II. 5. Церковно-монастырское землевладение на Руси в XIV—XVII вв

В XTV—XVII вв. происходит в целом его неуклонный рост. Вначале ли­дирует в этом процессе Московская митрополичья кафедра. По предполо­жению С. Б. Веселовского, еще при митрополите Петре (до 1326 г.) от Ива­на Калиты кафедра получила подмосковные земли для двора и заведения необходимого хозяйства. Основы же земельного богатства Московской митрополии были заложены при преемниках Петра — митрополитах Фео-гносте (1328—1362 гг.) и Алексее (1354—1387 гг.). Земельные пожалования московских князей кафедре мотивировались необходимостью для них поли­тической поддержки со стороны церкви. Обоснование кафедры в Москве (к 1354 г.) всемерно соответствовало задачам общерусской политики мос­ковских князей. Наличие обширных денежных средств самой кафедры об­легчало для нее покупки земель у других феодалов, нередко у своих же соб­ственных слуг и детей боярских. В XV в. землевладение Московской митрополии растет при первом русском автокефальном митрополите Ионе (1448—1461 гг.).

Конкретный состав митрополичьих вотчин в 13 уездах Руси также был изучен С. Б. Веселовским. Во Владимирском уезде митрополия унаследова­ла владения владимирских епископов XII—ХШ вв. В структуру митропо­личьих земель, наряду с доменом, входили вотчины домовых (приписных) монастырей (Чудов и Новинский в Москве, Константино-Еленинский, Бла­говещенский, Сновидский и Николо-Волосовский во Владимирском у., Вос­кресенский Череповецкий, Благовещенский Нижегородский, Спасо-Преображенский на Вондожском озере в Вологодском у. и др.). Имелись также и служние (условные) земли административно-хозяйственного и военного аппарата кафедры (бояр и детей боярских митрополита, которые, как правило, были светскими лицами). Аналогичной была структура земле­владения (домен, дочерние филиалы, служние земли) и у других владычных кафедр — Новгородского Дома Св. Софии, Ростовского и прочих архиерей­ских домов. В XVI в. на землях Московской митрополии складывается своя поместная система. Масштаб ее, конечно, был много скромнее государст­венной поместной системы, но сами правовые нормы определенно были заимствованы митрополитами из практики московских государей.

* * *

В XV в. в Северо-Восточной Руси лидерство в процессе роста духовного землевладения от митрополичьей кафедры переходит к многочисленным монастырям. Важную роль в этом , как считают все исследователи, сыграла монастырская реформа второй половины XIV в., осуществленная митропо-

литом Алексием и Сергием Радонежским. Реформа заключалась в переходе от особножитных («идиоритмов») и ктиторских (покровительствуемых со­стоятельными основателями) монастырей к общежительным обителям («киновиям»). Родоначальником этого движения монастырской жизни на Руси стал монастырь во имя Живоначальной Троицы, основанный Сергием Радонежским, согласно датировке В. А. Кучкина, ок. 1342 г. в Радонежском уделе Московского княжества. Прямыми учениками Сергия, а затем учени­ками этих учеников в конце XIV—XV в. на Руси было основано не менее 100 общежительных монастырей. Располагались они как к югу, так и более всего к северу и северо-востоку от Москвы, преимущественно в пределах нынешних Костромской и Вологодской областей. Монастыри эти способст­вовали внутренней колонизации страны, хозяйственному освоению огром­ных массивов новых земель, проникновению политического влияния Мос­ковского княжества на новые территории, развитию средневековой русской культуры.

Формирование монастырского землевладения было способом утвержде­ния феодальной собственности в корпоративной форме. С. М. Каштанов считает, что только корпоративная собственность учреждений, окруженных ореолом святости, при достаточном распространении христианской веры, могла рассчитывать на успешное укоренение. Правда, утверждение это не­редко было связано с прямой борьбой возникших монастырей с окрестным населением — крестьянами и другими феодалами (И. У. Будовниц, Н. Н. Покровский, А. Д. Горский, Л. И. Ивина, В. И. Корецкий).

Говоря о церковно-монастырском землевладении, особенно уместно учитывать значение духовных, религиозных факторов его роста. Речь долж­на идти о присущем средневековому мировосприятию (менталитету) пони­мании ценностей, тягостных религиозных переживаниях предстоящего и неотвратимого конца Света и Страшного суда. В новом учебнике по исто­рии средних веков А. Я. Гуревич и Д. Э. Харитонович пишут, что религиоз­ная мотивация многочисленных земельных, денежных, вещевых дарений церквам и монастырям отражала характерные для средневекового умона­строения духовные искания и устремления людей. Они искали небесного покровительства. Современный французский медиевист Жак Ле Гофф отме­чает: «Не сознавая ясно, сколь одержимы были люди средневековья жаждой спасения и страхом перед адом, совершенно невозможно понять их мен-тальность, а без этого неразрешимой загадкой остается поразительная не­хватка у них жажды жизни и стремления к богатству».

Людей русского средневековья беспокоили перспективы существования их души в ином, потустороннем мире. Они также надеялись на загробную встречу со своими умершими близкими. Дарения земли, денег, утвари в

русские монастыри нередко мотивировались выполнением воли усопших. Чувства родственные и религиозные были тесно связаны, на что обратил внимание один из первых исследователей средневековой религиозности вообще, русский медиевист Л. П. Карсавин. Он писал о том, что надежда на загробную встречу с умершими родственниками помогала средневековым людям понимать и преодолевать время, прорываясь в иную, трансцендент­ную реальность.

В отличие от митрополичьей кафедры (организации более политиче­ской), монастыри ближе стояли к самому человеку, всецело отвечая духов­ным запросам средневекового общества. Поэтому именно с ними была свя­зана важнейшая духовная потребность людей — забота о посмертном «устроении своей души». Укоренившиеся на Руси к XIV—XV вв. благочес­тивые традиции в конечном счете «боком вышли» для самого фонда вот­чинного землевладения, приведя его к критическому состоянию (к концу XV в., в 70—80-е гг. XVI в.). Всякий раз баланс феодального землевладения активно регулировался на Руси своевременным и эффективным вмешатель­ством государственной власти.

С середины XV в. и в дальнейшем, вплоть до секуляризации в 1760-е гг., крупнейшим корпоративным собственником в России был Трои-це-Сергиев монастырь. К концу XVI в. его земельные, промысловые и го­родские владения располагались в 40 уездах страны. Рост их продолжался и в первой половине XVII в. Троице в разные периоды подчинялось до трех десятков приписных обителей (как мужских, так и женских). Находились они в городах (Троице-Свияжский, Троице-Казанский монастыри) и в сель­ской местности. Имелись небольшие дочерние филиалы у Троицы в отдель­ных крупных селах. По структуре своей собственности (весьма внушитель­ный по размерам домен — до 11—12 % всей пашни в конце XVI в., земли приписных монастырей — до 20 % всей пашни в середине XVII в., служебно-условные земли) Троицкая корпорация вполне сравнима с крупнейшими кафедрами страны (Московской, Новгородской, Ростовской).

Кроме Троице-Сергиева, можно назвать такие богатейшие землей и кре­стьянами монастыри, как Кирилло-Белозерский, Спасо-Ярославский, Кост­ромской Ипатьев, Московский Симонов, Суздальский Спасо-Ефимьев и др. Основным питательным источником роста их латифундий в XV—XVII вв. были светские вотчины различного ранга (крупные, средние, мелкие). Име­ла значение и собственная хозяйственная инициатива корпораций, порой беззастенчивый захват ими земли у своих соседей. Сыграли свою роль вели­ко- и удельно-княжеские и царские пожалования монастырям из фонда го­сударственных (черносошных) и дворцовых (домениальных) земель, а также из числа конфискованных вотчин у светских лиц. Значение таких пожалова-

ний было особенно велико (по крайней мере, для Троицкого монастыря) в XV — первой половине XVI в., а в дальнейшем оно заметно снижается. Следует подчеркнуть большую роль монастырей в земледельческой колони­зации Северо-Восточной Руси в конце XIV— XVI в., а в XVII в. — в освое­нии и заселении Среднего Поволжья.

История монастырского землевладения в XV—XVII вв. показывает нам интенсивный процесс перераспределения земельной собственности между различными кругами господствующего класса — как светских, так и духов­ных феодалов. Одним из путей роста монастырского землевладения в XVII в. стала приписка более мелких и слабых обителей к крупным органи­зациям. В научной литературе она рассматривается как способ перераспре­деления земель и крепостных душ внутри обширной и весьма неоднородной церковной организации. Так, к Троице-Сергиевой корпорации в начале XVII в. были приписаны: Николо-Чухченемский монастырь в Холмогорах, Троице-Махрищский в Переяславском у., Троице-Авнежский в Вологод­ском у., Макарьева пустынь под Бежецком, Чердынский Богословский, Успенский Стромынский в Московском у., в 1660-е гг. — Богословский Холохоленский в Старицком у., в 1699—1700 г. — Троице-Белопесоцкий (близ Каширы), Троице-Астраханский и Николо-Песношский в Дмитров­ском у., а также многие другие более мелкие обители.

По итогам дворовой переписи 1678 г. 395 русских монастырей и собо­ров владели 98-ю тыс. дворов. Наиболее крупными из них являлись: Трои-це-Сергиев монастырь (свыше 21 тыс. дворов), Кирилло-Белозерский (5250 дв.), Спасо-Ярославский (4049 дв.). Вся церковная верхушка (патриарх и архиерейские кафедры) имела такое же количество дворов (свыше 18 тыс.), что один Троице-Сергиев монастырь. Регионами наибольшей концентрации церковно-монастырского землевладения в масштабе страны были Центр (Замосковный край) и Северо-Запад (Новгородчина). На Северо-Западе в вотчинах духовенства, по данным В. М. Воробьева и А. Я. Дегтярева, раз­мещалось более 30 % зависимого населения. Монастырское землевладение здесь росло и в первой , и во второй половине XVII в. В Поморье рост этот был заметно заторможен, поскольку правительство здесь в XVII в. неодно­кратно издавало запреты отдавать тяглые земли монастырям и вообще вся­ким беломестцам. Подробно исследовавший итоговые, сводные, документы переписи 1678 г., Я. Е. Водарский в своих работах показал сильную поляри­зацию духовных вотчин в России к концу XVII в. 29 % монастырей имели 92 % тяглых дворов, тогда как 71 % монастырей имел лишь 8 % дворов зависимого населения. Таким образом, на протяжении XVII в. происходила сильная концентрация земли и дворов в руках небольшой группы крупных и крупнейших духовных феодалов России.

Вопросы и задания

1. Как вы понимаете «корпоративность» монастырского землевладения? Почему эта черта оказалась наиболее приложимой к общежительным мона­стырям?

2. Для монастырей не существовало традиций наследственного раздела их вотчин (в силу самого профиля данных учреждений). Как это способст­вовало развитию монастырского землевладения?

3. Выше вам уже предлагалось проанализировать духовную грамоту новгородского боярина Остафия Ананьевича Своеземцева 1397—1409 гг. Обратитесь к ней еще раз и найдите в тексте упоминания о дарениях в поль­зу церкви. Чем они мотивированы?

4. Познакомьтесь с еще одной духовной грамотой — кн. И. Ф. Судского 1545/46 г. (Сборник документов по истории СССР. М., 1972. Вып. III. С. 25—28). Составьте структуру земельных дарений князя монастырям. Чем эти дарения мотивированы?

5. В теоретической статье Л. В. Милова «О российском типе феода­лизма» говорится, что масштаб церковно-монастырского земле-и душевладения в России был гипертрофированно велик. С отмеченной гипертрофированностыо был связан воплощаемый в церкви синкретизм социокультурных, религиозно-идеологических функций. Такая роль угото­вана церкви именно в обществе с низким уровнем совокупного обществен­ного продукта. Как вы относитесь к этому наблюдению ? Можно ли его использовать при доказательстве глубокой традиционности российского общества не только в XVII в., но и в последующие столетия нашей истории?

* * *

Важной стороной внутренней политики Русского государства в XVI—XVII вв. стало ограничение роста монастырского землевладения. Рост этот затрагивал интересы всех слоев русского средневекового общества, поэтому государство никак не могло оставаться к нему без­участным. В сфере межфеодальных отношений по вопросам землевладения регулирующая роль государства в XVI—XVII вв. выразилась самым опре­деленным образом.

При Иване III было принято, а при Василии Ш и Иване IV повторено уложение, запрещавшее служилым феодалам передавать свои вотчины в монастыри «без государева ведома и доклада». С середины XVI в. закрепля­ется практика обязательной регистрации всех земельных сделок (в том чис­ле и с монастырями) в книгах Поместного приказа. Поскольку в числе по­ступавших в духовные обители вотчин были родовые, государство активно

контролирует сам институт (а он принадлежал к обычному праву землевла­дельцев) родового выкупа. По упомянутому обычному праву такой выкуп допускался в течение 40 лет после совершения сделки. Возвращать отчуж­денные вотчины в род могли только те родичи, которые были поименно названы в соответствующих документах (данных, вкладных, духовных гра­мотах). Одновременно государство иногда шло на нарушение канонического права неотчуждаемости церковных земель и конфисковывало их у мона­стырей. Чаще всего это, правда, сопровождалось денежными компенсация­ми обителям со стороны правительства. Но даже и такие изъятия вызывали серьезное недовольство у церковников, были причиной напряженности цер-ковно-государственных отношений.

В 1572 г. был принят приговор, выделявший «богатые монастыри, у ко­торых земли много», и «бедные монастыри» (малоземельные). Первым за­прещались новые земельные приобретения, вторым они разрешались. За­преты были повторены и в уложениях 1580 и 1584 гг., однако рост монастырского землевладения, вопреки им, все равно продолжался. После «смуты», в 1622 г., правительство принимает указ о закреплении за мона­стырями купленных и вкладных после 1580 г. вотчин, если на них не посту­пило челобитья о выкупе до 1612 г. Такие земли признавались застаревши­ми за монастырями «многими леты». Нередкая непоследовательность самого государства в курсе ограничения роста монастырского землевладе­ния, сильная нужда светских феодалов в деньгах, которые они могли полу­чить у монастырей, — вот причины, объясняющие трудности проведения данной политики в XVI—XVII вв. Затруднялась реализация важного прин­ципа правительственной политики в отношении монастырей — замены в них земельных вкладов денежными. Недостаток товарно-денежного обра­щения не позволял реализовать этот принцип в полной мере.

Государство предпринимало попытки ограничить и рост городского дворовладения крупнейших духовных корпораций. В 1624 и 1634 гг. при­нимались указы, запрещавшие посадским людям отдавать свои дворы и лавки монастырям. Сложнее было проконтролировать расширение город­ских владений монастырей за счет вкладов светских феодалов, когда город­ские дворы поступали одновременно и в составе с сельскими вотчинными комплексами («двор к селу» — эта «дихотомия» была присуща и крупным, и средним светским вотчинам). В городах монастыри также возводили це­лые слободки (группы из 15—20 и более дворов) на своих дворовых местах, формировали здесь торгово-ремесленное население, переманивали к себе тяглых посадских людей в «закладчики». Не случайно в Соборном Уложе­нии 1649 г. важное место заняла проблема «белых слобод» и вновь повто­рился запрет монастырям приобретать земли.

Вопросы и задания

1. Вновь вам предлагается обратиться к Соборному Уложению 1649 г. В его XVII главе («О вотчинах») найдите распоряжения относительно церковно-монастырского землевладения (А. С. Нагаев. Практикум. Вып. 2. С. 37—38). Как в кодексе проведен принцип замены земельных вкладов денежными? Какие случаи вмешательства государства в отношения земле­владельцев и церкви предусматриваются? О чем говорит такое вмешатель­ство?

2. В главе XIX («О посадских людях») Уложения 1648 г. найдите весьма решительные распоряжения относительно городских владений церкви и монастырей. Как вы понимаете их смысл? Что такое «белые слободы» и в чем заключалась, таким образом, посадская реформа 1649—1652 гг.?

Дата добавления: 2014-10-14; просмотров: 818; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!