Многополюсная система

Характеристики многополюсного мира:

• противодействие любому другому участнику, который стремится быть лидером;

• стремление к усилению собственной позиции или недопущение ее ослабления (осуществляется путем переговорных процедур, но, если необходимо, и силовыми методами;

• даже в случае противоборства стремление к тому, чтобы не допустить дестабилизации системы.

В целом при многополярности мира имеется сопоставимость потенциалов нескольких стран, а при однополярном мире одно из государств находится в значительном отрыве от других. Таким образом, рассуждения о полярности мира при всей вариативности предлагаемых конкретных схем традиционно строятся на следующих основных посылках:

• полюсом является государство (негосударственные акторы при рассмотрении вопроса о полярности мира обычно не принимаются во внимание);

• мощь полюса определяется, прежде всего, его военно-политическими характеристиками. Лишь в последние годы стал учитываться и экономический фактор;

• обычно при рассмотрении полюсов выделяются три группы государств: сверхдержавы, средние государства и малые страны;

• идеи полярности мира в классическом варианте ориентированы главным образом на концепцию реализма и неореализма.

Исследователи, которые работают в неореалистической традиции, продолжают обсуждать вопрос о том, какая конфигурация на мировой арене оказывается наиболее стабильной. Эти авторы не соглашаются с тем, что современный мир переживает качественные изменения. Например, Роберт Гилпин исходит из того, что, несмотря на существенные перемены, связанные с экономическим, технологическим и прочими направлениями развития, в глобальном плане мир не изменился, и свидетельство тому — продолжающиеся войны.

Противоположная точка зрения сводится к тому, что исходные положения рассмотрения полярности в рамках государственно-центристской (Вестфальской) модели мира были более или менее адекватными, пожалуй, до конца ХХ столетия, т.е. до того момента, когда, с одной стороны, военно-политический фактор играл доминирующую роль и определял мощь государства на мировой арене; с другой — до тех пор, пока не стали еще активно действовать новые, негосударственные акторы. Такие системы международных отношений, как «Европейский концерт», Версальско-Вашингтонская и даже Ялтинско-Потсдамская, действительно отражали международные реалии того времени.

Если во времена расцвета государственно-центристской модели мира экономический и военно-политический потенциал государства совпадали, то в конце ХХ столетия экономический фактор стал самостоятельным. Это проявилось, например, во время энергетического кризиса 1970-х годов, когда страны Запада, обладающие значительно большими военно-политическими возможностями, оказались вынужденными вести переговоры со странами ОПЕК. Не случайно и сегодня, даже исследователи, которые склонны рассуждать в рамках государственно-центристской модели мира с ее возможными полюсами, отмечают роль экономического фактора, называя Японию в качестве одного из центров, несмотря на то, что эта страна не располагает мощным военно-политическим потенциалом.

Будет ли экономический фактор определять мощь «полюсов» ХХI в., сказать трудно. Возможно, появятся иные показатели, в частности уровни развития и использования новых технологий, а также образования; политическая активность на мировой арене.

Безусловно, в ближайшей перспективе государства останутся наиболее значимыми «полюсами» мирового развития. Поэтому исследователи, придерживающиеся неолиберальной традиции, говорят о нескольких уровнях полярности при рассмотрении межгосударственных отношений. Так, Дж. Най выделяет три таких уровня. Первый — относится к силовой сфере, и здесь США доминируют. Второй — к экономической. На этом уровне существуют три основных центра: США, Западная Европа и Япония. Наконец третий — уровень транснациональных отношений. Другие авторы особое внимание уделяют этому транснациональному уровню, который развивается бурными темпами и формирует «центры» в той или иной области (финансовой, научно-технической и т.п.) — транснациональные корпорации, финансовые институты, отдельные города (например, Лондон) или регионы (в частности, Южная Калифорния).

Принимая во внимание сложность в многоуровневость современного мира, наверное, точнее будет говорить не о многополярности мира, где полюсом выступает государство, а о его полицентричности, где полюса являются качественно различными и находятся на разных уровнях.

Американский исследователь Д. Розенау пишет, что политическая структура мира ХХI в. будет напоминать, скорее, сеть по типу Интернета, с множеством узлов и сплетений — государственных, межгосударственных, негосударственных и смешанных по своей природе. Это пока очень неопределенная структура, но уже сейчас, согласно Дж. Розенау, само понятие «международные отношения» утрачивает прежний смысл. Для описания нового феномена он предлагает использовать термин «постмеждународные отношения». Однако пока, как подчеркивает Дж. Розенау, наряду с системами, в которых активно действуют негосударственные и надгосударственные акторы, образующие «полицентричный мир», где центрами выступают различные государственные и негосударственные акторы, существует и «государственно-центричный мир».

На необходимость учета не только государств, но и негосударственных акторов при описании политической структуры мира обращают внимание и другие исследователи. Например, С. К. Гаджиев считает, что «восхождение многополярного миропорядка с его государственными и негосударственными акторами значительно сузило, если не исключило, возможность сохранения или выдвижения какого-либо государства в качестве супердержавы, способной единолично контролировать положение дел в мире. К этому, наверное, следует добавить, что все меньшему не только единоличному контролю того или иного государства будут подвергаться политические процессы мира, но и группы государств. Потребуется сложный механизм согласования интересов различных акторов. Иными словами, речь, возможно, пойдет об уходе в прошлое классической системы международных отношений как исключительно межгосударственных отношений и замене ее другой».

Идея полицентричного мира, построенного по «сетевому типу» (т.е. такого, где множество центров увязаны в сеть), интенсивно развивается некоторыми авторами, занимающимися процессами глобализации, в том числе шведским ученым О. Е. Андерссоном.

Сетевая модель, разрабатываемая О. Е. Андерссоном и его коллегами в книге «Ворота в глобальную экономику», относится, правда, в большей степени к экономической сфере, хотя сам принцип, лежащий в ее основе, гораздо шире. Он предполагает рассредоточение производственных, образовательных, научных, финансовых и других структур по земному шару с одновременным их «пересечением» на небольших территориях, образующих межсетевые узлы, которые являются «воротами» в глобальный мир. В результате разные географические образования (города и небольшие территории) по-разному «вписываются» в мир «пост-Вестфальской» эпохи. Одни из них, в том числе Нью-Йорк, Лондон, Токио, Большой Вашингтон, Южная Калифорния, Франкфурт, Милан, Майами, Ванкувер, Сингапур и др. оказываются на «передовом крае» глобализации и нового мироустройства. При всем разнообразии и специфике названных территорий их объединяет то, что как раз в них и происходит «завязывание» пересечение межсетевых узлов — финансовых, научных, культурных и ряда других, связанных с коммуникациями, информацией, знаниями, образованием, т.е. атрибутами постиндустриального мира.

Межсетевые узлы могут быть и национального, и регионального масштабов. Например, Париж, по мнению Т. П. Лакшманана, Д. Е. Андерссона, К. Сасаки, не попадает, по крайней мере, на сегодняшний день, в число «городов-ворот» в глобальный мир, оставаясь пока на национальном уровне. Они пишут, что «Париж, несомненно, процветающий город, связанный с глобальной экономикой лучше всех других французских регионов, но это все же, скорее, ворота Франции в Европу, чем европейские ворота в мир».

«Территории-ворота» задают стандарты, которым, по мере своих возможностей, вынуждены следовать остальные территориальные образования. Одновременно они предъявляют крайне высокие требования к человеку, требуют от него высочайшего напряжения со всеми последствиями. При этом другие территории (индустриальной эпохи) не исчезают вовсе, как и сама индустриальная система. «Она, — замечают российские авторы А. Е. Кузич и В. В. Петров во вступительной статье к российскому переводу книги Ворота в глобальную экономику, — функционирует, как и ранее, но уже, будучи менее финансово привлекательной и, главное, менее стационарной в географическом распределении».

Модель «территорий-ворот» позволяет провести некую аналогию с той ролью, которую играли города-полисы в древнем мире и итальянские города в средневековье как своеобразные «единицы» взаимодействия. Одновременно модель «ворот-территорий» является неким антиподом геополитики, хотя и в том, и в другом случаях большое значение придается именно территориальному фактору. Однако в рамках геополитики во главу угла ставится как раз целостная территория национальных государств. Тем самым геополитическая модель в отличие от модели «ворот в глобальный мир» остается в рамках Вестфальской системы мира.

Существует множество предположений относительно глобального политического перехода, или транзита. Этот «глобальный транзит» описывается по-разному: как эпоха неопределенности, вероломности. Дж. Розенау использует метафору из физики, называя это периодом турбулентности и особо выделяя «точку бифуркации» (в которой последующее развитие может идти в совершенно различных направлениях).

В этот период закономерности перестают действовать с той очевидностью, как прежде. В результате ситуация оказывается плохо предсказуемой, с разными возможными исходами. Нарастает напряженность, привычные отношения трансформируются, что нередко приводит к параличу процессов принятия решений и т.п. Причем сама политическая ситуация развивается крайне быстро.

Это тот период, когда происходит действительно качественная трансформация, меняющая суть системы как внутриполитического, так и внешнеполитического устройства мира. Подобный переход по глубине изменений можно сравнить с процессом формирования Вестфальской системы мира. Кстати сказать, в этом плане интересную параллель между серединой XVII в., когда сформировалась Вестфальская модель мира, и концом ХХ — началом ХХI столетия проводят некоторые исследователи. К. Холсти замечает, например, что в первом случае Европа, будучи единой по культурным, цивилизационным параметрам (после разрешения конфликта между протестантами и католиками), оказалась политически разделенной. А во втором, при крайнем усилении экономической интеграции, мир в политическом отношении представляют более чем 180 отдельных государств. Если, сопоставляя эти два исторических процесса, принять во внимание, что сейчас идет речь о создании политической структуры мира не только на одном континенте, как было тогда, а действительно во всемирном масштабе, то становится очевидным, что сам переход оказывается куда более значительным и сложным.

Еще большую степень сходства обнаруживают Ч. Кегли и Г. Раймонд в книге «Изгнание призрака Вестфалии», вышедшей в 2002 г. Они определяют середину ХУ и конец ХХ в. как поворотные точки в истории, когда одни модели международного взаимодействия сменяются другими. Для обоих периодов характерны изменения в политической жизни, появление многих новых проблем. Для того и другого периодов типичны и «столкновение цивилизаций» и столкновение моральных ценностей, и столкновение взглядов. И тогда и сейчас наблюдается также распад больших национальных образований на более мелкие и т.д.

Процесс «глобального перехода» в различной степени и по-разному охватывает разные страны и регионы. Где-то в большей степени осознаются объективные процессы, протекающие в современном мире, где-то — в меньшей. Этот период крайне противоречив, что выражается в явлении, которое можно назвать парадоксом переходности. С одной стороны, продолжают действовать старые закономерности и нормы, с другой — одновременно появляются новые. В современных условиях «парадокс переходности» имеет две составляющие — Вестфальскую и Ялтинско-Потсдамскую (как часть Вестфальской, связанную с взаимодействием на мировой арене).

Вестфальская составляющая парадокса проявляется в противоречиях процесса изменения государственного суверенитета (утраты одних и появления новых функций), роли неправительственных акторов, а также растущей взаимозависимости. Прозрачность границ и обусловленная этим взаимозависимость побуждают государства все активнее реагировать на происходящие в других странах события, особенно если они связаны с конфликтами. Одновременно вмешательство во внутренние дела, ограничение суверенитета извне (в этом отношении примечателен кризис в Косово и его разрешение НАТО с помощью силовых методов) вынуждает другие государства (в том числе и те, в отношении которых не было применено насилие) любыми способами его «охранять». Это может принимать самые разнообразные и весьма опасные формы. Например, побуждать неядерные государства к развитию программ по разработке и производству собственного ядерного оружия. В более «дешевом» варианте они могут ориентироваться на использование химического оружия.

Ялтинско-Потсдамская составляющая «парадокса переходности» связана с изменениями в межгосударственном взаимодействии после окончания холодной войны. Прежде всего речь идет о биполярности, которая сформировалась после Второй мировой войны и стала неким «стержнем» после военной системы международных отношений. В то же время с исчезновением биполярности остались многие элементы прежней системы, в том числе закрепленные международными договорами, что является неким стабилизирующем фактором современных международных отношений. В этом смысле Ялтинско-Потсдамская система шире чисто биполярного миропорядка.

Более сложная проблема в другом. Прежде все крупнейшие войны завершались переговорами о новом международном устройстве мира (так были образованы «Европейский концерт», Версальско-Вашингтонская, Ялтинско-Потсдамская системы международных отношений). В конце ХХ в. этого не произошло. По результатам холодной войны переговоров не было. Причина — в сложности определения того, какими эти переговоры должны быть; с какой повесткой; кто участники; в какой форме и как учитывать интересы негосударственных акторов, обладающих значительным экономическим и политическим весом? К сожалению, никто сегодня не готов ответить на эти вопросы.

Дата добавления: 2014-03-04; просмотров: 811; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!