О ситуации на Украине: полупрофессиональный взгляд

Вступление.

События на Украине, начавшие бурно развиваться, пожалуй, весной 2014 г. с провозглашения т.н. независимых республик Юго-востока страны в Луганске и Донецке (далее – ЛНР/ДНР) обозначили переход Украины в разряд “failed state”.[1] По крайней мере, центральная власть испытывает существенные трудности с контролем части территории страны, на которой проживает примерно 4,0-4,5 млн. человек, или около 9% населения.

«Государственное строительство» в ЛНР/ДНР столкнулось с рядом типичных для постсоветских самопровозглашенных республик проблем: отсутствие государственного аппарата, вменяемых политических лидеров, дееспособных властных институтов (парламент, правительство, суды, армия, налоговые органы и др.) и маргинальный правовой статус. Наиболее близкой аналогией будут РЮО времен Л.Чибирова или даже ЧРИ времен Дж.Дудаева. Помимо административно-политических проблем, пожалуй, следует упомянуть «подвешенную» легитимность (во многом – наследие режима В.Януковича), наличие беженцев и внутренне перемещенных лиц (далее – БВПЛ), смешанный этнический состав населения. Опять же, эти проблемы типичны для постсоветских самопровозглашенных республик[2]. Это и является отправной точкой моих рассуждений. Повторюсь: ситуация типична, хотя и имеет свои особенности. Постараюсь рассмотреть основные из них, а именно: государственное строительство, лидеры и легитимность (внутренняя и внешняя), беженцы и ВПЛ, а также этнолингвистический баланс.

Этничность и язык.

Начнем с четвертого пункта, который last, but not least. По данным фонда «Русский мир» (глава – Вячеслав Никонов), еще лет 10 назад на Украине русских было 17%, а русским языком активно пользовались 60% населения[3]. Отмечу особо, что это издание сугубо «промосковское», авторы его – «государственники» с апломбом, а не «национал-предатели». Итак, 17% из 48 млн., это около 7,5 млн. чел. Напомню, что по данным Переписи населения Украины, проведенной в 2001 году (далее – ПНУ-2001), русских было 8,3 млн., а по последней советской переписи – 11 млн. с «хвостиком».

То есть мы имеем некоторую динамику: за 12 лет численность русских сократилась более чем на 2,5 млн. чел., а за последующие 7 лет – еще на 0,8 млн. чел Даже если предположить, что темпы дерусификации Украины сокращались (а ведь согласно мифу о «кровавых фашистах», при Ющенко они ускорились), то за шесть лет (2008-2014) русских стало меньше еще примерно на полмиллиона. Логика проста: 25/120=0,2 (в среднем на 200 тысяч в год за период 1989-2001); 8/70=0,1 (в среднем на сто тысяч и менее за период 2001-2008); наконец, предположим (!), что теперь скорость 0,05, тогда 0,05*6=0,3, т.е. не менее 300 тысяч. Скорее всего, несколько больше, ибо украинизация действительно усилилась в двухтысячные. Таким образом, во всей Украине на предыдущем этапе (до перехода в разряд “failed state”) проживало ³ 7 млн. русских. Не почти половина (В.Никонов) или даже более (В.Третьяков говорит о 25 млн., притом, что вся численность населения Украины – 46 млн.).

Аналогичные тенденции есть и в языковой сфере. Тут, увы, данные весьма неполны и преимущественно оценочны, ведь в ходе ПНУ-2001 ставился вопрос о родном языке, а не о владении тем или иным языком. Тем не менее, данные таковы: 8,3 млн. русских (более чем 17%), русский как родной указали почти 30% (более 14 млн.), а активно используют – 60% (27 млн. оценочно). То есть почти двукратное увеличение каждого следующего показателя, по сравнению с предыдущим. При сохранении пропорций (а они, скорее всего, изменились из-за политики украинизации, по меньшей мере, третий пункт – активное использование языка в быту; смена родного языка – дело маловероятное), сейчас мы имеем примерно такую картину: 7 млн. – 13 млн. – 25 млн.

Особо отметим, что на территории ЛНР/ДНР ситуация обратная: там наблюдается сокращение доли лиц, считающих украинский родным, и соответствующее увеличение доли тех, кто родным называет русский. В частности, уже по данным ПНУ-2001, в Луганской области русский был родным для 69%, в Донецкой – для 75. Сейчас, очевидно, цифры еще внушительнее: примерно 74-75% и за 81-82% (т.к. с 1989 по 2001 доля русскоязычных увеличилась на 5% и 6,5% соответственно, неразумно ожидать, что за следующий период – с 2002 по 2012 годы – темпы были меньшими). Если сюда добавить Крым с 2 млн. русских и 2,2 млн. русскоязычных, то очевидно: львиная доля влияния «русского фактора», что в этническом, что в лингвистическом аспекте, приходится на эти регионы.

Чтобы яснее стала условность самоопределения в языковом вопросе, выявлявшаяся в ходе переписей и/или иных социологических исследований, приведу такие данные. Фонд «Наследие Евразии» осенью 2007 года провел опрос в 12 странах СНГ на предмет знания русского языка. Суммарные данные по ответам «свободно говорю, пишу, читаю», «свободно говорю и читаю, но пишу с ошибками» и «в принципе, с могу объясняться с людьми, говорящими по-русски» составил в Белоруссии 99%, в Казахстане – 95% и на Украине – 93%. Но в Киргизии – 79%, а в Таджикистане – 75%.[4] Известно, что среди мигрантов доля лиц, знающих язык страны пребывания существенно выше, чем по данной этнической группе в целом, т.е. таджики в России, по идее, имеют показатель 80+ %.

Ну и? Много Вы на улицах видели таких вот русскоязычных таджиков? Это к вопросу о неоднократно мелькавшей в наших СМИ информации о соц. опросе на Украине, где предлагались анкеты на трех языках – английском, украинском и русском, и 80% выбрали русские анкеты. Отсюда делается гениальный вывод (см. данные выше) о поголовной (ну или почти поголовной) русификации Украины. Это в корне неверно. Аналогично тому, как если бы армянам России предложили бы такую анкету. Не меньше двух третей выбрали бы русский вариант, т.к. многие плохо знают свою письменность (нет практически в стране армянских школ). Но это же не значит, что они не армяне и/или их родной язык – не армянский, а русский. Если в условиях двуязычия вас обучают грамматике только одного языка, то вы будете писать/читать на нем (исключительно или хотя бы преимущественно). Как многие украинцы на Украине, так и многие армяне в России двуязычны. Но грамоте (в школе) обучались по-русски, еще при советской власти. Я это к тому, что русских (как по языку, так по самосознанию) среди жителей Украины не большинство, и даже не половина.

То есть, вмешательство во внутренние дела Украины не есть защита «русского мира», максимум «славянского» или «русско-нерусского». Особняком стоят аннексированный Крым и ЛНР/ДНР, где действительно доля русских/русскоязычных примерно та, что в РФ.

Беженцы и перемещенные лица.

Одним из важнейших показателей «состоятельности» любого государства является количество БВПЛ на его территории и/или покинувших пределы данного государства[5]. По сообщениям российских СМИ, к настоящему моменту из Украины в РФ прибыло от 4 до 18 тыс. БВПЛ,[6] что пока не позволяет говорить о массовом исходе гражданского населения. Напомню, что население ЛНР/ДНР насчитывает несколько миллионов человек, а беженцами стали 0,1-0,4% от этой цифры. Наоборот, в межэтнических конфликтах и локальный войнах на постсоветском пространстве статус БВПЛ, пусть и на время, получали до половины жителей соответствующих территорий. С другой стороны, эксперты ООН насчитали более 40.000 БВПЛ из Крыма и Юго-востока в самой Украине.[7]

Конечно, вооруженный конфликт на Юго-востоке Украины пока длится несколько месяцев, а не много лет, но продолжительность силового противоборства не играет принципиальной роли. В частности, в ходе т.н. «Пятидневной (российско-грузинской) войны» в августе 2008 года беженцами стали, по разным подсчетам, от 15 до 30 тыс. чел, при оценочной численности населения РЮО в 50-70 тыс. человек. Аналогичный масштаб мы могли наблюдать в ходе первой войны в Чечне (1994-1996): максимальные оценки БВПЛ в ходе этого конфликта достигали 400 тыс. чел и даже более, притом, что довоенная численность населения Чечни была менее миллиона.

Аналогичная ситуация сложилась в карабахском, приднестровском и абхазском конфликтах. Следовательно, в украинском случае мы никак не можем вести речь об этнических чистках, геноциде или даже массовом бегстве гражданского населения (по крайней мере, пока), хотя в выше перечисленных конфликтах подобная постановка вопроса была бы хоть и весьма и весьма дискуссионная, но вполне закономерная.

Далее, так сказать, качественный состав беженцев. Опять же, постсоветский опыт показывает, что преимущественно бегут семьи. Бывает, что сначала уезжают родители, оставив детей у родственников и/или соседей, или наоборот, то есть не вся семья уезжает, а частями, но не бывает, чтобы массово (!) уезжали женщины и дети, а мужчины оставались. В случае с ЛНР/ДНР мы имеем именно такой вариант.

Например, из числа беженцев, прибывших в Воронежскую область, по сообщениям не CNN, а наших СМИ, мужчины (то есть все взрослое население мужского пола, включая пенсионеров) составляют не около 30-35%, а порядка 15-20%[8]. Это говорит о вывозе за пределы зоны вооруженного конфликта (далее – ЗВК) близких для комбатантов людей. То есть, готовится почва для затягивания вооруженного противоборства: когда ты точно знаешь, что твоим близким ничего не грозит, воевать спокойнее. Подобное не раз практиковали чеченские, осетинские и карабахские полевые командиры, вывозя своих родственников в Турцию/Азербайджан, Россию/Северную Осетию или Армению соответственно.

При этом ссылка на длительность конфликта как показатель интенсивности и необходимое условие для наличия большого числа БВПЛ с сохранением пропорций в половозрастных показателях не выдерживает элементарной проверки фактами. А именно: два постсоветских вооруженных конфликта – уже упомянутая «Пятидневная война» и осетино-ингушский конфликт[9] – длились всего несколько дней, а ситуация с БВПЛ была такой же, как в «солидных» конфликтах, типа чеченского или карабахского: десятки процентов от довоенной численности населения покинули ЗВК.

Отличает эти два типа конфликтов, по сути, одно обстоятельство: этнические чистки. В Карабахе, Чечне, Южной Осетии и Абхазии, Пригородном районе РСО–А вооруженные действия были, в том числе, способом и/или прикрытием для проведения этнических чисток. Все эти регионы лишились (частично или полностью) того населения, «чья» сторона конфликт проиграла. Даже осетино-ингушский конфликт в этом смысле не исключение: проблема беженцев не решена до сих пор. В Абхазии, Карабахе, Южной Осетии и де-факто Чечне она вообще не стоит на повестке дня и даже табуируется.[10]

В ЛНР/ДНР собственно межэтнический компонент конфликта отсутствует. И с той, и с другой стороны мы имеем как украинцев, так и русских (пусть и в разных пропорциях). Этнических чисток нет (хотя в Сети неоднократно появлялись сообщения о том, что они уже осуществляются или планируются), а борьба за оспариваемую территорию вообще ведется не под этническими, а под национальными (государственническими) лозунгами. Диспозиция «свой – чужой» приняла вид не «русский – украинец», а «сепаратист – унитарист».

Руководители.

Официальный Киев говорит о том, что в Луганске и Донецке засели террористы. Терроризм – удел слабых, а Юго-восток Украины определенно слаб, иначе бы Гиркин (Стрелков) не обращался регулярно к российскому руководству за помощью. Однако, это не совсем так. Даже если одна из сторон применяет террористические методы ведения вооруженной борьбы (а по некоторым сообщениям,[11] полевые командиры ЛНР/ДНР не гнушаются и подобной тактикой), называть их террористами некорректно. Более того, террористические методы и способы ведения войны требуют определенной анонимности и неизвестности местоположения руководства,[12] по крайней мере, если целью является национально-освободительная борьба. Как раз нечто подобное и заявляют лидеры ЛНР/ДНР.

С другой стороны, Сеть переполнена официальными обращениями к народу и к другим участникам конфликта со стороны лидеров сепаратистов. Это аналогично виртуальному присутствию лидеров «Имарата Кавказ», но было не типично для лидеров квазигосударств, возникавших в ЗВК на территории бывшего СССР: ни Дудаев, ни Ардзинба, ни Чибиров или Кочарян не использовали Сеть (а с учетмо тогдашней слаборазвитости Интернета - и даже традиционные официальные СМИ, как «нейтральные», так и «вражеские») для донесения своей позиции в режиме нон-стоп. Наоборот, как Гиркин и Бородай, так и Царев и Добкин являются активными участниками «информационной войны», что роднит их с террористами.

Очевидно, что руководство ЛНР/ДНР по своему сущностному «наполнению» стоит где-то между лидерами террористических организаций (типа «ХАМАС») или сепаратистских движений, с одной стороны, и национально-освободительных движений, с другой стороны. Вторые хорошо известны тем, что широко применяют террористические методы борьбы и претендуют на исключительную роль выразителя общественных настроений угнетенного народа, объявляющих всех «несогласных» врагами и предателями[13]. Нечто подобное Гиркин (Светлов) недавно и продемонстрировал, как практикой «живых щитов», так и объявлением руководства ЛНР вне закона, с последующим «наказанием за отступничество». Перспектива политической эволюции верхушки ЛНР/ДНР при расширении ЗВК весьма негативна: дальнейшая маргинализация и радикализация.

Этому способствует важнейшее внутреннее обстоятельство, а именно: социальное происхождение лидеров сепаратистов. Мелкий политик с криминальным прошлым (Добкин), региональный руководитель финансовой пирамиды (Пушилин), реконструктор-монархист (Гиркин) не могут не произвести на стороннего наблюдателя впечатления постановки Театра абсурда. Но самое интересное, что подобные персонажи были у истоков почти всех постсоветских квазигосударств. Например, приходу к власти Э.Кокойты способствовали боевики (и по совместительству, водочные коммерсанты) Тедеевы, лидеров абхазского сепаратизма поддерживали местные «цеховики», одной из опор Дудаева были чеченские криминальные авторитеты, позволявшие обналичивать деньги (история с т.н. «чеченскими авизо»). Собственно, как мне представляется, именно опыт ЧРИ полезен при анализе настоящего и будущего ЛНР/ДНР. Чтобы не быть голословным, приведу выдержки из работы «Чеченская трагедия», подготовленной авторским коллективом РИА «Новости», в частности – из третьей главы, «Раковая опухоль преступности»,[14] и некоторых других.

• В Чеченской Республике была сломана вся система органов власти и управления. Здесь нашли убежище тысячи опасных уголовников. Правоохранительные органы самоустранились от расследования преступлений. – С.29.
• Преступные группировки, вооруженные автоматическим оружием, нападали на жилища, магазины, хозяйственные объекты. Власти Чечни отказывались сотрудничать с федеральными органами в освобождении заложников. – С.30.
• Пройдемся по списку лиц из ближайшего окружения Дудаева. Мовлади Удугов – был осужден за мошенничество. Юсуп Сосланбеков – привлекался к суду за грабеж и изнасилование. Рамазан Новрузов – в прошлом криминальный лидер. – С.32.
• За контакты с Правительством России премьер Чечни Я. Мамодаев был обвинен в «предательстве» и снят с должности. – С.65.
• Дудаев заявил, что никакие политические договоренности с Россией невозможны и согласился лишь на переговоры о признании Москвой суверенной Чечни. – С.66.
• Боевики зачастую устанавливали орудия, такни под прикрытием больниц, школ, жилых домов, тем самым вызывая на них огонь федеральных войск. – С.98.

Как говориться, комментарии излишни. В современной «Чечне», в которую все больше превращается ЛНР/ДНР, происходят и захваты заложников (в том числе, не только ради пиара, но и для банального обогащения), грабеж имущества состоятельных людей (в первую очередь, малый бизнес), и интеграция во власть полукриминальных слоев.

Луганскгосстрой.

Для того, чтобы рассматривать самопровозглашенные государства в качестве субъектов политики, они должны обладать институциональной инфраструктурой, в первую очередь, дееспособными органами власти и управления. В этом смысле непродолжительный «опыт» ЛНР/ДНР дает богатую пищу для размышлений и опять-таки, во многом повторяет путь, пройденный другими постсоветскими непризнанными республиками (ЧРИ, РЮО).

Во-первых, это создание параллельных органов власти и управления, главная задача которых – делегетимизировать официальные структуры и парализовать бюрократический аппарат, который в условиях неопределенности и двоевластия становится неэффективным. Тем самым, населению внушается мысль о том, что власти о них забыли и оставили на произвол судьбы, а единственное орудие спасения – в руках лиц, контролирующих неофициальные структуры. Во-вторых, после делегитимации происходит замена официальных управленческих структур на неофициальные, с частичной кооптацией представителей старого режима. Наконец, в-третьих, символические отречение, то есть замена символики, декларативные акты, мифологизация политики/прошлого.

Если мы внимательнее посмотрим на повседневную практику ЛНР/ДНР, то увидим все эти признаки. Для начала, были провозглашены «Верховные советы» из числа «оглашенных» на народных сходах и частично – депутатов бывших областных советов. Затем областным советам и чиновникам ОГА было предложено либо стать «на сторону народа», либо сложить полномочия, а до той поры все их акты объявлялись юридически и политически ничтожными. Последовавшие акты о провозглашении независимости и государственном суверенитете (с введением конституций, гербов, флагов) оформили окончательный разрыв с украинской государственностью.

Похожие события происходили в ЧИАССР и ЮОАО на протяжении 1989-1992 годов. В Южной Осетии длительность переходного периода объяснялась войной с Грузией, а в Чечне – относительной договороспособностью лидеров сепаратистов (по крайней мере, они не провозглашали невозможность переговоров с Москвой). Схожесть событий почти дословная, вплоть до приглашения на руководящие посты «варягов» (Бородай и Дудаев) вооруженного захвата боевиками административных зданий (мэрий и управлений МВД), убийств отдельных депутатов (Горловка и Грозный) и проведении «выборов» и «референдумов» в условиях паралича органов правопорядка и избирательных комиссий[15].

Так, в ноябре 1990 г. Дудаева ввели в Исполком ОКЧН (Объединенный комитет чеченского народа, аналог «Движения Юго-востока» во главе с Царевым), в июне 1991 г. – избрали председателем Исполкома, в сентябре из числа депутатов ВС ЧИАССР и ОКЧН был «избран» Временный высший совет, а в начале октября ОКЧН распустил ВВС и взял на себя всю полноту власти. Проведенные 27 октября «выборы» президента и парламента ЧРИ (при явке 10-12%) центральной властью были признаны незаконными по следующим основаниям: выборы проводились на территории, произвольно очерченной в качестве территории не существовавшей Чеченской республики; выборы проводились в явно недостаточный для организации полноценной избирательной кампании двухнедельный срок; из-за отсутствия контроля со стороны наблюдателей были допущены многочисленные нарушения общепринятого порядка проведения выборов.[16] Найдите десять отличий (тм).

Аналогии с Южной Осетией не столь сильные, но тоже весьма показательные. Как и в ЛНР/ДНР, в РЮО значительную часть силового блока составляли российские граждане (не осетины с российскими паспортами, а так сказать, «коренные» россияне), в том числе, трое из пяти сменившихся министров обороны (привет Мальчишу, то есть Гиркину), а также по одному из министров ГО и ЧС, финансов и премьер-министров. Для выдавливания из поля политики оппонентов власть использовала тот же мотив – связи с врагом (официальным Тбилиси; так было с Санакоевым – сравни с ситуацией вокруг Ахметова). Все это говорит не только о неполноценности самопровозглашенных республик, но и об отсутствии «горизонта планирования» у руководителей этих республик, банальном неумении учиться на ошибках.

Заключение.

Рассмотренные в статье проблемы строительства «независимости» ЛНР/ДНР позволяют предполагать крах этих государственных проектов в среднесрочной перспективе (5-15 месяцев) и/или кооптацию их другое государственное образование. Что им будет – Украина или Россия – не важно. По крайней мере, с точки зрения лидеров ЛНР/ДНР, так как их ждет в обоих вариантах, в лучшем случае, политическое забвение, в худшем – физическое устранение, что происходило со многими лидерами «независимых» квазиреспублик первой волны (начало – середина 1990-х годов).

Для населения этих территорий ситуация может сложиться еще хуже: если ЛНР/ДНР будут не «кооптированы», а «разгромлены», то жителей ждет особый правовой режим и внешнее (по отношению к данной территории) управление, как это было в Чечне в начале 2000-х годов. Второй вариант означает беззаконие силовиков и неконтролируемый рост коррупции. При этом Чечне немного «повезло»: сформировавшийся там авторитарный этнократический режим отчасти компенсировал эти проблемы; на юго-востоке Украины, кто бы ни «победил», этнократия не сработает.

[1] О данном феномене см. подробнее: Rada P. Rebuilding of Failed States. Budapest, 2007.

[2] Sergey Markedonov, “The Unrecognized States of Eurasia as a Phenomenon of the USSR’s Dissolution” // Demokratizatsiya. The Journal of Post-Soviet Democratization. 2012. Vol. 20, No 2.

[3] Яценко Е.Б. «Русский язык в ННГ» как результат кабинетных и полевых исследований // Нужен ли русский язык Новым независимым государствам? Материалы конференции 29 февраля 2008 года. – М., 2008. – С.13.

[4] Задорин И.В. Основные результаты опроса общественного мнения «Положение русского языка в ННГ (страны СНГ и Балтии)» // Нужен ли русский язык Новым независимым государствам? Материалы конференции 29 февраля 2008 года. – М., 2008. – С.18.

[5] Он входит в дюжину показателей расчета Failed State Index (FSI). См. подробнее: www.fundforpeace.org

[6] Около двух тысяч украинцев получили статус беженцев, сообщила Голодец. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://news.mail.ru/politics/18621326/ Дата обращения 21.06.14.

[7]ООН насчитала свыше 46 тысяч беженцев на Украине, сообщил докладчик. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://news.mail.ru/politics/18659070/?frommail=1/ Дата обращения: 24.06.2014.

[8]Почти 700 беженцев из Украины прибыли в Воронежскую область. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://news.mail.ru/inregions/center/36/society/18592407/ Дата обращения 21.06.14.

[9] Здравомыслов А.Г. Осетино-ингушский конфликт. – М.: РОССПЭН, 1998. – С.71-74.

[10] Одной из манифестированных причин недавней смены власти в Абхазии как раз была паспортизация грузин. См. например: Маркедонов С. Загадки абхазского кризиса. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://ria.ru/analytics/20140604/1010654141.html/ Дата обращения: 21.06.14.

[11] Барабанов И. Самовооруженная республика // Коммерсантъ Власть. – 2014. – №21. – С.9.

[12] Поляков Е.М. Насилие и политический терроризм в современном мире // Политическая концептология. – 2013. – №2. – С.236-239.

[13] См. подробнее: Поляков Е.М. От национализма к терроризму: путь радикальных движений в разных регионах мира // Научные ведомости БелГУ. – 2012. – №7 (126). Вып.22. – С.263-270.

[14] Чеченская трагедия. Кто виноват? – М.: РИА «Новости», 1995. – С.29-37.

[15] Вторжение в Россию. – М.: ООО «Издательский центр Экспринт», 2003. – С.52-53.

[16] Чеченская трагедия. Кто виноват? – М.: РИА «Новости», 1995. – С.16-18.

Дата добавления: 2014-08-09; просмотров: 297; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!