Истоки внутренней противоречивости нормативной системы

Поскольку действующая сила нормативов складывается их устойчивого и инновационного, то в ней можно обнаружить не только систему, но и элементы, не соответствующие требованиям системности. Чем меньше и однороднее общество, тем проще и гармоничнее и системные его нормативы. В современных больших полиэтнических обществах, отличающихся динамизмом, социокультурными, социотерриториальными, ворпоративными различиями, переживающих сложнейший по драматизму переходный процесс, регулятивная система не может не быть внутренне непротиворечивой.

В 70 — 80-е годы на Западе обновилось понимание некоторых прав человека. Право на жизнь, здоровье стало пониматься очень

широко, связываться с экологией. Узкоэкономическая трактовка благосостояния сменилась новым эколого-экономическим понятием качества жизни. Ценности homo ekonomicus были потеснены постматериальными ценностями. Стало очевидным, что с помощью только экономических посул партии не могут победить на выборах. Ценностями политической жизни стали мир, благополучие (не только экономическое, но и физическое и психологическое), большая свобода в выборе образа жизни. Ослабло сознание причастности к своей нации (хотя усилилось движение этнических меньшинств и этно-регионального сепаратизма в ряде европейских государств), но возникло ощущение принадлежности к более широкой общности, европейской. Особенно проявляется эта тенденция в северо-западной части Европы (ФРГ в старых границах, Франция, страны Бенилюкса). Утвердился экзистенционалистский тип сознания. Характерным для него является желание жить настоящим, беспокойство о завтрашнем дне, если есть основания для страха, и не озираться и знать прошлое.

Новое дыхание приобрел средний класс. Весь послевоенный период отличался бурным ростом именно среднего класса, лиц. имеющих собственное дело, но не обязательно имеющих наемных работников. Структурная перестройка привела к тому, что сокращение потребности в малоквалифицированной рабочей силе, оборачивалось не ростом хронически безработных, но увеличением лиц, занятых самостоятельным квалифицированным трудом.

Изменения в приоритетах и социальной структуре были настолько впечатляющими, что дали повод для обоснования идеи о смене тем и тихой революции. Особенность такой революции была в том, что изменения в национальном самосознании и социальной структуре произошли без разрушения традиционной основы западного образа жизни — индивидуализма.

Иное положение в России, где в течение XX века дважды менялись базовые ценности социальных отношений.

Характер нормативной системы зависит, наконец, от меры рационализированности, во-первых, самой элиты, ее способности инициировать те изменения, к которым общество готово. Во-вторых, от рациональности общества, его способности принимать новые решения как необходимые, даже если они сложны, болезненны по последствиям. Годы реформирования показали, что России не достает ни рационализированной элиты, ни рациональности общества.

За десятилетие перестройки и реформирования в России произошла делегитимизация устоев советского режима: особого места рабочего класса в мировом и российском развитии, руководящей роли компартии, идеологического монизма, плановости, участия коллектива в решении производственных, социальных и нравственных вопросов, оценки советской демократии как подлинной, права государства определять основы и пути экономического и духовного развития общества, осуществлять кнтроль за мерой труда и потребления, принципиального исключения из жизни частной

собственности, «нетрудовых доходов». Общим итогом перестройки была дискредитация многих основополагающих ценностей советского времени. В политических перцепциях если не большей, то значительной части политически активной части общества и в элите произошли радикальные смещения. Сменилась оптика политического видения, а с нею и возможности обзора политического пространства. Такая смена тем не могла оказаться тихой. Ведь переоценке подверглись основные постулаты образа жизни и политики. Открылась перспектива полной смены структурных и идеологических оснований нормативной системы.

С демифологизацией горбачевских утопий стал вырисовываться драматизм дилеммы, выбора одной из противоположностей.Суть одной — в признании рынка, плюрализма, приоритета гражданских прав, а другой — в возрождении ценностей этатизма. Такой выбор не возникает в стабильных обществах; точнее, там он не так широк, как в переходных обществах. Так в западных обществах выбор ограничен консерватизмом, либерализмом, социал-демократизмом, которые настолько глубоко проникли друг в друга, что возникают предпосылки для формирования общей национальной и даже наднациональной идеологии. Иное дело современная Россия, где коммунистам противостоят либералы, либералам — патриоты; оживились и стали агрессивными этнические мотивы, что угрожает целостности и суверенности российского государства. Произошло одноразовое, скачкообразное осуждение основных максим прошлого и ориентирование на новые, противоположные, либеральные. С реформированием общества ослабла советская традиция жить в ожидании мудрых и своевременных решений и делать вид, что решения реализуются, народ ими якобы руководствуется. Но в обмен на былую придавленность общества сверху неизбежно появляются новые, неосвоенные в" нашем обществе требования к функционированию нормативной системы. Суть их в формировании гражданского общества и правового государства, развития традиции приоритета прав человека и гражданина. Возникла проблема адекватности нормативной системы растущему множеству политических акторов, локальных политических пространств, развитию многообразия восприятия политических отношений разными субъектами. Развиваются различия в видении политических отношений верхами и низами, чиновниками и политическими активистами, лидером и пассивными, аполитичными гражданами, предпринимателями и обывателями. Различия в восприятии и позиций субъектов обусловлены также социально-территориальными, этническими, корпоративными различиями положения субъектов. В отличие от тоталитарной нормативности новая, либерализованная нормативная система ориентирована на регулирование поведения достаточно автономных субъектов, предполагает развитие культуры полиалога и поиска согласия, возрастание активности всех субъектов общественных отношений при неотчуждаемости у всех свободы выбора в рамках, не угрожающих свободе других. Теперь уже никто не в состоянии выразить

нормативно, всесторонне и, тем более, детально функционирование и развитие общества. Поэтому каждый актор так или иначе односторонен, что обусловлено неизбежной локализацией его положения в обществе. С признанием свободы человека абсолютной ценностью в обществе неизменно существуют разные акторы: левые, правые, центристы; политически активные и аполитичные; устойчивые и периодически меняющие свое отношение к правящим группам и т. д. В условиях рынка, демократии неизбежная активность оппозиционера отличается от поведения политических руководителей, гражданского активиста — от политического.

Новая нормативная система изначально ориентирована на Ограниченность возможностей полного урегулирования общественных отношений. Остаются вопросы, которые в принципе не могут быть предметом нормативного урегулирования. Возникает много (по сравнению с советской эпохой) вопросов локального урегулирования. В итоге остается довольно ограниченный круг вопросов общегосударственного регулирования. Под влиянием глобальной критики советских нормативов, всеобщего и полного урегулирования развился, крен в сторону обвального уменьшения активности власти. Обратной стороной такого процесса было не только приобретение свободы миллионами граждан, но и парад суверенитетов, распад СССР, катастрофический рост преступности, неуправляемость армии чиновников, осознание обывателем бессмысленности искать защиту в какой-либо государственной структуре. Перестроечное и постсоветское время оказались слишком неоднозначными и противоречивыми для функционирования регулятивной системы.

Можно утверждать, что в нашей стране происходит нечто большее, чем смена тем, или тихая революция. Сложность и резкость изменений усугубилась тем, что постепенного перехода к новым, противоположным ценностям, во всяком случае на уровне политического руководства, не произошло. В 1991—92-ом годах могло казаться, что на смену старым мифам пришли новые, либеральные ценности. Но в отличие от старых они просуществовали недолго.

«Домашняя» или внутренняя антикоммунистическая критика оказалась фундаментальной в смысле разрушения советской системы, но поверхностной в обосновании обновления идентичности. То, что стало называться в конце 80-х общецивилизационным, оказалось наиболее западническим, механистическим перенесением на российскую почву инонациональных приоритетов. Для разрушенияобветшалых советских догм, идеологии закрытости и борьбы с буржуазными влияниями это оказалось эффективно. Однако с завершением разрушения обнаружились большие негативные результаты распространения у нас мифа об общецивилизационных ценностях. Российское общество оказалось в руинах старых мифов и в частоколе новых, которые не вызывали общего понимания и доверия.

Массированное воздействие на массовое сознание нового мышления сыграло свою положительную и отрицательную роль. Но в обоих случаях по отношению к советской нормативной системе оно

было дисфункциональным. Были развеяны мифы об антагонистических классовых противоречиях буржуазии и рабочего класса, мирового империализма и государственно организованного рабочего класса, о советском народе как носителе мира и прогресса, о нерушимой дружбе народов СССР, о социалистическом содружестве и превосходстве советской демократии. Без осознания правды о своем собственном бытии не произошло бы сдвига к либеральным ценностям. В итоге утвердилось мнение о предпочтительности конституционализа, рыночных отношений, становления гражданского общества. Российский менталитет, оставаясь национальным, уже не противостоит евроконтинентальному и англо-американскому. В этом была историческая оправданность дисфункциональности либерализации массового сознания. Но из-за утверждения нового мышления российское общество на какое-то время оказалось под влиянием исключительно западных мифов. С идеей общецивилизационных ценностей, их примата над национальными возникли мифы о целостности мира.

Смена нормативов в политической системе происходила при слабой осознанности большинством их необходимости. Даже для части верхов, поддерживающих Горбачева, перестройка казалась нужной потому, что очевидной считалась неспособность страны выдержать новый виток гонки вооружений. Однако для низов необходимость реформирования не была очевидной. Для консервативной части советской элиты это явилось удобным основанием, чтобы поставить под сомнение саму необходимость принципиальной смены нормативов. Сложность изменений была обусловлена и тем, что любой тип нормативной системы функционален в том случае, если он наиболее адекватен типовым политическим перцепциям, которые распространены в стране. Проблема однако в том, что был ограничен круг носителей новых идей и перцепций: часть партгосноменклатуры, гуманитарной интеллигенции, большая часть жителей обеих столиц. Основная же масса общества воспринимала перемены пассивно. Среди значительной ее части нарастал потенциал неприятия нового.

В России разразился кризис идентичности — болезненное противоречивое расставание с прошлыми нормативами и ценностями и трудное, долгое обнаружение и восприятие новых, как не чуждых нам, но и не совсем своих. Прежние установки потеряли практическое значение, новые были слишком не привычны, не было навыков приспособления к ним.

Дата добавления: 2015-06-30; просмотров: 236; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!