Тема 13. СМЕРТЬ КАК КРИЗИС ИНДИВИДУАЛЬНОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ

Феномен смерти. Теоретические осмысления проблемы смерти и умирания. Проблема «жизни после жизни». Смерть как кризис индивидуальной жизни[6].

Рано или поздно любой человек переживает эмоциональный шок, столкнувшись с проблемой конца собственной жизни. В каком-то из возрастов он должен разрешить для себя проблему примирения е окончанием жизни, попытаться осмыслить свой конец, преодолеть страх перед тем, что, не осмысляя начало, он должен непременно знать, что именно его жизнь как способ индивидуального существования кончится, и подвести итог прожитому.

Фактически отношение человека к смерти мечется между двумя полюсами – страхом перед абсолютным небытием и надеждой на второе рождение. Большинство известных истории, философии и науке попыток проникновения в феномен смерти также движутся в этих направлениях. Попробуем в них разобраться, опираясь на понимание смерти в разных отраслях знания.

Смерть с точки зрения буддизма. В буддизме главная цель — освобождение от страданий, и смерть, помогающую человеку в этом, он рассматривает как оптимальный финал жизни.

Смерть не просто естественна, она желанна. После смерти человека могут ожидать три варианта судьбы: мгновенное перерождение (так называемое переселение душ, сансара), попадание в ад (до вселения в новое тело), уход в нирвану. Учение о переселении душ, еще до Будды существовавшее в брахманизме, говорит, что душа человека, согласно закону кармы, проходит бесконечный ряд переселений, причем воплощается не только в людях, но и в растениях и животных. Некоторым дано воплощаться в царях, брахманах и небожителях.

Смерть с точки зрения теософии. На раннем этапе теософии смерть трактуется как способ мистического богопознания. В работах Я. Беме, Э. Сведенборга, Парацельса, Этингера и др. она описывается как несомненная «потусторонняя» реальность. Э. Сведенборг в труде «О небесах, о мире духов и об аде» изложил свои мысли о точных соответствиях («корреспонденциях»), связующих явления того и этого света. Философия назвала это учение «грезами» (И. Кант), а церковь — «дьявольщиной» и «искушением малых сих».

Второй период развития теософии связан с религиозно-мистическим учением Е. П. Блаватской. Она рассказывает о воздушном царстве, состоящем из ряда «астральных плоскостей». Эти плоскости составляют место обитания всех сверхъестественных существ, пребывания богов и демонов, пустоту, где обитают мыслеформы, область, обитаемую духами воздуха и других стихий, и различные небеса и ады с ангельскими и демонскими сонмами. Считается, что подготовленные люди могут с помощью обрядов подниматься на плоскости и знакомиться с этими областями.

Согласно учению Е. П. Блаватской, в «астральную плоскость» входят после смерти. Как и в учении Э. Сведенборга, нет ни внезапного изменения состояния, ни суда; человек продолжает жить, как и прежде, но только вне тела, продвигаясь по плоскостям к небесному миру. Каждая подплоскость все более утонченная и «обращенная внутрь»; прохождение через них, в отличие от страха и неуверенности, вызываемых христианскими «мытарствами», является временем удовольствия и радости.

Смерть с точки зрения этики. В ранних этических системах (ярче всего в античной мифологии, в индуизме и буддизме) смерть рассматривается как результат, связанный с моральной оценкой личности умершего, его отношениями с окружающими людьми и «высшими силами».

Поскольку по мере развития цивилизации парадигма мышления менялась, то и нравственные аспекты отношения к смерти перестраивались и обновлялись. Современные исследователи считают, что с развитием человеческого самосознания смерть в силу духовного ее неприятия все чаще понимается не как конец личного бытия, а как момент радикального его изменения, за которым жизнь приобретает в таинстве смерти новую сущность и продолжается в иных формах: переселение в «страну мертвых», отделение бессмертной души от смертного тела и приобщение ее к бытию божественного универсума или переход к загробному личному существованию.

Вера в загробную жизнь в известной мере освобождает человека от страха смерти, замещая его страхом потусторонней кары, что является одним из побудительных факторов для моральной оценки поступков, различения добра и зла. Этим же, однако, задается основа и для снижения ценности посюсторонней жизни, понимаемой как состояние лишь предварительное, не достигающее в условиях земного бытия полноты и истинности.

Тем не менее именно понятие смерти, осознание конечности и единственности человеческого личного бытия способствует прояснению нравственного смысла и ценности человеческой жизни. Сознание неповторимости каждого ее мгновения, неуничтожимости, а в ряде случаев и непоправимости совершенных проступков способно прояснить человеку меру ответственности за свои дела.

Смерть с точки зрения философии. Уже античные философы задумывались о природе, характере смерти. Например, Платон в диалоге «Тимей» говорит, что естественная смерть безболезненна и сопровождается скорее удовольствием, чем страданием. В смертности тела древние не сомневались. Но что происходит с душой?

Последователи Платона доказательства смертности или бессмертии души искали между двумя доводами: или знание (сознание) — это припоминание жизненного опыта, или душа — гармония, существующая вечно и бесконечно. Последователи Аристотеля держались веры в божественное начало мира, дозволившее формам бытия развиваться и умирать по собственным законам.

Для киников мысль (идея) была средством, а целью — сама жизнь (вернее, образ жизни), поэтому образ смерти им был интереснее самой смерти. Киники и стоики с их нарочитым презрением к смерти и в какой-то степени повлияли на возникновение таких институтов христианства, как юродство, отшельничество и странничество. Если жизненные обстоятельства складывались так, что невозможно было честно и посильно выполнять долг, стоики предпочитали покончить жизнь самоубийством, нежели добавлять в мир лишний хаос.

Эпикур боролся со страхом смерти рассуждениями о том, что надо приучать себя к мысли, что смерть не имеет к человеку никакого отношения, поскольку когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем.

Философы Рима и Греции возвели смерть на пьедестал. Хорошей смертью считалась смерть героя или свергнутого императора, который бросается на меч или бьет себя в грудь кинжалом. Христианская философия в лице ранних отцов церкви активно противопоставляла смерть жизни, причем не в пользу второй. Желая смерти, христианин тем не менее не должен был относиться к ней свысока, и Блаженный Августин критиковал стоиков за их пренебрежение к страху перед смертью. Христианство не отрицало необходимости избавляться от страха перед смертью, но этот страх должен был трансформироваться в торжественный ужас перед Божьим судом.

Но даже столь мощная вера, как христианство, не могла до конца истребить в человеке бессознательную боязнь физической гибели, и во все века теологи и мыслители христианства заостряли психологическую проблему преодоления страха и отчаяния перед смертью (например, С. Кьеркегор в работе «Болезнь к смерти»).

В европейское средневековье к страху смерти примешивался страх перед миром мертвых, который присутствовал в сознании людей столь же реально, как и мир живых. Персонификации «того света», их активное «вмешательство» в существование живущих, «явления» мертвецов, с одной стороны, усиливали ужас перед загробным миром, а с другой — придавали ему знакомые черты, психологически сближая два измерения бытия.

В XVII в. рационализм в какой-то мере позволил преодолевать страх загробного небытия с помощью науки, в частности математики. Символом такой философии может служить Б. Спиноза, доказывавший существование Бога и совершенного добра при помощи математических аргументов.

В эпоху Просвещения человеческое сознание изображали как пустой сосуд, в который опыт вливает содержание жизни, в том числе и осмысление смерти. Психологические нюансы процесса зависели от мировоззренческой ориентации. Так, деисты, в отличие от христиан, отрицали изначальный грех (зло) человеческой природы, за который и следует расплата — смерть. Напротив, они считали, что человек от природы добр и только среда обитания, несовершенные общественные отношения озлобляют его. А значит, смерть не является возмездием, и можно не бояться ни смерти, ни адских мук, ни божественного воздаяния за проступки.

В XIX в. А. Шопенгауэром была сформулирована проблема «истинности» смерти, «подлинности» небытия, понятого как небытие вечно живущей Воли, и этот взгляд сменил традиционный для европейской культуры вопрос об истинной жизни — он был дискредитирован тем, что сама жизнь была объявлена предельным воплощением всякой неистинности.

Ф. Ницше, заменив «волю к жизни» «волей к власти», пытался преодолеть страх перед стеной, отсекающей шум и ярость жизни. Смерть для него — не аморфное существо, а катализатор действия, гениальный спарринг-партнер на ристалище мира, побуждающий человека напрягать все жизненные силы.

Л. Шестов писал о проблеме «естественности и неестественности» смерти, цитируя Платона в том, что философия есть приготовление к смерти.

Философские школы и течения XX в. понятие смерти связали с понятием времени. Для конкретного человека время — скорее, психологическая, чем физическая категория, и в этом смысле главное свойство времени парадоксально — оно обладает бесконечным количеством конечных отрезков, что делает субъекта, воспринимающего время, фактически бессмертным. Идея, что жизнь — это «только миг между прошлым и будущим», восходит к Марку Аврелию, который писал: «Самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери — и сводятся они всего-навсего к мгновению. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?»

По сути дела, человек смертей не для себя, а лишь для постороннего наблюдателя. Эту простую мысль подтверждает и принцип релятивизма, характерный для современного научного и философского мышления.

Смерть с точки зрения биологии. В биологии смерть трактуется как прекращение жизнедеятельности организма и вследствие этого — гибель индивидуума как обособленной живой системы, сопровождающаяся разложением белков и других биополимеров – основного материального субстрата жизни. Некоторые биологи выделяют понятие частичной смерти, т.е. смерти группы клеток или целого органа (некроза). У одноклеточных организмов — простейших — естественная смерть особи проявляется в форме деления, поскольку оно связано с прекращением существования данной особи и возникновением вместо нее новых двух.

Современный французский эколог А. Жакар отмечает, что смерть — относительно недавнее изобретение природы, появившееся тогда, когда две особи соединяются, чтобы произвести на свет третью. Третья особь — это не первая и не вторая, а новое существо, для которого, как для всего нового в мире, надо «освобождать место». Поэтому, считает А. Жакар, смерть — результат наличия полов: рожая детей, человечество стремится бороться со смертью, но именно потому, что мы рожаем детей, мы неизбежно смертны. В противовес смерти, размножение представляет собой первобытное свойство живой материи, как, например, рост, из которого оно произошло, оно обеспечивает непрерывность жизни.

Современное естествознание приходит к выводу, что установить механизм жизни и смерти органической материи невозможно, используя лишь идеи финитизма (представление, что бытие можно описать с помощью конечного числа неразложимых далее элементов) или рассматривая только отдельные аспекты жизни и смерти. В рамках отдельно взятой «системы отсчета» (например, рассматривая человека с точки зрения химических витальных процессов) исследователи сталкиваются со множеством фактов, необъяснимых в рамках этой системы (например, знаменитый «химический маятник» — обратимые реакции, открытые Белоусовым—Жаботинским: если обратимые реакции в принципе возможны, почему они невозможны в отношении человека?).

Современный немецкий философ Э. Хикель по поводу ограниченности одноуровневого, одностороннего биофизического познания нашего бытия пишет, что любой процесс, любой элемент живого организма связан взаимовлияниями с внутренней и внешней средой, причем не только вещественной природы.

По сути дела, проблема причинности смерти сводится к вопросу, который мучил 3. Фрейда: является ли смерть живого организма запрограммированной в генах или это результат «сбоя», «ошибок» в деятельности организма, приводящих клетки к старению и гибели?

Американский биолог Л. Хайфлик обнаружил предел деления человеческих клеток — 50 раз, после чего гибель клетки неизбежна. Клетку можно заморозить, а затем вернуть в обычное состояние — она точно «припомнит», сколько раз она уже делилась. А. Словников открыл и «счетчик» клеточного деления — причину старения и гибели клетки: при каждом удвоении (размножении) клетки молекулы ДНК становятся чуть короче. Когда укорочение доходит до гена, кодирующего жизненно важную информацию, клетка погибает. Начальная длина и укорочение молекул ДНК в процессе жизни запрограммированы; единственное исключение — половые клетки человека, в которых ДНК копирует полностью всю матрицу, благодаря чему эти клетки бессмертны.

Смерть с точки зрения физики. Самим своим существованием человек в каком-то смысле нарушает второй закон термодинамики. Согласно этому закону, все физические процессы направлены в сторону энтропии, а органическая жизнь возникла явно вопреки энтропийной направленности мира. Любое физическое тело стремится прийти в равновесие с окружающей средой, приблизиться к максимально хаотическому состоянию. В этом смысле цель бытия материи-энергии — максимально равномерное (и в тепловом, и в динамическом смысле) рассредоточение в пространстве.

И в этой стройной логической схеме обнаруживается органическая жизнь, стремящаяся противостоять энтропии, создающая антиэнтропийную модель бытия. Живой организм — упорядоченная структура, с помощью метаболизма (обмена веществ) противостоящая переходу в равновесие с окружающей средой. Но не только с помощью метаболизма. Еще в 1955 г. Э. Шрёдингер возражал против примитивного трактования метаболизма как основы жизни. Пытаясь обнаружить эту основу, он писал, что все происходящее в природе означает увеличение энтропии в той части Вселенной, где это имеет место. Так и живой организм непрерывно увеличивает свою энтропию (т.е. производит положительную энтропию) и постепенно приближается к максимальной энтропии, т.е. смерти. Организм может оставаться живым, только постоянно извлекая из окружающей его среды отрицательную энергию, т.е. то, чем организм питается. В метаболизме существенно то, что организму удается освобождаться от всей той энтропии, которую он вынужден накапливать, пока он жив.

Позже термин «отрицательная энтропия» Э. Шрёдингер заменяет термином «мера упорядоченности»: человеческий организм может противостоять смерти, лишь поддерживая себя на достаточно высоком уровне упорядоченности. Для этого ему нужно извлекать упорядоченность из окружающей среды, дабы компенсировать энтропийные процессы, идущие в клетках. Вот почему живой организм не может питаться химическими веществами в первозданном виде, т.е. находящимися на низкой стадии упорядоченности. Нам для питания необходимо крайне хорошо упорядоченное состояние материи в более или менее сложных органических соединениях.

Почему же мы все-таки умираем, несмотря на то, что можем отлично питаться «органической упорядоченностью»? Дело в том, что противостоянием энтропии в организме заведует специальная программа, заложенная в генах и рассчитанная на определенный срок работы. В упомянутых исследованиях Л. Хайфлика подтвердилась догадка Э. Шрёдингера.

Смерть с точки зрения квантовой механики. Стержень квантовой механики — утверждение, что небольшие количества материи и энергии (кванты) одновременно обладают свойствами частицы и волны и соответственно ведут себя то как частица (корпускула), то как волна. Парадокс в том, что наблюдать оба состояния материи (энергии) в мире сложных крупных объектов одновременно наука не в состоянии, и качество, в котором пребывает измеряемая материя, зависит от наблюдателя (способа измерения).

В. В. Налимов выделяет шесть уровней сознания: 1) уровень мышления (Аристо-телева логика); 2) уровень предмышления (Бейесова логика); 3) подвалы сознания (созерцание образов); 4) телесность человека, поддерживающая сознание; 5) мета-уровень (космическое сознание); 6) подвалы космического сознания (коллективное бессознательное).

Со смертью связь, которая существует между Эго и Вселенной, исчезает, поскольку исчезает проводник этой связи. Личность погибает, и бессмысленно говорить о ее бессмертии.

Однако не все мыслители считает, что Эго, «Я», личность ждет распад или переход в абсолютно «размытое» состояние после гибели тела. Одну из теорий предложил П. Тейяр де Шарден, своеобразно развивший учение В. И. Вернадского о ноосфере.

Он предположил, что эволюционное изменение биосферы не замыкается лишь на изменении планеты, материальных условий существования людей. Другое направление — «мегасинтез», возрастание сознания, слияние отдельных личностей в единодушном созидании коллективного разума, ноосферы.

Но что может быть материальным выражением ноосферы? На эти вопросы пытается ответить теория Б. Исакова. Он предположил, что сверхлегкие микрочастицы с массой до грамма (электроны, позитроны, мюоны, таоны, нейтрино и другие, объединенные названием лептоны) являются носителями человеческих мыслей и чувств, информации о предметах и явлениях материального мира. Мировой лептонный газ (МЛГ) пронизывает все тела во Вселенной, он находится не только в космосе или в воздухе, но и в любых материальных телах, — разумеется, и в человеческом организме тоже. МЛГ представляет собой своеобразное информационно-энергетическое поле, содержащее сведения обо всем, что было, есть и будет во Вселенной.

Смерть с точки зрения психологии — это кризис индивидуальной жизни, последнее критическое событие в жизни человека. Являясь на физиологическом уровне необратимым прекращением всех жизненных функций, имея неминуемую личную значимость для человека, смерть одновременно является и элементом психологической культуры человечества.

Ф. Арьес считал, что установки человека в отношении смерти на определенном этапе исторического развития непосредственно связаны с самосознанием и осмыслением человечеством самого себя. Он выделяет пять этапов изменения этих установок.

Первый этап фиксируется установкой «все умрем». Это — состояние «прирученной смерти», т.е. отношение к ней как к естественной неизбежности, обыденному явлению, к которому нужно относиться без страха и не воспринимать его как личную драму. Второй этап Ф. Арьес обозначает термином «смерть своя»: он связан с идеей индивидуального суда над душой прожившего жизнь и умершего человека. Третий этап, называемый им «смерть далекая и близкая», характеризуется крахом механизмов защиты от неизбежности — к смерти, как и к сексу, возвращается их дикая, неукрощенная природная сущность. Четвертый этап — «смерть твоя», рождающая комплекс трагических эмоций в связи с уходом из жизни близкого человека. Поскольку узы между людьми становятся теснее, кончина близкого воспринимается трагичнее, чем собственная смерть. Пятый этап связан со страхом смерти и самим упоминанием о ней (вытеснение) — это, по Ф. Арьесу, «смерть перевернутая».

Отношение к смерти менялось по нескольким направлениям: 1) развитие индивидуального самосознания; 2) развитие защитных механизмов против сил природы; 3) трансформация веры в загробное существование; 4) трансформация веры в связь между смертью и грехом, страданием.

Исследуя проблемы смерти, 3. Фрейд ввел понятия «влечения к жизни» и «влечения к смерти». Влечение к смерти — это присущие индивиду бессознательные тенденции к саморазрушению и возвращению в неорганическое состояние. Влечения к жизни и смерти противоположны и едины в одно и то же время. 3. Фрейд видел сходство предложенного немецким генетиком А. Вейсманом деления на смертную сому (тело в узком смысле) и бессмертную (при определенных условиях) зародышевую плазму с идеей влечения к смерти и к жизни.

Э. Кюблер-Росс, разделяющая позиции 3. Фрейда и К. Г. Юнга, утверждает, что смерть во все века и во всех культурах воспринималась человеком разумным как несчастье. Для несознающего разума смерть по отношению к себе самому совершенно немыслима; для бессознательного немыслимо вообразить реальный конец собственной жизни здесь и сейчас, и если эта жизнь должна окончиться, конец всегда связывается с вмешательством внешних сил. Поэтому традиционно смерть ассоциируется с пугающим действием, злым и несправедливым деянием.

Второе, о чем говорит Э. Кюблер-Росс, — это то, что несознающий разум не делает различий между желанием и деянием. Любой человек может пересказать лишенный логики сон, в котором соседствуют противоречащие друг другу события и утверждения — вполне приемлемые в снах, но немыслимые при бодрствовании. Подобно тому как взрослый в своем несознающем разуме не может отличить желание во гневе убить кого-нибудь от акта убийства, маленький ребенок не в состоянии различить фантазию и реальность. Ребенок, который, рассердившись, пожелал, чтобы мать умерла, из-за того что она не выполнила его просьбу, будет в высшей степени травмирован ее реальной смертью. Он будет всегда повторять себе: это я сделал, я виноват, я был плохим, поэтому мама покинула меня.

Когда люди взрослеют и начинают понимать, что не так всемогущи, чтобы сделать невозможное возможным, страх, а вместе с ним и чувство вины, что они виноваты в смерти дорогого человека, уменьшается. Страх угасает, но в какой-то момент внезапно усиливается. Он ясно виден на лицах людей, идущих по больничным коридорам, или у тех, кто понес тяжелую утрату. Супружеская чета может годами ссориться, но после смерти жены муж начинает сокрушаться, винит себя, плачет в раскаянии и страхе и в результате начинает еще больше бояться собственной смерти.

Возможно, зная это, легче понять соблюдавшиеся столетиями многие обычаи и ритуалы, целью которых было смягчить гнев богов или общества, уменьшить ожидаемую кару — траурные одежды, вуаль, женский плач старинных времен. Всё это способы вызвать жалость к оплакивающему утрату, способы выражения печали, горя, раскаяния. Человек в горе бьет себя в грудь, рвет на себе волосы, отказывается есть, тем самым пытаясь наказать себя и избежать предстоящего вечного наказания или ослабить кару, которой он ждет за смерть любимого человека.

Чувства горя, раскаяния, вины не так далеки от гнева и ярости. Скорбь всегда несет в себе гнев. Поскольку никто не хочет обратить гнев на покойного, эти эмоции часто маскируются или подавляются и служат проявлением скорби или выражаются иначе. Нельзя расценивать подобные чувства как плохие или постыдные, лучше постараться понять их подлинное происхождение как нечто в высшей степени присущее человеку. Например, пятилетний мальчик, потерявший мать, и обвиняет себя в ее исчезновении, и сердится на нее за то, что она покинула его и глуха к его просьбам. Ребенок любит умершего и жаждет его появления, но столь же сильно ненавидит его за свое одиночество.

По мнению Э.Фромма, избавиться от страха перед смертью— все равно что избавиться от собственного разума. В книге «Человек для себя» он пишет: «Сознание, разум и воображение нарушили «гармонию» животного существования. Их появление превратило человека в аномалию, в каприз универсума. Человек — часть природы, он подчинен физическим законам и не способен изменить их; и все же он выходит за пределы природы... Брошенный в этот мир в определенное место и время, он таким же случайным образом изгоняется из него. Осознавая себя, он понимает свою беспомощность и ограниченность собственного существования. Он предвидит конец — смерть. Он никогда не освободится от дихотомии своего существования: он не может избавиться от разума, даже если бы захотел; он не может избавиться от тела, пока жив, и тело заставляет его желать жизни» [и бояться смерти].

По Л. Уотсону, процесс умирания является самостоятельной фазой развития человека с собственной последовательностью событий, определенными, поддающимися описанию переживаниями и способами поведения. Доказательством того, что эти фазы присутствуют не только у людей, умирающих в результате несчастных случаев или заболеваний, является искусственное вызывание тех же стадий умирания у физически абсолютно здоровых людей. Его исследование восемнадцати убийц, ожидающих смертной казни в тюрьме Синг-Синг, показало, что отрицание смерти (при помощи которого сводились на нет многие проблемы) сменялось гневом или страхом и, наконец (утех, кто имел достаточно времени), спокойной медитативной отрешенностью.

Л. Уотсон считает, что в ходе истории отношение к смерти повторяло последовательность стадий умирания. В человеческой истории было время, когда люди отказывались верить в то, что смерть представляет собой естественное событие, предпочитая возлагать ответственность за нее на какие-либо одушевленные или неодушевленные силы. Это отчетливо проявляется в погребальных обрядах цивилизаций, населявших Дельту (шумеров, ассирийцев, египтян). Затем наступает период принятия смерти как реального, завершающего жизнь события, характерного для иудейско-эллинских цивилизаций. Далее следует стадия отрицания смерти, попытки преодолеть ее реальность. И наконец, как и при падении с высоты, сегодня цивилизация на- , столько приблизилась к краю пропасти, что трансценденция является ее единственной защитой от гибели.

В психологии существует понятие «пограничной ситуации» — ситуации, в которой резко обостряется самосознание личности. К. Ясперс называет пограничными моменты непосредственной угрозы жизни, которые активизируют личностное мышление, освобождая его от шелухи коллективного опыта, навязанных моделей поведения. Как раз с этим связан другой интересный феномен — резкое изменение жизненного кредо людей, побывавших в состоянии клинической смерти и имевших опыт «запредельного существования». Американский врач Р. Моуди указывает, что пережитый опыт умирания (люди, побывавшие в состоянии клинической смерти и выведенные из него) производит, как правило, умиротворяющее воздействие. Большинство из побывавших «по ту сторону бытия»: а) перестают бояться смерти; б) производят переоценку основных представлений; в) изменяют образ жизни.

Если раньше, как свидетельствует Ф. Арьес, смерть была рядовым событием, не вызывавшим отрицательных эмоций и не насыщенным личностными смыслами, то современный человек психологически больше вовлечен в проблему смерти: он одновременно и озабочен смертью, и отрицает ее. Но у разных людей смерть вызывает разные реакции; люди, обретшие смысл жизни, имеющие четкие жизненные цели, меньше боятся умереть и способны думать о ней спокойно. Пожилые люди, будучи поставленным перед проблемой конечности жизни через конкретный срок, говорят, что провели бы это время в размышлениях, повседневных делах, общении с близкими, осуществлении духовных практик. Молодые люди перед лицом собственной смерти хотели бы провести это время в путешествиях, в завершении начатых дел.

У людей, которым не грозит немедленная смерть, больше времени на то, чтобы свыкнуться с перспективой смерти. В последние годы жизни многие обозревают свою жизнь в ретроспективе. Такое обозрение выполняет важнейшие функции: человек разрешает в себе старые конфликты, переосмысливает поступки, прощает себе ошибки и даже открывает в себе что-то новое. Смерть открывает перед стареющим человеком необходимую перспективу, и, как ни парадоксально, умирание может быть процессом подтверждения обязательств человека перед жизнью.

[1] Подростки противоречивы, и свойственная им ранимость час­то сочетается с грубостью

[2] В последние годы увеличивается количество учащихся, уходящих из школы после 9-го класса.

[3] Здесь и далее используются материалы исследования, прове­денного нами в московских государственных вузах в 1999 г

[4] См.: Радов Е. Опиум умеет ждать // МК. 2000. 24 марта

[5] Мнение автора цитированной публикации требует, конечно, пояс­нения и комментария. Мы сделаем это ниже, в следующей главе, при обсуждении связанных с кризисом 30 лет экзистенциальных проблем.

[6] В главе использованы работы: Лаврин А. П. Хроники Харона: Энциклопедия смерти. М.: Московский рабочий, 1993; Налимов В. В. Спонтанность сознания. М.: Прометей, 1989

Дата добавления: 2014-03-11; просмотров: 436; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!