ПОЛИТИКА

Вэнциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона за 1896г. в статье «Россия» читаем: «Российская империя, растянувшись главным образом по широте, занимает всю восточную часть Европы и северную часть Азии, причем ее поверхность составляет 0,42 площади этих двух материков. Российская империя занимает около 1/6 поверхности суши. Самая

западная точка......лежит в Калишской губернии на границе с

Пруссией, а самою восточною точкой является мыс Дежнева в Беринговом проливе. Самая северная точка - мыс Челюскина,

а самая южная - в Закаспийской области у пограничного столба № 23 на правом берегу реки Кушки». [6]

Далее еще на ста страницах следует подробнейшее описание географии (т.е. пространства) империи. Между тем, «племенному составу» населения отводится всего 22 строчки. Причем, данные численности «племен» приблизительны даже по европейской части России и составляют на 100 жителей «72,5 русских, 6,6 финнов, 6,3 поляка, 3,9 литовцев, 3,4 евреев, 1,9 татар, 1,5 башкир, 1,3 немцев, 1,2 молдаван, 0,4 шведов, 0,2 киргизов, 0,1 калмыков, 0,06 греков, 0,06 болгар, 0,05 армян, 0,04 цыган и 0,49 прочих народностей». Кроме того сообщается, что русских в Сибири и в Средней Азии - 19,2%, а на Кавказе - 18%.

Значительно подробнее представлены сведения о составе населения по вероисповеданиям (православных - 70,8%) и по сословиям. Обращает внимание отсутствие в составе перечисленных «племен» - украинцев и белоруссов. Из статьи «Россия в этнографическом отношении» мы узнаем, что русский язык делится на три наречия - великорусское, малорусское и белорусское. И здесь данные более чем приблизительны: «по численности говорящих на малорусском наречии, оно по меньшей мере в 2 1/2 раза уступает великорусскому».

Близкая точка зрения, кстати, просматривается и в известной публицистической статье А. Солженицына «Как нам обустроить Россию» [7], где он, в частности, пишет: «За вычетом этих двенадцати (имеются ввиду 12 союзных республик - прим. авт.) - только и остается то, что можно назвать Русь». Таким образом, и для нобелевского лауреата, равно как и для авторов энциклопедического словаря «Русь» - это не только Велико-россия (Россия в современном значении), но и Украина, и Белоруссия.

Мы не случайно столь подробно цитируем энциклопедию, изданную в период расцвета и относительной стабильности Российской империи - на рубеже XIX и XX вв. Ибо любая энциклопедия, словарь, другое справочное издание отражает вольно или невольно не только научное, но и обыденное представление своего времени, а в нашем случае еще и официальную доктрину национальной политики.

Из текста явствует, что национальная принадлежность подданных не играла сколь-нибудь значительной роли в их жизни, важнее - исповедуют ли они государственную религию (православие), из дворян происходят или иного звания. Все

православные славяне причисляются к русским, прочие же -инородцы.

Однако можно ли этот факт расценить однозначно негативно? С одной стороны, небрежение этничностью, хоть и ущемляет национальные чувства, но зато не дает никаких осо-бьрс преимуществ, как бы мы сказали сегодня, титульной национальности, т.е. русским. Еще труднее обнаружить, где кончается метрополия и начинается колония.

Всем известна дискриминация еврейского населения империи, так называемая «черта оседлости» - своего рода резервация для представителей этой национальности. Однако на евреев, принявших православие, поражение в правах не распространялось, и еврейские погромы были значительно в большей мере обусловлены политическими соображениями, а не жесткой этнической комплиментарностью.

Новые территории, вошедшие в состав государства уже в конце XVIII - XIX вв. - Кавказ и Средняя Азия, хоть и управлялись назначенными из Петербурга губернаторами, в большинстве своем продолжали жить привычным образом жизни «под рукой» собственных беков, ханов или князей. От них требовалось лишь соблюдение внешней лояльности престолу, жить же «дедовским обычаем» никому не возбранялось.

Так была ли Россия «тюрьмой народов»? Приверженцы различных политических взглядов, а взгляд на российскую историю крайне политизирован, подкрепляют свою позицию массой исторических фактов, свидетельствующих о прямо противоположных тенденциях в национальных отношениях народов Российской империи. Рассмотрим эти позиции поочередно, вдумаемся в их правомерность.

PRO (Россия - отечество всех народов).

Русские полки спасли грузин, армян, молдаван от полного истребления турками. В благодарность за покровительство армяне преподнесли еще Борису Годунову великолепный трон, украшенный алмазами и рубинами, который хранится по сей день в Оружейной Палате Кремля. Да и сам Борис Годунов был из татар, о чем в своей трагедии устами одного из персонажей вспоминает А.С. Пушкин. Грузинский царь Георгий XII, умирая, завещал свою страну императору Павлу I, который после некоторых колебаний согласился принять единоверцев под «свою руку».

В народном ополчении Минина и Пожарского было немало чувашей, татар и башкир, так же как и в повстанческой

армии Емельяна Пугачева, следовательно, они вполне идентифицировали свою национальную судьбу с судьбой России.

Русская аристократия чуть ли не на половину состояла из немецких баронов, польских графов, кавказских князей, потомков золотоордынских ханов. К ним, в частности, относился один из богатейших родов - князей Юсуповых, представитель которого Феликс Юсупов деятельно участвовал в убийстве Григория Распутина.

Сторонники этой трактовки национальных отношений в России любят вспоминать, что немецкий предок Витаутаса Лендсбергиса получил земли в Литве от немки же - русской самодержицы Екатерины II за верную службу «царю и отечеству», а Александр III ввел в школах Эстляндии и Лифлян-дии обучение на эстонском и латышском языках вопреки противодействию местных немецких баронов.

Большинство из этих фактов соответствуют истине, однако ограничиться лишь ими было бы некорректно. «Благостность» национального мира нередко нарушалась.

CONTRA (Россия - тюрьма народов).

Первоначально «собирание» земель, полагают оппоненты, действительно проходило мирно и почти бескровно, если сравнивать, к примеру, путь русских на восток, а испанцев и англичан через океан - на запад. Действительно, власть «белого царя» для армян, грузин или молдаван после жестокости турецкого владычества казалась немалым послаблением.

Даже для запорожцев православный московский царь оказался желанным заслоном от польской агрессии, и поэтому 8 января 1654 года в Переяславле, на берегу Днепра, собравшаяся рада поддержала политику присоединения к Москве: «Волим под царя московского, православного». Однако, выражая готовность дать присягу в верности русскому государю, они потребовали, чтобы и царь со своей стороны присягнул в сохранении казачьих вольностей. Бутурлин, представлявший Алексея Михайловича, категорически отверг это требование, заявив, что у нас «не повелось, чтобы цари подданным присягали, а вольности ваши соблюдены будут».

Какое-то время вольностей действительно не трогали, пока казаки нужны были престолу для охраны южных и западных рубежей России, но спустя немногим более ста лет после завоевания Крыма и раздела Польши Запорожская Сечь была распущена, а Малороссия превратилась в обычную русскую провинцию, населенную помещиками и крепостными кре-

стьянами. Дворянство ополячилось или обрусело, а малороссийский «говор» сохранился лишь в селе.

И хотя Елизавета Петровна вышла морганатическим браком замуж за «малороса» Алексея Разумовского, брат которого стал последним запорожским гетманом, а канцлер Безбородко говорил по-русски с сильным малороссийским акцентом, о казачьих вольностях благополучно забыли, и к концу следующего XIX в. в племенном составе империи малороссы уже и вовсе отсутствуют, «растворившись» в единой русской нации.

Этот пример хорошо показывает, сколь противоречивой, неоднозначной была национальная политика в России, которая, с одной стороны, распространяла этническое «мы» на «нерусских» подданных империи, но, с другой стороны, содействовала их ассимиляции, что прежде всего коснулось народов родственных и малочисленных.

Бесспорно и то, что державная идея в русской модификации не могла не предопределять политики межнациональных отношений, которые нередко приносились в жертву прельстительно-пагубной идее - «Москва - третий Рим». Во имя ее достижения служение Отечеству трактовалось как забота о его пространственном и военном величии. Эта же трактовка, кстати, дожила и до наших дней, равным образом отягощая как властные решения, так и общественное сознание.

«Семь внутренних морей и семь великих рек ... От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, от Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная ... Вот Царство Русское и не прейдет вовек, как то провидел Дух и Даниил предрек», - писал Ф. Тютчев, обозначив заветные пределы русских притязаний. Кстати, в этом смысле идея В. Жириновского о «последнем броске на юг» вовсе не оригинальна, а лишь интерпретирует на новый лад суть имперской государственной идеологии.

Взгляды Ф. Тютчева не были каким-то особым исключением в умонастроениях образованных кругов России, напротив, явно выпадала из контекста общепринятых норм официального патриотизма позиция П. Чаадаева. Ведь даже некоторые из декабристов, нарушившие присягу верности престолу ради свободы русского народа, будучи сосланными на Кавказ, отличились в боях с горцами, которые тоже отстаивали свободу, только свою.

Генерал Ермолов так обосновывает необходимость создания «мертвых зон», когда в ходе кавказской войны уничтожались жилища и поля «немирных» горцев: «Здесь между народами, загубленными в невежестве, чуждыми общих понятий,

первый закон есть сила... один только страх русского оружия может удержать горцев в покорности». О чеченцах тот же Ермолов сообщает в донесении: «Чеченцы мои любезны в прижатом состоянии».

Те же принципы использовались и при «покорении» Самарканда и Бухары, что отмечал в своем дневнике В. Верещагин; хотя после победы бухарскому эмиру вручили патент гвардейского полковника, уничтоженных «инородцев» это не воскресило.

Державная политическая идея получила окончательное оформление 30 октября 1721 года, когда в день празднования Ништадского мира, завершившего Северную войну, Петр I принял титул «Отца Отечества и Императора Всероссийского», придала новый импульс не только внешней политике, ставшей эманацией политики внутренней - жесткой централизации и бюрократизации власти, - но и общественным умонастроениям.

Спустя столетие она была выражена А. Пушкиным («Отсель грозить мы будем шведу»), Ф. Тютчевым («Да купим сей ценой кровавой России целость и покой»), Ф. Достоевским («Константинополь должен быть наш»). Известно, что российское общество устами своего великого поэта А.С. Пушкина (знаменитое стихотворение «Клеветникам России») одобрило более чем «твердые» действия Петербурга в отношении польских повстанцев.

Идея «Москва - третий Рим», выражавшая представление о Московском государстве как центре Вселенской церкви, наследнике последнего «истинно» христианского государства, Византии, официальный миф о кровной преемственности российской династии императорам Восточно-Римской империи (наследование Владимиром Мономахом знаков власти Константина Багрянородного), представление об особой миссии России в отношении славянства - все это не могло не выразиться в этнополитических установках и ценностях национального ядра государства - русских, даже их лучших, наиболее образованных представителей.

Классическая формула «разделяй и властвуй» своеобразным образом преломилась в официальной доктрине панславизма. К середине XIX века и в государственной политике, и в обыденном сознании людей укрепился стереотип - представление о том, что за пределами России лежат земли по праву «нам» принадлежащие, потому что на них живут славяне. Известно, что после распада Польши Екатерина II отказалась применять

в переписке название этой страны, а также принять польскую корону на том основании, что во владениях России нет «ни пяди» польской земли, все это - «исконно русские территории».

В идеях панславизма, как в капле воды, отразились все противоречия национальной политики России. Идея объединения славянских земель под эгидой империи сложна и уходит в давние исторические традиции.

С одной стороны, в этом стремлении выразилось выстраданное осознание кровной близости всех славянских народов на основе общности языка, культуры, традиций, желание прервать затянувшееся национальное одиночество, которое исходило не от одних лишь русских. Так, известные просветители XIX в. серб Вук Караджич, чех Ян Домбровский, другие их соотечественники были рьяными поборниками панславистской идеи, причем особую остроту этим ожиданиям придавала тягость османского (Болгария, Сербия, Черногория) и австрийского владычества (Хорватия, Словения, Чехия, Словакия).

С другой стороны, нельзя закрывать глаза на то, что считалось само собой разумеющимся: «свои» братья-славяне в перспективе должны пополнить число подданных России, матери всех славянских народов. В определенном смысле идеи панславизма - это то же «собирание» земель и расширение государственного пространства.

Представленная аргументация «PRO» и «CONTRA» свидетельствует о противоречивости национальной доктрины в России, неоднозначности воплощения «державных» притязаний, внутренней несогласованности ценностей национального самосознания русских, которые одновременно признавали за «своих» тех же давних исторических «притеснителей» - татар, но находили вполне естественным «прижатое состояние» «немирных» инородцев. Несколько предваряя рассказ, заметим, что подобные черты отличают массовое сознание и современных русских, в чем убеждают данные проведенных исследований.

Особенностью формирования российской нации, которая начала складываться с середины XIX в., стало то, что в отличие от французской или германской наций в этом процессе одновременно участвовали вовсе не родственные (как, например, бретонцы и бургундцы или пруссы и саксонцы) народы, а весьма далекие «по крови» (т.е. языковым, антропологическим, расовым признакам) народы, объединенные прежде всего одним лишь пространством - географией своего «чересполос-

ного» расселения. Во многом и современная Российская Федерация остается волею исторических судеб сложившимся сообществом «единого пространства», а понятие «россиянин» пока еще обозначает скорее наличие российского гражданства, чем что-либо иное.

Однако между исторической Россией и современной Российской Федерацией уместился еще один непростой период бытия русского народа, когда на территории прежней России возникла Российская Советская Федеративная Социалистическая республика, объявленная «первой среди равных», а титульное население ее - «старшим братом среди братьев меньших». Не будучи метрополией в традиционном смысле слова, РСФСР все равно в восприятии всех прочих союзных республик оставалась метрополией, а кремлевская власть - «русской властью», именно это, как один из ряда факторов, привело спустя 70 лет к распаду СССР. Но об этом - в следующей главе.

ГЛАВА 2. ПОЧЕМУ РАСПАЛСЯ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ?

На протяжении последних двух столетий полиэтнические образования носили на себе печать обреченности. Долго и мучительно агонизировавшая Австро-Венгерская империя воспринималась как конгломерат разнородных, насильственно удерживаемых этносов. С Россией дело обстояло по-другому. Будь она «типичной» империей наподобие Австро-Венгрии, оставалось лишь терпеливо дожидаться возникновения на ее территории национальных государств, к чему постепенно пришла вся Европа. Однако Россия никак не сводилась к конгломерату территорий, удерживаемых вместе одной лишь силой имперской власти. По-видимому, именно в этом коренится суть абсолютно противоположных тенденций в практике Российского государства, в общественном сознании ее населения. Россия никогда не была государством одного этноса,уже на заре своей государственности она представляла собой полиэтническое государство и, развиваясь, продолжала отторгать модель государства национального.

Думается, причину этому следует искать в преобладающих стереотипах поведения русских по отношению к другим народам, отличавшихся в мирное время, как только заканчивалось очередное «покорение» той или иной земли, исключительной терпимостью и восприимчивостью к чужому, иногда даже в ущерб самим себе. Установка «мы» и «они» у русских никогда не была столь категоричной, как у большинства европейских народов. В общность «мы» они готовы были принять не только этнически «чистых» соотечественников, но и соседей, склонных на «взаимность».

Это естественно, ибо ни один народ с чрезмерным этноцентризмом не имел бы шансов уцелеть на евразийских пространствах, и попытка создать в Евразии национальное государство обернулась бы столь страшными последствиями, что в войнах неизбежно погиб бы и этнос, пытавшийся поглотить соседствующие народы. В известном смысле русская компли-ментарность есть комшшментарность «самосохранения». Поэтому, кстати, и сегодня формирование национальных государств как государств одного народа на месте любой из бывших союзных республик неизбежно чревато межнациональными конфликтами и войнами. «Целостность» и «сепаратизм» как равнодействующие силы - центробежная и центростремительная - создают особую атмосферу неустойчивости и подвижности всех этносоциальных процессов, протекающих на территории бывшего СССР.

Специфику русского сознания весьма точно подметил Ф. Достоевский: перестать быть русским, растворившись во всечеловеке, - самый верный путь остаться им.

Несмотря на все претензии населявших ее этносов Россия всегда в большей мере была именно сообществом, и поэтому, несмотря на державную идею, самого опасного для сохранения этнической идентичности «нерусские» народы могли не страшиться - а именно создания русского национальногогосударства.

Угроза этническому существованию отдельных народов России возникла лишь в связи с экспериментом по созданию новой исторической общности - советского народа, спаянного единой идеологической доктриной.

До недавнего времени ленинская национальная политика выдавалась за некий эталон формирования многонациональной государственности. Действительно, «Декларация прав народов России» провозгласила уничтожение былого этнополи-тического унитаризма, признала равные права всех народов бывшей Российской империи.

В энциклопедическом словаре за 1948 год читаем: «Советский Союз - многонациональное государство. Только в условиях советского социалистического строя, в результате последовательного проведения ленинско-сталинский национальной политики, народы получили возможность создать свою государственность и развивать свою культуру - социалистическую по содержанию и национальную по форме».

Подобной же точки зрения еще в начале восьмидесятых годов придерживались и ведущие советские этнологи. Так,

10. Бромлей [1] в 1983 г., когда до распада СССР оставалось всего лишь 8 лет, пишет: «На фоне межнациональных конфликтов в капиталистическом мире особенно очевидны достижения в области национальных отношений в нашей стране и в других странах социалистического содружества, убедительно подтверждающие известный тезис основоположников марксизма, что с исчезновением антагонизма классов падут и враждебные отношения наций между собой».

Не менее идиллична картина братской дружбы советских народов в известной книге Н. Чебоксарова и И. Чебоксаровой «Народы, расы и культуры» (1985 г.), где', в частности, говорится: «В советских республиках совместно живут и дружно трудятся люди многих национальностей... все они объединены общими жизненными интересами в одну семью и совместно идут к одной цели - коммунизму». [2]

Заблуждение известных ученых вполне адекватно отражало уровень мифологизированности сознания, даже научного.

Как же в реальности обстояло дело с формированием этого многонационального государства «братских народов»? Обратимся к реальным фактам.

К моменту окончания гражданской войны наряду с РСФСР образовались еще пять независимых советских республик: Украинская, Белорусская, Азербайджанская, Грузинская и Армянская, причем последние три в конце 1922 года объединились в Закавказскую социалистическую федеративную советскую республику. Кроме того, в Средней Азии существовали возникшие в 1920 г. Бухарская и Хорезмская народные республики (заметим, названные по географическому расположению, а не этнониму титульной национальности, которой в этом регионе просто не существовало), преобразованные через год в социалистические и пожелавшие войти в СССР. В 1936 году Казахская и Киргизская автономные республики были преобразованы в союзные, Закавказская Федерация - упразднена, а ее составные части вновь стали непосредственно входить в состав Союзного государства.

Конституция СССР 1936 года зафиксировала 11 союзных и 20 автономных республик, к которым впоследствии в 1940 г. присоединились на правах союзных республик Латвия, Литва, Эстония и Молдавия.

По конституции 1977 года «семья народов» была обустроена следующим образом: 15 союзных и 20 автономных республик, 8 автономных областей и 10 национальных округов. Итого 53 национально-территориальных образования. Кстати, наиболее

«рассеянным» по этой территории в силу большей миграционной активности оказался русский народ, что до поры до времени не имело особого значения.

Характерно, что, если до победы Октября В.И. Ленин основной акцент делал на праве наций на самоопределение, то затем, в связи с изменившейся политической конъюнктурой, основной пафос смещается на «целостность социалистического государства» и даже расширение его «в целях привлечения к борьбе пролетариата как можно большего числа трудящихся разных наций».

Официальная доктрина о совершенно ином течении этнических процессов при социализме настолько укрепилась в сознании политиков, что первые межэтнические конфликты 1986 - 1989 гг. (Алма-Ата, Сумгаит, Карабах) воспринимались как частные случаи, связанные с борьбой мафиозных структур и региональных элит.

Именно поэтому почти мгновенный распад Союзного государства, нежелание «своих» не-русских жить с «нами» в обновленном демократическом содружестве с трудом встраивались в привычную парадигму массового сознания. К причинам столь неожиданного, на первый взгляд, поведения советских народов мы еще вернемся, сейчас же упомянем основные этнические параметры распавшегося Союзного государства.

Во всех справочниках традиционно указывалось, что в СССР проживает более 100 наций и народностей (характерное небрежение к точному числу), входящих, главным образом, в состав индоевропейской языковой семьи (80,2% населения), алтайской (15,4%), кавказской (2,5%), уральской (1,7%). По данным переписи 1989 г. численность русских составила 145 миллионов или 51% жителей СССР, украинцев - 44 миллиона (16%), узбеков - 17 миллионов (6%), белорусов - 10 миллионов (4%). Более 20 советских народов насчитывали свыше 1 миллиона человек, что в совокупности составляло 96% населения. Еще тридцать народов численностью от 100 000 до 1 миллиона образовывали немногим более 3% населения. На долю остальных этносов приходилось около 0,4% населения, причем некоторые из них насчитывали менее 1000 человек (алеуты - 500 человек, юкагиры - 800 человек, нганасаны - 900 человек и

ДР-)

Всего в СССР по данным той же переписи около 54 миллионов человек проживали вне государственных образований своего этноса, что не замедлило сказаться сразу после распада Советского Союза. Кроме того, 6 миллионов человек вообще

не имели своих территориальных образований и, естественно, не могли не ощущать некую «неполноценность» среди других, государственно обустроенных.

За годы советской власти произошли значительные изменения в компактности расселения отдельных национальностей, обусловленные внутрисоюзной миграцией. Количественно наибольшему «рассеянию» подверглись русские (если в 1926 г. в пределах РСФСР проживало более 90% всего русского населения, то к 1989 году чуть более 80%). Снизилась этническая компактность у белорусов и грузин, наиболее «рассеяны» армяне, но и почти две трети татар проживает вне пределов Татарстана, а как раз на территории этой автономии русских почти столько же, сколько и титульного населения. Многие люди в результате распада Советского Союза стали беженцами, переселенцами или эмигрантами поневоле, о чем речь еще впереди (см. таблицу 1).

Существует мнение, что крах социализма и коммунистической идеологии стал чуть ли не единственной или во всяком случае основной причиной распада СССР. Так ли это? Не заложены ли корни центробежных тенденций, которые сегодня потрясают уже Российскую Федерацию, другие государства СНГ, во внешне прогрессивной ленинской национальной политике и ее последующей реализации?

Планомерная «лепка» советского народа - ключ к пониманию этнических процессов и фоновая причина краха советской государственности. Эксперимент по формированию советского народа, начатый еще в конце двадцатых годов, расценивался как величайшее достижение ленинской национальной политики: «Социалистические социально-экономические параметры советского народа, единство его общесоветской культуры... наличие общей коммунистической идеологии и ясно осознанной цели - все эти характерные черты позволяют рассматривать советский народ как высший тип многонациональной исторической общности», - читаем в уже упомянутой книге Н. и И. Чебоксаровых. В основе этой интернациональной общности, по мнению авторов, лежит «нерушимый союз рабочего класса, крестьянства и интеллигенции при ведущей роли рабочего класса» [3], а также общие нормы социалистической морали, большая тяга к знаниям, патриотизм и интернационализм.

Сама идея интеграции отдельных этносов в социально-политическую общность, все члены которой чувствовали бы себя гражданами одного государства и признавали целостность

его территории, эта идея, конечно же, вполне правомерна, и в целом удачна, несмотря на локальные конфликты: опыт формирования американского народа - лучшее тому доказательство. Однако эта аналогия достаточно приблизительна: в течение нескольких веков все американцы, кроме индейских аборигенов, «пришли из-за моря» на чужую землю и постепенно освоили ее, в то время как в СССР большинство народов «сидело» на своей исконной этнической территории, что подтверждалось, хотя бы приблизительными, административно-территориальными границами.

Таблица I

Дата добавления: 2015-06-30; просмотров: 173; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!