Глава 1. История юридической риторики

1.1. Возникновение юридической риторики. Риторика и софистика.

Риторика как искусство убеждающей речи возникла в V в. до н.э. в Древней Греции после свержения сиракузской тирании. Само слово восходит к греческому rhetor - оратор, rhetorike - искусство создания и произнесения речи. В русском языке сначала писали реторика, что ближе к греческому оригиналу. Это слово - реторика - употреблял еще протопоп Аввакум. Позже закрепилось современное написание - риторика, ритор.

Появление и распространение риторики стало возможно в условиях так называемой рабовладельческой демократии, формирование которой было связано с двумя политическими событиями:

1. В VI в. до н.э. афинский политик и реформатор Солон передал власть в Афинах от ареопага (высшего судебного и контролирующего органа, оплота аристократии) народному собранию – «совету четырехсот». Древнегреческое народное собрание (агорá) – это прототип современного парламента.

2. В V в. до н.э. выдающийся полководец и оратор Перикл ввел в Афинах всеобщее избирательное право.

Итак, в греческих городах-государствах высшей властью обладало народное собрание, и риторика сформировалась из потребности убедительно говорить на общественно значимые темы. История неопровержимо доказывает, что риторика рацветает в периоды демократической организации общества, пусть даже это ограниченная демократия рабовладельческого общества.

Время возникновения риторики – это эпоха, которую историки нередко называют «золотым веком афинской демократии». Для развития риторики необходима ситуация, когда люди готовы слушать друг друга, когда нет запретов на высказывание своей точки зрения, когда публичное общение не связано со строгими идеологическими ограничениями.

Многочисленные судебные тяжбы, когда каждый свободный человек мог выступать и обвинителем, и защитником, требовали умения убеждать в своей правоте. Поскольку отсутствовал институт прокуроров и адвокатов, каждому нужно было уметь отстаивать свою правоту перед судом в несколько сотен и даже тысяч человек. А это требовало навыков, специального обучения.

Итак, к предпосылкам возникновения риторики как искусства и как науки можно отнести следующие:

1. активная общественная жизнь периода рабовладельческой демократии: в греческих городах-государствах – полисах – верховным органом власти было народное собрание, а значит - большую роль играло обсуждениеобщественно значимых проблем;

2. развитое правосознание и многочисленные судебные процессы, в основе которых была состязательность: и обвинитель, и защищающийся произносили речи, стараясь убедить судей в своей правоте;

3. отсутствие иных (неустных) средств коммуникации: письменные документы можно было размножить с помощью переписчиков лишь в ограниченном количестве; письменная речь считалась (по сравнению с устной) бесполезной, так как все важнейшие вопросы решались народным собранием.

4. владение красноречием в греческих полисах было необходимо для достижения успеха (политик говорил перед собранием сограждан, полководец – перед войском, частное лицо – в суде, на празднике, на дружеских встречах).1

5. некоторую роль сыграла свойственная южным народам общительность и природные ораторские способности.

Особенно распространенным жанром ораторского искусства в Древней Греции были судебные речи. Знаменитые законы Солона предусматривали, что каждый афинянин должен лично защищать свои интересы в суде. Суд в Афинах нередко становился ареной политической борьбы, и ораторам необходимо было умение убеждать в своей правоте, а также умение воздействовать на чувства судей, привлечь их на свою сторону.

Первыми теоретиками риторики были софисты – «учителя мудрости» Горгий и Протагор. Софистика (от греч. sofisma ‘мудрость, хитрость, уловка’) – направление древнегреческой философии. В центре внимания софистики были различные аспекты этики, политики, теории познания, а также проблемы теории и практики краноречия, искусства аргументации, ведения спора.

Протагор был близким другом Перикла, именно он написал по просьбе Перикла законы для новой колонии Фурии (Перикл задумал ее как колонию принципиально нового типа: ее население составляли выходцы из самых разных уголков Эллады).

Горгий был создателем особого типа красноречия, которое Аристотель позже назовет эпидейктическим. Благодаря Горгию в Афинах стали звучать речи, восхваляющие достойнейших граждан.

Именно благодаря софистам в Афинах звучали бесконечные судебные речи. Самая изощренная и громоздкая судебная система – это Гелиэя, то есть Народный суд, куда ежегодно переизбирались шесть тысяч судей. Нужно было обладать очень хорошими риторическими навыками, чтобы убедить такое количество судей в своей правоте.

Софисты постоянно подчеркивали силу слова. Так, Горгий в «Похвале Елене» пишет: «Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо оно может и страх нагнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить». Успехи в красноречии, по мнению софистов, связаны с огромной работой над техникой речи, над культурой речи. Наконец, речь - это нечто индивидуальное, имеющее своеобразные признаки, связанные с учебой, талантом, душевными свойствами. Качества речи и строгая композиция ассоциировались с гармонией человека, а семантика, значение слова - с субъективными, индивидуальными началами, духовным миром. Формирование риторического образования, преклонение перед риторической культурой, а также профессиональная практика объединяют всех представителей софистики.

Главная идея софистики в применении к риторике состояла в том, что на любую проблему можно посмотреть двояко, причем – со взаимоисключающих позиций. А если так, то убедить можно кого угодно и в чем угодно, нужно лишь правильно подобрать доказательства. «Человеческое знание, - утверждал Горгий, есть условное мнение, то есть оно имеет не объективный, а субъективный характер, и оно-то как раз и выступает объектом ораторского воздействия. Значит, доказать и опровергнуть можно все, что угодно. Сочинить похвалу и порицание на один и тот же предмет можно с одинаковым успехом». Иногда знаменитые риторы исполняли обе эти функции одновременно – сочиняли обвинительную и оправдательную речь по поводу одного и того же дела.

Софисты первыми стали учить риторике за деньги, причем в обучении стремились соединить теорию и практику. Появились так называемые логографы - те, кто писали защитительные и оправдательные речи за плату. Одним из самых известных логографов был Лисий (ок. 435-380 гг. до н.э.), написавший более 200 речей и заложивший основы композиции судебной речи. Единственгная речь, которую Лисий произнес сам, была первая речь в его карьере, речь по делу об убийстве Эратосфена.

Многие риторы-софисты – Коракс, Тисий, Горгий, Исократ, Антифонт – зарабатывали как логографы. От логографа зависело очень многое: сбор материалов для предварительного следствия, определение подходящего наказания (чтобы не дать сделать это противной стороне). Но самое главное – логограф должен быть написать речь, которую клиент выучивал наизусть и произносил в суде. Если современный адвокат выступает от своего лица и не обязан сообразовываться с духовными свойствами своего клиента, то логограф был вынужден всячески замаскировать свое творчество и представить речь сочинением клиента, а значит – нужно было учитывать его умственный кругозор, образование, социальное положение. То есть у логографа была роль, сходная с ролью драматурга: он наделял своего клиента речами, соотвестсвующими его характеру и положению. Очень часто такие клиенты (по наущению логографов) изображали из себя простаков, незнакомых с судебной практикой. Речь составлялась так, чтобы она выглядела импровизацией. И при этом речь должна содержать толкование закона: поскольку афинское законодательство не отличалось большой точностью, а сами судьи были нередко плохими знатоками законов, можно было толковать закон в выгодном направлении.

Логограф был обязан быть тонким стилистом, создавать в речах почти зримые образы тех, для кого они написаны. Так, в защитительной речи, написанной Лисием по делу об убийстве Эратосфена, перед слушателями предстает простой афинский гражданин, земледелец Евфилет, который в нужный момент из простака превращается в тонкого толкователя законов. Он приводит закон Дракона, передав секретарю суда его копию с каменной доски, хранящейся в Ареопаге:

Насколько меньшего наказания, господа, заслуживают, по мнению законодателя, лица, употребляющие насилие, по сравнению с теми, которые действуют по убеждениям. Последних он приговорил к смертной казни. А первых присудил лишь к возмещению убытков в двойном размере…

Сохранились речи (2 обвинительных и 2 защитительных) Антифонта по одному делу. Суть дела в следующем. Афинский гражданин, возвращаясь домой ночью с пира, был убит. Его раб, найденный смертельно раненным на том же месте, показал перед смертью, что он узнал одного из убийц, что это старый враг его господина, против которого его господин собирался начать процесс. Обвиненный отрицает свою вину, и дело поступает в суд. Обвинительная речь начинается с того, что обвиняемый изображается ловким человеком, который всегда сумеет избежать прямых улик, и потому против него возможны только косвенные улики. Доказательства по этому делу оратор делит на две группы: доказательства, которые выведены из обстоятельств дела, и прямые показания раба. Аргументы первой группы таковы: 1. неправдоподобно, чтобы покойный был убит разбойниками, поскольку он не был ограблен; 2. он не мог быть убит при драке в пьяной компании – против этого говорят время и место убийства; 3. он не мог быть убит по ошибке вместо другого – в этом случае не напали бы на раба; 4. следовательно, самое правдоподобное: убийца – тот, кто уже испытал большие неприятности от убитого и ожидает, что испытает еще большие; 5. обвиняемый как раз такой человек: он понес большие потери вследствие исков, учиненных ему покойным, и ему грозили еще большие потери, которых он мог избежать только путем убийства. Аргумент второй группы: единственный свидетель – умирающий раб – дал показания против обвиняемого. В конце следует заключение, где оратор настаивает на обвинительном приговоре: если недостаточно таких улик, то никакого убийцу нельзя будет привлечь к суду, и государство неминуемо будет испытывать на себе гнев богов за безнаказанные преступления.

Во второй (защитительной) речи вначале говорится, что обвиняемый – самый несчастный человек: покойный был и остается для него виновником всяческих бедствий. Последнее такое бедствие – настоящее обвинение в преступлении. Аргументы защитительной речи таковы: 1. правдоподобно, что покойный был убит разбойниками, которых случайно спугнули прохожие, так что они не успели ограбить его; 2. правдоподобно, что покойный мог быть убит таким лицом, за которым он знал какое-нибудь преступление и потому мог выступить свидетелем против него; 3. он мог быть убит кем-нибудь из его многочисленных врагов, которые могли не бояться обвинения, зная, что подозрение падет на него, подсудимого, которого считали главным врагом покойного; 4. показания раба не заслуживают доверия, потому что: а) неправдоподобно, чтобы он в страхе мог узнать убийцу; б) правдоподобно, что при допросе своими хозяевами он перед смертью показал то, что они хотели; в) вообще показания рабов сомнительны, так как закон верит им лишь при условии предварительной пытки; 5. если только на основании вероятностей должно быть решено это дело, то: а) более правдоподобно, чтобы подсудимый воспользовался наемным убийцей; б) вряд ли, чтобы избавиться от денежного взыскния, подсудимый стал бы рисковать жизнью, совершая уголовное преступление. Заключение: нельзя подвергать наказанию обвиняемого, пока не будет доказано, что он убийца. Обвинитель совершает нечестивое дело, обвиняя невиновного, и именно этим можно навлечь кару богов на город. Суд должен пожалеть обвиняемого.

Вторая обвинительная речь направлена на то, чтобы опровергнуть аргументы защиты. Она содержит следующие позиции. Предисловие: обвиняемый не имеет права жаловаться на свои несчастья, так как он сам источник своих бед. Агрументы: 1. если какие-то лица спугнули убийц, то они, конечно, тут же подвергли бы допросу умирающего раба и дали бы показания, которые оправдали бы подсудимого; 2. если бы покойный был убит лицом, опасавшимся его свидетельского показания в совершенном им ранее преступлении, то о преступлении этом что-нибудь было бы слышно; 3. остальные его враги, подвергаясь меньшей опасности со стороны покойного, имели меньше причин убивать его, чем теперешний подсудимый; 4. обвиняемый говорит, что свидетельство раба ненадежно, так как он не был подвергнут пытке; но в случаях, подобных данному, пытки не применяются; 5. неправдоподобно, чтобы подсудимый совершил бы это преступление чужими руками: он ведь и в этом случае подвергся бы подозрению, а вот уверенности в устранении врага у него не было бы; 6. иск, грозивший разорением, мог иметь большее значение, чем неизвестный еще исход уголовного дела, к которому он мог и не быть привлечен. Итак, завершает обвинитель, за отсутствием заведомого убийцы надо наказать того, против кого имеются наиболее вероятные показания.

И наконец четвертая речь предоставлялась опять подсудимому. Во вступлении опять жалобы на то, что он является жертвой коварства и злобы. Доводы обвинения несправедливы: 1. прохожие, спугнувшие убийц, скорее всего, испугались мертвого тела, им было не до того, чтобы проводить дознание; 2. разве можно считать доказанным, что преступление, о котором ничего не слышно, не произошло? 3. разве раб, ввиду неминуемой смерти от раны, уже не опасаясь наказания за ложное свидетельство, не мог оговорить подсудимого? 4. наконец, у обвиняемого есть алиби: все его собственные рабы могут засвидетельствовать, что в данную ночь он находился дома (аргумент об алиби появляется впервые, его приберегли к концу, когда у обвинителя уже нет возможности возражать на него); 5. обвинитель находит правдоподобным, что подсудимый совершил это преступление для сохранения своего состояния; совсем наоборот: люди счастливые не прибегают к таким отчаянным поступкам, такого рода преступления совершаются людьми, которым нечего терять; 6. уличая подсудимого на основании предположений, обвинитель представляет его уже не вероятным, а действительным убийцей, а между тем другие возможные факты говорят в пользу подсудимого. Таким образом, подсудимый должен быть оправдан, иначе не будет гарантий от возведения таких обвинений на кого угодно. В эпилоге он еще раз просит суд не выносить несправедливого приговора (С.И. Соболевский «Возникновение ораторского искусства в Древней Греции»)

Софистику нередко оценивают как абсолютное зло. Платон определял софистику так: «Этим именем обозначается основанное на мнении лицемерное подражание искусству, запутывающему другого в противоречиях», а Аристотель в «Софистических опровержениях» писал, что уловки софистов – это «искусство наживы с помощью мнимой мудрости, а потому софисты стремятся к мнимым доказательствам». Позже софистика была определена как «фальсификация» (В.Гюго), к которой прибегают при отсутствии реальных аргументов. Однако софистика – сложное явление, это (в целом) духовное детище демократии, когда любой гражданин имеет право высказывать свое мнение о делах государства, о политике. Именно софисты создали философский диалог (позже его стали называть «сократовским»). А.И. Герцен высоко ценил именно эти стороны софистики. По его мнению, софисты «выразили собою период юношеской самонадеянности и удальства, это удалая юность науки»: софист опирается на одно – свою мысль; это его копье, его щит. Как писал А.И. Герцен в «Письмах об изучении природы», «их (софистов) бесконечные споры – это бескровные турниры, где столько же грации, сколько силы», это «молодеческое гарцевание на строгой арене философии».

Категориальный аппарат риторики разработали именно софисты. Сама софистика выковалась как искусство хитрословия прежде всего в судебных процессах. Выступая в качестве учителей риторики, они обещали подготовить к политической деятельности и научить при помощи красноречия слабому аргументу давать перевес над сильным. Ср. историю из жизни Протагора. Одного своего ученика Протагор учил риторике бесплатно. По их договору за обучение ученик должен был заплатить только в том случае, если выиграет в суде свою первую тяжбу. Когда обучение закончилось, учитель вдруг стал требовать плату. Протагор говорил, что подаст на ученика в суд и ученик обязан будет заплатить при любом решении суда: если суд будет в пользу учителя, то ученик обязан заплатить по решению суда, а если суд решит дело в пользу ученика, то ученик и тогда должен заплатить, так как выиграл свою первую тяжбу. Ученик ответил на это так: если Протагор проиграет в суде, то, выполняя решение суда, ученик не должен платить учителю. Если же Протагор выиграет, то и в этом случае ученик не должен платить, так как проиграл свою первую тяжбу (а соглашение предусматривало плату только в случае выигранной тяжбы). По преданию, Протагор остался доволен учеником. Иногда аналогичную историю связывают с именем Коракса:

Коракс договорился с Тисием, бедным, но очень амбициозным молодым человеком, что возьмет его в ученики с тем условием, что тот уплатит ему деньги за обучение сразу же после первого выигранного им судебного процесса, если же он его проиграет, то платить не будет. Научившись у Коракса хитростям и уловкам судебного красноречия, Тисий заявил учителю, что платить не станет. Тот привлек ученика к суду. На суде Тисий сказал, что если он выиграет процесс, то платить не будет по решению суда, а если проиграет, то платить не будет по условиям договора с Кораксом.

По преданию, судьи выгнали вон обоих, сказав следующее: Негодное яйцо негодной вороны.

Софизмы, то есть рассуждения, внешне напоминающие правильные силлогизмы, однако содержащие скрытую, неочевидную логическую ошибку, были основным инструментом первых риторов. Ср. известный софизм «Рога»:

Все, что ты не потерял, ты имеешь.

Ты не потерял рога.

Значит, у тебя есть рога.

Неточная большая посылка позволяет прийти к парадоксальному заключению. Ср. другие примеры античных софизмов:

Сидящий встал; кто встал, тот стоит; следовательно, сидящий стоит.

Для того, чтобы видеть, нет необходимости иметь глаза, так как без правого глаза мы видим, без левого тоже видим; кроме правого и левого, других глаз у нас нет; поэтому ясно, что глаза не являются необходимыми для зрения.

Говоря о мнимой убедительности софизмов, Сенека[1] сравнивал их с искусством фокусников: мы не сможем сказать, как совершаются их манипуляции, хотя твердо знаем, что все делается не так, как нам кажется.

Целью софистов-судебных ораторов было выиграть спор, независимо от того, справедливо ли то, что они в этом споре доказывают. Такое отношение к истине вопроизведено в диалоге Платона «Федр»:

В судах решительно никому нет никакого дела до истины, важна только убедительность. А она состоит в правдоподобии, на чем и должен сосредоточить свое внимание тот, кто хочет произнести искусную речь. Иной раз в защитительной и обвинительной речи даже следует умолчать о том, что было в действительности, если это неправдоподобно, и говорить только о правдоподобном: оратор изо всех сил должен гнаться за правдоподобием, зачастую распрощавшись с истиной. Провести это через всю речь – вот в чем и будет состоять все искусство.

Чтобы достичь цели, полагали софисты, речь должна быть искусно украшена. Горгий первым стал применять специальные приемы украшения – тропы и фигуры речи. Существует термин – «горгианские фигуры». К ним относятся фразы, аналогичные по форме и по содержанию, параллельные части предложения, различные типы повторов, антитеза. Ритмически организованная украшенная речь «убаюкивает», чарует слушателя и склоняет к согласию с оратором. Ср.: «Он (Горгий) первым стал употреблять тропы, метафоры, аллегории, превратное соединение слов, применение слов в несобственном смысле, инверсии, удвоения, повторения… Все эти приемы в то время вследствие новизны их имели успех у слушателей» (Филострат «Жизнь софистов»). Горгию принадлежит чеканная фраза о том, что царь вел сухопутную войну на море и морскую на материке (персидский царь построил для своего пешего войска мост через Геллеспонт и прорыл для кораблей канал через Афон); коршунов Горгий назвал живыми могилами людей.

Искусные речи самого Горгия играли роль политических памфлетов своего времени. Горгий учил риторике многочисленных учеников, причем в процессе обучения тесно связывал теоретическую и практическую подготовку; один из его учеников – Исократ, который в свою очередь стал учителем великого Аристотеля. Цицерон в трактате «Брут» так писал о той эпохе: «Но как только поняли, какая сила заложена в тщательно составленной и нарочито отделанной речи, то сразу же появилась целая толпа учителей красноречия. Горгий Леонтийский, Фрасемах Халкедонский … и многие другие признавались тогда без всякого стыда, что они учат (по собственным их словам), каким образом с помощью красноречия сделать менее правое дело более правым…».

«Отец» комедии Аристофан упоминал Горгия и его последователей в своей комедии «Птицы»:

Есть в стране Судебной Тяжбы,

Возле города Присяжных,

Племя длинных языков.

Языками пашут поле,

Языками сено косят,

Языками жнут хлеба.

Это – варварское племя,

Племя Горгиев…

Жанр комедии предполагал абсолютую узнаваемость высмеиваемого персонажа, из чего можно сделать вывод о самой широкой известности Горгия в Древней Греции.

Огромная заслуга софистов в развитии философии состояла в том, что они переориентировали пути ее развития: с поисков знаний об объективном бытии (космосе) философы перешли на поиск знаний о человеке. «Человек – мера всех вещей», - говорил Протагор, и великий смысл этого афоризма в том, что человек может самостоятельно судить обо всем. Софисты вырабатывали и обосновывали практические рецепты для совершенствования поведения человека, в том числе – правила составления убедительных речей. Они стали рассматривать словотворчество как ремесло («технэ»), отделили его от вдохновенного творчества.

Роль же софистики по отношению к риторике была двоякой – положительной (софисты фактически создали риторику) и отрицательной (софисты же и дискредитировали риторику). С течением времени за риторикой, как и за софистикой, закрепилась репутация чего-то не вполне честного. Недаром софистику называют «родовой травмой риторики»: благодаря убеждению софистов в том, что «человек есть мера всех вещей», риторика сформировалась как искусство и отчасти как наука, и в то же время именно софистика придала риторике на начальных этапах развития черты не вполне честного способа достижения цели.

Дата добавления: 2014-11-06; просмотров: 1062; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!