Глава девятая

ИЛИАДА

Сюжетные схемы «Илиады» и «Одиссеи» в основе своей идентичны: поэмы повествуют об отлучке героя, из-за которой близких ему людей постигают несчастья, и возвращении героя, водворяющего порядок¹. И в том и в другом сюжете герой теряет своих близких людей (Ахилл - Патрокла, Одиссей - своих спутников); в обоих содержится мотив переодевания (в «Илиаде» - в чужие доспехи)²; в обоих возвращение связывается с состязаниями и играми и сопровождается обновлением брачных отношений (Ахилла с Брисеидой, Одиссея с Пенелопой); в обоих, наконец, предполагается, что в самой поэме или начала ее действия протекает длительный период времени.

История Троянской войны - это просто сюжет умыкания жены и ее вызволения. Он связан в первую очередь с Менелаем, Парисом и Еленой и в таком неосложненном виде мог бы и сохраниться, даже при том, что война потребовала участия всей огромной армии ахеян и бесчисленных союзников Трои. Но похищение жены или невесты в эпосе было исконно мифологическим мотивом и лишь потом стало мотивом героическим и историческим. В основе всех подобных эпических сюжетов аграрный миф о похищении Персефоны во всех его разновидностях, и пока историческая стихия не возобладает окончательно над мифологической, все подобные сюжеты тяготеют к структуре этого мифа.

Я полагаю, что длительность Троянской войны - которая сама по себе является, видимо, фактом историческим - и была элементом, обусловившим включение в сюжет темы умыкания. Получив такую мотивировку, война стала фоном для сюжетов об отлучке и возвращении, мифической смерти и воскресении, связанных с мифами и ритуалами плодородия. Одна из форм такого сюжета - это история Одиссея, другая - история Ахилла. В первой длительный промежуток времени не вызывает затруднений (несмотря даже на то, что сюжет удвоен за счет присоединения другой его формы, включающей скитания), поскольку это время совпадает с отлучкой Одиссея. В «Илиаде» война не совпадает по протяженности с тем периодом, когда Ахилл не участвует в битве. Это объясняется тем, что в «Илиаде» специально (210) выделяется смерть Патрокла, который замещает Ахилла, а в «Одиссее» этот мотив носит чисто рудиментарный характер. Роль Антиклеи[iii] несущественна для сюжета, однако соответствующие ей персонажи по сей день сохраняются в южнославянском эпосе (см. Приложение III).

Для сюжетной схемы, в которой бог умирает, долгое время скитается в ином мире и затем возвращается, элемент временной протяженности обязателен, так как здесь он соотносится со сменой времен года. В героических сюжетах, строящихся по этой схеме (к числу которых принадлежит «Одиссея»), он сохраняется и специально подчеркивается. Но смерть заместителя всегда необратима, за исключением тех лишь случаев, когда предполагается, что он скитается в подземном мире в ожидании вызволения; тогда мы переходим к другому тематическому комплексу - темам поисков и спасения, - к которому относится линия Телемаха в «Одиссее»). Здесь, однако, перед нами не настоящий заместитель, а некая форма самого божества. Заместитель - фигура ритуальная, это - жертва, и его история заканчивается с его смертью. Элемент временной протяженности для этого персонажа несущественен: он уходит навсегда. Даже в тех случаях, когда он гибнет или умирает своей смертью (а не просто пропадает или скитается неизвестно где) и кто-то из близких ищет и находит его в подземном мире, вернуть его все-таки невозможно. А если он и возвращается (как, заметим, возвращается Патрокл^З), то лишь в виде призрака или в сновидении. Из-за того что в «Илиаде» в контексте сюжета об отлучке и возвращении акцентируется смерть заместителя - Патрокла, из сюжета исчезает элемент продолжительности отлучки; он сохраняется, однако, как рудиментарный. Этот элемент принадлежит повествованию о войне, и потому здесь излагаются события, которые мы скорее ожидали бы встретить в начале войны, а не на десятом ее году; он принадлежит истории отлучки Ахилла, продолжительность которой, вместе с продолжительностью войны, сжата и умещена в гораздо более короткий промежуток времени. В версии Диктиса, где Патрокл гибнет задолго до того, как Ахилл отказывается участвовать в битве, между уходом Ахилла и его возвращением на поле боя упоминаются два перемирия, одно на два месяца, другое на шесть⁴ В «Илиаде» история гибели заместителя совмещена с моментом возвращения, и благодаря этому весь рассказ о предшествующем ходе войны сосредотачивается между уходом и возвращением Ахилла.

Так, в песни II, когда Агамемнон испытывает войско, перед нами последний год войны, но когда войско собирается вторично и начинается перечень кораблей (тема, более подходящая для начала войны, однако вполне уместная и здесь), мы наблюдаем целый ряд событиЙ, которые логически возможны только или преимущественно в начале войны, но весьма сомнительны после девяти лет сражений. То, что Елена (211) показывает Приаму греческих военачальников, едва ли осмысленно, ли греки уже девять лет воюют у него на глазах. Поединок Париса с Менелаем, из которого Менелай фактически выходит победителем чуть не заканчивает этим войну, несомненно, лучше было бы поместить где-нибудь ближе к началу. События, которые следуют сразу за оглашением намерений Зевса, развиваются не так, как он их планировал, но получается это из-за того, что на самом деле эти события должны были произойти значительно раньше.

Мы, правда, могли бы объяснить эти эпизоды, просто предположив, что, развивая тему повторного сбора войска, Гомер сбился и невольно вернулся к началу войны. Можно было бы утверждать, что в своем стремлении как можно больше растянуть повествование он включил все известные ему события войны, случившиеся до этого момента. И то другое вполне согласуется с особенностями устного сложения. Испытание войска и его повторный сбор связаны друг с другом тематической ассоциацией; точно так же связаны между собой собрание и поединок. Сказитель сознательно или невольно вернулся назад. Все это справедливо. Однако я полагаю, что возвращение к началу событий имеет более глубокую причину. Этот материал внутренне связан с сюжетом и не противоречит ему. Это не просто фон, не просто живописный театральный задник для инсценировки истории Ахилла. Он обретает смысл в контексте всего повествования о войне и сюжета отлучки Ахилла; это то внутреннее значение, без которого нет эпической песни которое сводит формальные разновидности сюжета в единое нецентрированное целое.

События, приводящие к гневу Ахилла в песни I, строятся по схеме, одной со схемой всей поэмы. Дочь Хриса взята в плен и отдана Агамемнону; отец пытается освободить ее, предлагая выкуп; Агамемнон от выкупа отказывается и прогоняет Хриса, тот молится Аполлону, и войско ахеян поражает чума; Агамемнон возвращает девушку отцу. Последняя тема одновременно начинает воспроизведение той же схемы иной форме; у Агамемнона отбирают наложницу с согласия всех ахейцев и при покровительстве Ахилла прорицателю[jjj] Агамемнон ;требует, чтобы взамен ему дали другую, как его законную долю В добыче, получает отказ и, пользуясь своим положением, отбирает наложницу Ахилла. Кажется, что с умиротворением Агамемнона первое повторение темы обрывается, однако в действительности отказ ахейцев приводит к ссоре Агамемнона с Ахиллом (что структурно соответствует чуме в первом случае). Таким образом, с одной стороны, увод Брисеиды утоляет злобу Агамемнона (и соответствует возвращению Хрисеиды отцу), с другой - признание вины Агамемноном и отправление пословк Ахиллу знаменует или должно знаменовать конец бедствия и (212) также соответствует последней сцене нашей схемы - возвращению Хрисеиды.

То, что исходная схема разворачивается в этих двух случаях по-разному, обусловлено следующим обстоятельством: в первом Примере Аполлон - бог, которого, когда он обижен или понес ущерб, необходимо умиротворить; во втором же случае Агамемнон, хоть он и божественный царь[kkk], на самом деле не вправе требовать возмещения ущерба, особенно если этот ущерб понесен им вследствие оскорбления божества. Сюжетная схема уместна для поступков бога, но когда его замещает смертный, то схема как бы сама наказывает его за гюбрuс[lll]. Результатом этого может быть только смерть или уступка с его стороны.

Увод Брисеиды в третий раз начинает ту же схему. Гнев Хриса и Аполлона вызывает гнев Агамемнона, который, в свою очередь, влечет гнев Ахилла, Фетиды и Зевса, т.е. главный сюжет «Илиады». Третье воплощение схемы напоминает первое, но так как Ахилл - человек, хотя и сын богини, и даже не представитель божества, как Хрис, то его сюжетная схема имеет точки соприкосновения с гневом Агамемнона. Ахилл ведет себя одновременно и как бог, и как смертный. Когда уговоры Ахилла не отбирать у него Брисеиду оказываются напрасными, несмотря на угрозу отплыть домой, то Ахилл, как и Хрис, идет на берег и молится. В этом явно усматривается параллель со схемой Хриса. Но Ахилл при этом не остается в бездействии и, подобно Агамемнону, пытается добиться своего, отказавшись от участия в войне. Намерение Зевса отдать победу троянцам и обречь ахеян на поражение соответствует чуме, насланной Аполлоном в сюжете Хриса. В сюжете Агамемнона те же последствия влекут за собой уход Ахилла. Таким образом, поражение греков занимает одно и то же место в трех схемах этого сюжета: а) в гневе Агамемнона; б) в гневе Ахилла как божества и в) в гневе Ахилла - смертного⁵.

В поэме три похищения и три возвращения, так как поступки Ахилла соответствуют трем схемам. Сложность структуры «Илиады», как и некоторые внешние противоречия в ней, возникают из-за того, что все три схемы разворачиваются в пределах одной поэмы. Обиду, нанесенную уводом Брисеиды, могло бы загладить посольство, но к этому моменту уже действуют две другие сюжетные структуры; ее загладило бы и возможное возвращение Брисеиды в песни ХVI - следы этого видны в беседе Ахилла с Патроклом, когда Ахилл почти готов согласиться и в качестве компромисса позволяет Патроклу вступить в битву вместо него. Но здесь все еще функционирует другая схема, самая (213) свойственная в «Илиаде», начавшаяся с уходом Ахилла. Это - сюжет трагедии Ахилла, но парадоксальность его судьбы, его гюбрис, вызваны, что в поэме переплетены все три структуры.

Посольство должно было бы стать заключительной сценой (параллельной возвращению Хрисеиды отцу и Аполлону) во всех трех схемах. Афина даст понять, что именно так и случится, когда не позволяет Ахиллу обнажить меч во время ссоры с Агамемноном, в песни 1. Она говорит ему:

Скоро трикратно тебе знаменитыми столько ж дарами

Здесь за обиду заплатят⁶

(1.213-214)

Получается тем не менее иначе. В терминах сюжетных схем возможны объяснения, почему Ахилл отказался принять условия посланцев, того чтобы их понять, необходимо иметь в виду, что согласие Ахилла исключило бы из сюжета один элемент - смерть Патрокла. Вполне возможно, что в сюжете Хриса возвращение Хрисеиды подразумевало принесение ее в жертву Аполлону. Это может означать, что окончательному примирению должно предшествовать принесение человеческой жертвы. Хотя мы и знаем, что Аполлон не чуждался таких жертвоприношений (на Левкадской скале Аполлону приносили в жертву девушек)⁷, все же такое решение означает «вчитывание» В «Илиаду», чего в ней нет.

С другой стороны, отказ выполнить просьбу послов параллелен отказу Агамемнона от выкупа, предлагаемого Хрисом (еще в рамках сюжета Хриса, до начала сюжета Агамемнона). Различие между ними в том, что если до сих пор мы видели Ахилла в роли Хриса по отношению к Агамемнону, то теперь он ведет себя как Агамемнон по отношению Хрису. Иными словами, прежде он был обиженной стороной, добивающейся возмещения ущерба, богом, требующим воздаяния, теперь же он - смертный, отказывающийся от справедливого возмещения. соскользнув на роль Агамемнона, он навлекает на ахейцев и на себя самого дальнейшие несчастья, затягивая тем самым повествование до окончательного примирения с Агамемноном и возвращения Брисеиды. Предположение о том, что происходит переключение с одной схемы другую, представляется одним из возможных решений, которое становится даже весьма вероятным, если учесть соответствия следующих тем: а) Ахилл и Хрис, молящиеся божеству, и б) Ахилл и Агамемнон, отвергающие послов с выкупом. Однако, хотя этого, может быть, 'Достаточно для возобновления военных действий и для возвращения Теме войны (чума), но, на мой взгляд, совершенно недостаточно для того, чтобы привести к смерти Патрокла, не прибегая к гипотезе с жертвоприношением Хрисеиды. Конечно, с точки зрения Агамемнона, Хрисеида и была принесена в жертву. Все сказанное, может быть, и содержит рациональное зерно; но если так, оно все же, как мне кажется, второстепенно по сравнению (214) с другой возможностью и только подтверждает ее, а именно: устраняясь от участия в войне, Ахилл ввел еще одну очень действенную схему - сюжет смерти и возвращения. Сюжетная схема гнева, которую мы до сих пор рассматривали, ведет к бедствиям ахеян, даже к удвоению этих бедствий: до и после посольства к Ахиллу. Но сама она едва ли содержит смерть Патрокла. Этот мотив, по всей вероятности, принадлежит другой схеме, в которую переключается сюжет гнева.

В случае ссоры Хриса и Агамемнона из-за Хрисеиды вполне очевидно, что сюжетная схема гнева - это на самом деле схема умыкания невесты и ее освобождения, так как Агамемнон похитил Хрисеиду, а Хрис пытается освободить ее. Но это в равной мере применимо и к ссоре Агамемнона и Ахилла из-за Брисеиды, ибо Агамемнон похитил Брисеиду у Ахилла, который пытается ее вызволить. Все это служит напоминанием о том, что и Троянская война представляет собой сюжет умыкания и освобождения. Из схемы гнева как таковой, однако же, не следует гибель Гектора. Из нее должна была бы следовать, После примирения с Агамемноном, победа ахеян, возглавляемых Ахиллом. Гибель Гектора входит как эпизод в распрю, основанную на кровной мести, которая начата смертью Патрокла, - новую распрю, завершающуюся примирением Ахилла с Приамом. Схема кровной распри, как правило, появляется в повествовании не один раз⁸. Возвращение Ахилла, согласно сюжетной схеме гнева, должно было бы означать конец Троянской войны. На самом же деле гнев только открывает действие. Уход Ахилла - это ключевой мотив, так как именно он переключает развитие сюжета со схемы гнева на схему смерти и возвращения, которая, в свою очередь, влечет за собой появление комплекса гибели героя в лице его заместителя. Эта гибель - смерть Патрокла - и ведет к новой распре, между Гектором и Ахиллом.

Сюжеты плена и вызволения, как мы уже видели в предыдущих главах, несомненно, тесно связаны с рассказами о плене и возвращении. Иногда они совпадают в одном тексте, что мы также наблюдали в «Одиссее» и в югославских примерах, анализируемых в Приложении IV. Близость их обусловлена самой темой пленения, но совпадения оказываются еще значительнее, когда плен рисуется как необычайно долгий и становится причиной бедствий, постигающих родной дом пленника. В схемах гнева, с которых начинается «Илиада», никак не уточняется, что они охватывают длительный период времени, напротив, он скорее представлен как непродолжительный. Отсюда и возникают отмеченные выше затруднения, с которыми связан кажущийся возврат повествования к началу войны. Однако второй элемент - бедствия, происходящие дома, - отчетливо объединяет сюжет плена и вызволения со схемой плена и возвращения.

В первых двух случаях роль похитителя играет Агамемнон, сначала как похититель Хрисеиды, освобождаемой Хрисом, затем – Брисеиды, «освобождаемой» Ахиллом. Но ко времени посольства к Ахиллу роль (215) меняется, он уже предлагает выкуп, как это пристало бы вызволителю или пленнику. Ахилл, когда он взывает к Фетиде, выступает как вызволитель (отметим еще раз параллель с Хрисом), но во время посольства он отвергает выкуп, а это поступок похитителя, держащего себя пленника. Это происходит из-за того, что через мотив ухода мы переключились на другую, родственную сюжетную схему.

Идея ухода, несомненно, внутренне присуща самому понятию пребывания в плену. Но в песни 1 «Илиады» уход имеет другой смысл возвращение домой, уход с войны, Хрис желает грекам победы и счастливого возвращения по домам⁹. Ахилл в самом начале собрания ахейцев высказывает опасение, что им придется вернуться домой, если война и мор и дальше будут опустошать их ряды^lО• В начале спора Ахилл угрожает отплыть во Фтию, если у него отберут его награду, поскольку воюет не за себя. Агамемнон отвечает, что он может, если хочет, возвращаться домой¹¹. Далее этот мотив не возникает до песни 11, там он появляется в важном и противоречивом эпизоде испытания Агамемноном своих войск^l2. Этот эпизод заслуживает особо пристального рассмотрения. Во-первых, отмечалось, что он никак логически не екает из предшествующего, Т.е. из губительного сновидения. Во-вторых, именно здесь мы впервые узнаем, что идет девятый год войны[mmm]. До пор вполне могло бы оказаться, что война только началась. В-третьих, здесь начинается возвращение к событиям начала войны. Короче говоря, создается впечатление, что в этом месте скрыта какая-то существенная неувязка. Это первое серьезное противоречие в «Илиаде», если не считать вмешательства Афины в песни 1 и ее речи^l3, из которой, по-видимому, следует, что смерть Патрокла входила не во все сказительские версии гнева Ахилла. Вмешательство Афины не согласуется также с утверждением Фетиды, сделанным ниже^l4, о том, что все боги отправились на пир в Эфиопию, откуда они возвращаются двенадцать дней спустя для участия в первой в «Илиаде» сцене на Олимпе.

Испытание войск происходит в следующем порядке: по прошествии двенадцати дней боги возвращаются на Олимп, и Фетида вместе Зевсом замышляет месть за Ахилла; Зевс посылает обманчивое сновидение; Агамемнон испытывает войска. Если переформулировать то в основных понятиях эпоса, мы получаем возвращение после долгого отсутствия, обманный рассказ, испытание (число двенадцать значимо, поскольку это число месяцев в году, хотя иногда оно оказывается числом дней или, наоборот, лет; ср. девять дней чумы и девять лет войны) ^l5. Мы легко узнаем здесь последовательность событий, характерную для сюжета возвращения. Конечно, персонажи здесь иные, переход от богов к Агамемнону тоже озадачивает, но сам порядок событий, которому следует Гомер, весьма устоявшийся. Согласно (216) внутренней логике устной песни испытание войск неразрывно связано с предшествующими событиями, а именно обманным рассказом и возвращением. Идея возвращения по домам, как мы видели, все время присутствует в песни 1.

Переход от богов к Агамемнону, который осуществляется посредством повторения им обманного рассказа из губительного сновидения, дает Гомеру повод упомянуть, что прошел длительный период времени; для него такой длительный период воплощается в девяти годах войны. Это упоминание переносит нас от события, относящегося к началу периода бедствий, - ухода Ахилла - к кульминации этого периода и к возвращению по домам. Возвращение к событиям начала войны осуществляется, как мы уже отмечали, при помощи сбора войск, ведущего к перечню кораблей. Возвращение богов с двенадцатидневного пира открывает последовательность, в которой испытание находит свое законное место, тогда как в более пространной сюжетной последовательности, начинающейся с устранения Ахилла и включающей возвращение и ассоциирующиеся с ним мотивы, испытание столь же неуместно и преждевременно, как и само возвращение.

В следующих песнях (II-VII) начинаются сражения, и ахейцы, может быть, даже вопреки нашим ожиданиям, близки к победе. В конце песни VII и начале песни VIII мы подходим к комплексу тем, возвращающему нас к финалу песни 1 и началу песни II - т.е. к истории Ахилла, который тем временем оказался почти забытым.

Песнь 1 завершается пиром богов и их отходом ко сну. Песнь VII начинается пиром ахейцев после возведения стены и их отходом ко сну. В начале песни 11 мы находим Зевеа бодрствующим и замышляющим гибель ахеян, в конце песни VII Зеве вcю ночь строит планы их уничтожения. Последствия этих размышлений различны. В песни II это губительное сновидение, а в песни VII - собрание богов на рассвете, где Зевс приказывает им воздерживаться от участия в битве. После этого Зевc удаляется на Иду и наблюдает возобновившуюся битву до полудня, когда он взвешивает на весах жребии и положение ахеян становится отчаянным. Гера и Афина объединяются, чтобы остановить побоище, но Зеве вмешивается и велит им вернуться. Он говорит им, что не в силах предотвратить то, что суждено:

Ибо от брани руки не спокоит стремительный Гектор

Прежде, пока при судах не воспрянет Пелид быстроногий,

В день, как уже пред кормами их воинства будут сражаться.

В страшной столпясь тесноте, вкруг Патроклова мертвого тела.

(VIII,473-476)

Тут мы впервые слышим о смерти Патрокла. Ход событий, задуманный Зевсом, совеем иной, нежели прежний его замысел в песни 11. Общая последовательность событий, однако, та же, что и в первом эпизоде: пиршество, сон, бодрствующий Зеве, обдумывающий свои замыслы, и проистекающее из них действие (217)

Дальнейшее развитие событий также находит соответствие в песни 11 вполне согласуется с нашими предыдущими соображениями. Наступает ночь, и троянцы, после речи Гектора, несут стражу. Тем временем Агамемнон в начале песни IX созывает собрание, как и в песни II. На раз он предлагает ахейцам, и уже не в качестве испытания, возвратиться домой. Сходство с событиями песни II поразительное Обмен репликами, который следует в ответ на это предложение, весьма напоминает все то, что произошло, когда Ахилл во время ссоры пригрозил, вернется домой во Фтию. Теперь Диомед почти теми же словам, что ранее Агемемнон, заявляет: пусть Агамемнон, да и все ахейцы возвращаются по домам, но он останется и будет сражаться, пока не падет Троя. Тут, как и в песни I, вмешивается Нестор и предлагает созвать совет. На совете он призывает Агамемнона искать примирения с лом, к которому в результате и отправляют послов.

Предложение Агамемнона вернуться домой вполне на месте в песни в отличие от песни II, где, хотя мы и можем проследить ход мыслей сказителя, оно все-таки не уместно. В обеих песнях употреблены одни те же слова:

Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!

Пагубный! Прежде обетом и знаменьем сам предназначил

Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;

Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне

В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народу!

Так, без сомненья, Богу, всемощному Зевсу, угодно,

Многих уже он разрушил градов высокие главы,

И еще сокрушит: беспредельно могущество Зевса[nnn],

Други, внемлите и. что повелю я вам, все повинуйтесь:

Должно бежать; возвратимся в драгое отечество наше;

Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!^l6

(IX,18-28)

Схема Хриса, как уже отмечалось, показывает, что возвращение Брисеиды должно означать конец гнева. Афина обещала Ахиллу, когда остановила его руку, что он получит троекратное возмещение за увод Брисеиды. Это обещание также должно было бы заставить нас поверить, что Ахилл согласится «оставить гнев» за возвращение девушки с богатыми дарами в придачу. Но слова Зевса, произнесенные незадолго того, уже возвестили нам, что посольство обречено на неудачу, потому что прежде должен погибнуть Патрокл. Схема Хриса формально завершена, но с момента ухода Ахилла у нас действует уже другая схема смерти и возвращения). Теперь мы впервые можем утверждать это с полной уверенностью. Сам Зевс сказал нам об этом. Злоба Ахилла была богоподобной (ср. Аполлона), богоподобными были и ее последствия - чуму). Ахилл, уязвленный, понесший ущерб, получил воздаяние. Для схемы Хриса достаточно было возврата Брисеиды. Новая схема требует (218) человеческой жертвы, и Ахилл затягивает свою отлучку, как бы держа себя самого в плену; в этой роли он отвергает недостойный выкуп и тем самым делает гибель Патрокла неизбежной. Итак, в новой схеме мы видим пока что отлучку, которая становится причиной бедствий, и необходимость человеческой жертвы для возвращения героя. Ссора с Агамемноном перестает после посольства влиять на ход событий. Опустошение же в рядах ахеян после этого посольства чрезвычайно значимо, и оно должно продолжаться до гибели Патрокла. Теперь всё держится на этом.

Но тут, в конце песни IX, действие «Илиады» останавливается, как будто испугавшись того, что затея с посольством обернулась не так, как предполагалось началом поэмы, и делает передышку перед тем, как пойти дальше. Песнь Х - «Долонию» - можно было бы пропустить, и никто бы этого не заметил, многие считают даже, что без неё «Илиада» бы только выиграла. Но в «Илиаде» эта песнь все-таки есть, и мы не располагаем никакими данными, которые давали бы нам право исключить ее, поскольку она ничему в поэме не противоречит. Не знаю можно ли сегодня ответить на вопросы, почему «Долония» включена в «Илиаду», но мы можем показать, каковы ее взаимосвязи с остальными частями поэмы на уровне тематических структур. А это может навести нас на путь к решению проблемы. Песнь Х начинается сценой в которой все ахейцы спят у кораблей; не спит лишь Агамемнон который тревожится за судьбу своих войск, и с этой его тревогой связывается сравнение с грозой и метелью^17l? Такое начало возвращает нас к началу предыдущей - девятой - песни, где оказывается, что ахейцы в панике, и смятение их также подчеркнуто сравнение с бурей¹⁸; и здесь Агамемнон тоже выделен из прочих - он не спит и ходит среди своих военачальников. Все это, в сущности, очень напоминает еще более раннюю сцену поэмы, а именно начало песни II, где все боги и люди спят - не спит только Зевс, который именно здесь решает послать Агамемнону губительный сон в облике Нестора. Между начальными сценами всех трех песен существует известное сродство, которое еще усиливается тем обстоятельством, что каждая из этих песен порождает свои проблемы в композиционной структур «Илиады».

В каждой из трех песен за начальной сценой следует созыв собрания хотя осуществляется это каждый раз по-разному. В песни II Агамемнон приказывает глашатаям созвать войско, пока сам он держит сове с царями возле корабля Нестора. В песни IХ он велит глашатаям созвать всех людей поименно и сам принимает в этом участие. На этот раз собрание происходит сразу, без предварительного совета царей. В песне Х события развиваются гораздо медленнее, здесь описываются тревог Агамемнона, затем - Менелая. Последний отыскивает брата, и он обсуждают, как поступить далее; после этого Агамемнон отправляете искать Нестора. Менелай тем временем поднимает Одиссея и Диомеда (219) и вскоре мы видим, что совет царей уже собрался.

За событиями, описанными в песни VIII, могла бы, вероятно, последовать как песнь IХ, так и песнь Х. Из этого можно, видимо, заключить, что они в каком-то смысле дублируют друг друга или же что одна из них представляет собой постороннюю вставку. В сущности, песни IХ и Х взаимозаменимы. во всяком случае, их вполне можно было бы поменять местами. Не исключено, что мы имеем здесь дело с совмещением двух версий одного сюжета: одной. в которой посольство к Ахиллу было успешным и. таким образом. все повествование имело иной исход, другой - вообще без посольства. но с «Долонией». подводящей к эпизоду с Патроклом. Я склонен полагать, что смешение сюжета Ахилла, без замещения его Патроклом. с сюжетом, включающим Патрокла. вызвало новые несоответствия в структуре «Илиады». Но каков бы ни был окончательный ответ, мы несомненно придем к нему путем скрупулезного анализа повторений тематических структур.

* * *

История Патрокла, в сущности, начинается уже в песни XI, но в самом начале песни XII она прерывается и возобновляется - совсем ненадолго - лишь в середине песни XV и с начала песни XVI, после чего она более не прерывается.

Можно сказать, что некоторый след того, что за посольством следовало возвращение Ахилла, в поэме все-таки имеется, так как в песни ХI Ахилл проявляет интерес к судьбе ахейцев и посылает Патрокла выяснить. как идет сражение. Появление Патрокла на поле битвы, сначала в качестве посланца. а потом, когда он вместо Ахилла непосредственно участвует в бою, - это как бы возвращение Ахилла «через доверенное лицо». По сути дела, миссия Патрокла - выведать ситуацию для Ахилла - странным образом напоминает миссию Диомеда и Одиссея в «Долонии».

Выход Патрокла на поле боя составляет параллель к появлению на поле боя Ахилла, чьим двойником и является Патрокл. Он выходит в доспехах Ахилла (но без Ахиллова копья) и с его конями. Это переодевание, конечно, скоро в поэме забывается, но оно есть, и оно срабатывает в момент победы Патрокла над Сарпедоном. Главк. Обращаясь к Гектору, поначалу как будто вовсе не замечает этого обстоятельства^l9. Зевс лишает Сарпедона своей защиты, так же как Аполлон лишает защиты Гектора. Как Ахилла едва не губит река, так Патрокл чуть не гибнет от руки Аполлона у троянской стены. Переодевание, узнавание, битва с противником (сверхъестественным), который почти что одерживает победу, связывают подвиги Патрокла 11 Ахилла. Только исход битвы для них различен, хотя гибель Патрокла в доспехах Ахилла и вместо него - это также и смерть самого Ахилла в лице заместителя. Оплакивание Патрокла всеми греками и отдельно (220) его другом Ахиллом, а также Брисеидой, равно как и игры при его погребении, - все это части одного комплекса. Они напоминают, и не случайно, обманный рассказ в южнославянских песнях о возвращении где вернувшийся герой обманывает домашних, рассказывая о своей гибели и о том, что друг его похоронил; за этим известием следует оплакивание героя его женой, друзьями, сестрой и т.д. Сами игры при погребении находят параллель в свадебных состязаниях южнославянских народов. Смерть Патрокла - это ложная смерть героя, и за ней следует его подлинное возвращение.

Сопоставления ухода Ахилла с отлучкой Одиссея, бедствий, причиненных отсутствием первого, с опустошениями, производимыми женихами в доме второго, тем более - смерти Патрокла со смертью Антиклеи или роли Фетиды и Зевса с ролью Афины и Зевса в том и в другом сюжете едва ли были бы оправданы, если бы не характер возвращения Ахилла в бой^2О. Возвращение Ахилла обставлено со всем подобающим величием. Если ранее он был «в облике» Патрокла, теперь он появляется перед троянцами в собственном облике, безоружный, но в ореоле, которым окружила его Афина:

И восстал Ахиллес, громовержцу любезный;

Паллада Мощные плечи его облачила эгидом кистистым;

Облак ему вкруг главы обвила золотой Тритогена

И кругом того облака пламень зажгла светозарный...

Так от гл"вы Ахиллесовой блеск подымался до неба.

Вышед за стену, он стал надо рвом; но с народом ахейским,

Матери мудрой завет соблюдая. герой не мешался;

Там он крикнул с раската; могучая вместе Паллада

Крик издала; и троян обуял неописанный ужас...

В ужас впали возницы, узрев огонь неугасный,

Окрест главы благородной подобного богу Пелида

Страшно пылавший, его возжигала Паллада богиня.

Трижды с раската ужасно вскричал Ахиллес быстроногий;

Трижды смешалися войска троян и союзников славных.

Тут средь смятенья, от собственных коней и копий, двенадцать

Сильных погибло троянских мужей²¹

(ХVIII, 20J-206, 214-218. 225-231).

Это место в поэме носит мистический и магический характер, и именно тут мы понимаем, что Ахилл не просто герой-смертный, но что он - фигура символическая. Представляется очень важным, что Ахилл не может надеть собственных доспехов и новые его доспехи еще не готовы, хотя, подозреваю, что для божественной «экономики» не составило бы труда изготовить их за это время, если бы Ахиллу подобало появиться в этот момент в новых доспехах.

Ей ответствовал вновь быстроногий Пелид знаменитый:

«Как мне в сражение выйти? Доспех мой у них. у враждебных!

Матерь же милая мне возбранила на бой ополчаться[ooo]

(221) Прежде, поколе ее возвратившуюсь здесь не увижу,

Мне обещая принесть от Гефеста доспех велелепный.

Здесь же не ведаю, чьим мне облечься оружием крепким?

Щит мне сподручен один - Теламонова сына Аякса:

Но и сам он, я мню, подвизается между передних.

Пикой врагов истребляя вокруг Менетидова тела».

Вновь отвечала герою подобная ветрам Ирида:

«Знаем мы все, что твоим овладели оружием славным,

Но без оружий приближься ко рву, покажися троянам[ppp].

(XVIII,187-198)

Он должен быть узнан и потому должен быть узнаваемым. Сходство с появлением прекрасного и преображенного Афиной Одиссея перед ним сыном Телемахом, по-моему, не натянутое²². В обоих возвращениях и узнаваниях есть нечто мистическое и потустороннее. Ясеневое копье Ахилла, в свою очередь, находит соответствие в луке Одиссея. Примечательно, что Патрокл не берет с собой этого копья, так как только Ахилл в состоянии владеть им. Как и лук, оно досталось герою по наследству. Именно оно, а не доспехи, скованные Гефестом, представляют собой отличительный признак Ахилла.

Битва же Ахилла с рекой соответствует тому эпизоду, когда Одиссей перед высадкой в Феакии чуть не гибнет в море и спасает его лишь вмешательство Ино²³. Борьба, которая едва не заканчивается гибелью героя, постоянно встречается в песнях о возвращении, так что битва рекой полностью оправдана в этом повествовании об Ахилле. Параллель этому встречается в некоторых южнославянских песнях, где уже перед самым домом, на последней горе герою приходится выдержать бой с последним часовым²⁴. Битва Беовульфа с матерью Гренделя принадлежит той же категории, что и бой с рекой, сюда же относится и бой Карла с Балиганом в «Песни о Роланде» ²⁵. Превосходную параллель можно найти в борьбе Иакова с ангелом в 32-й главе Книги Бытия - т. е. в той части Писания, которая особенно богата скрытыми фольклорными значениями и повторениями эпизодов. В более древних традициях есть свидетельства того, что Иаков боролся не с ангелом, а с духом реки, которого необходимо было побороть для того, чтобы е перейти²⁶.

С убийством Патрокла в этом героическом обществе начинается кровная месть, распря, и, согласно ее правилам, должен в свой черед погибнуть Гектор или же кто-то из его рода. Несколько осложняет ситуацию то обстоятельство, что Патрокл погиб по решению Зевса или судьбы. Войну развязали боги, им и принесен в жертву Патрокл. В смерти его виновен Аполлон, и один из людей Аполлона - Гектор должен за это поплатиться.

(222) Это отнюдь не обычная распря. Параллель с комплексом возвращения оказалась плодотворной и способствовала пониманию некоторых поворотов событий в этой части «Илиады». Этого, однако, недостаточно. Ближайшую параллель Патроклу нужно искать в эпосе о Гильгамеше. Все более и более вероятным кажется то, что эпос древней Передней Азии был известен грекам во времена Гомера или же оказал влияние на греческий эпос более раннего периода. Гильгамеш и его друг Энкиду нарушили запреты богов. Боги решают, что должен погибнуть Энкиду, но не Гильгамеш[qqq]. Когда Гильгамеш узнает об этом решении от Энкиду, которому было оно открыто в сновидении, он восклицает: «Зачем вместо брата меня оправдали?» ²⁷. Здесь, как и в «Илиаде», воля богов определяет, что вместо героя должен погибнуть его друг. Гильгамеш, как и Ахилл, имеет отчасти божественную природу: «На две трети он бог, на одну - человек он» ²⁸. За смертью Энкиду следует его оплакивание Гильгамешем. Пока что параллель между Ахиллом и Гильгамешем очевидна, однако на этом, кажется, сходство и кончается, так как Гильгамеш бежит в пустыню и, перейдя ее, переправляется на остров блаженных[rrr], чтобы увидеть Утнапишти и узнать у него секрет вечной жизни. Некоторое сходство по духу есть в лишь мирных завершениях обеих поэм: в примирении Гильгамеша с невозможностью выведать эту тайну и с потерей цветка, дающего вечную молодость, и в примирении Ахилла с Приамом.

Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 269; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!