учреждения, имеются все основания рассматривать данное преступление в качестве направленного против интересов государства. Примером защиты такого рода интересов может служить следующее дело.

Воронежским областным судом И. осужден за хищение огнестрельного оружия и боевых припасов из хранилища воинской части, а также в других преступлениях, совершенных им в Эстонии.

В кассационной жалобе осужденный просил приговор в части бандитизма, а также незаконного приобретения, хранения и сбыта оружия и боеприпасов отменить и дело прекратить, поскольку, по его мнению, преступлений на территории России он не совершал.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила квалификацию без изменения, сославшись на то, что в соответствии с ч. 3 ст. 12 УК не проживающие постоянно в России лица без гражданства (каковым является осужденный) подлежат ответственности по российскому УК в случаях, если преступление, совершенное ими вне пределов России, направлено против ее интересов. Из материалов же дела следует, что хищение, хранение и сбыт оружия и боеприпасов были совершены И. против интересов России, под юрисдикцией которой находилась воинская часть.¹⁰⁶

Аналогичной могла бы быть аргументация и в случае, если бы в процессе совершенного данной бандой нападения произошло хищение обычного (но государственного) имущества. Напротив, совершенное в подобной ситуации хищение имущества, направленное на причинение ущерба российскому гражданину, не может влечь ответственности по УК РФ, так как рассматриваемый принцип пространственного действия уголовного закона закреплен в нем как принцип защиты интересов государства (реальный принцип в собственном смысле), но не как принцип защиты интересов его граждан (пассивный персональный принцип).¹⁰⁷

Дата добавления: 2014-10-14; просмотров: 325; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!