Лекция №16

Т

Стрелки показывают на взаимодействие аспектов; система язы­ка служит базой для речи; акты говорения порождают тексты, рас­считанные на восприятие и понимание; новые явления, возникаю­щие в речевых актах и отлагающиеся в текстах, входят затем в сис­тему языка; в языке наблюдается постоянное взаимодействие меж­ду инвентарем речи и грамматикой.

3. Новым импульсом для разработки проблемы соотношения язы­ка и речи явилась концепция Э. Косериу ("Синхрония, диахрония и история").

В соответствии с традицией, Э. Косериу различает язык и речь. Последняя — функция индивида. В языке ученый выделяет систе­му и норму. Система — это система возможностей, координат, по­казывающих возможности того, как можно сказать, чтобы быть понятым в данном языковом коллективе. Норма соответствует тому, что по традиции говорится в указанном социуме.

Как правило, маленькие дети сначала осваивают систему языка, поэтому взрослые их прекрасно понимают и умиляются словотвор­честву. Такого рода факты собраны в книге К. И. Чуковского "От двух до пяти". После пяти дети овладевают нормой.

Например, ребенок говорит: "Кузнец — это папа, кузница — мама, а кузнечик — их сыночек". Кузнец — существительное муж­ского рода, так что вполне может быть папой. Кузница имеет суф­фикс —иц-, омонимичный ему суффикс указывает на самку (львица,

тигрица, орлица и т. п.); в слове кузнечик можно выделить суффикс, омонимичный суффиксу, указывающему на детеныша (птенчик).

Таким образом, интерпретация малыша в принципе укладыва­ется в систему языка, но не соответствует норме.

Концепция Э. Косериу имеет целый ряд практических выходов.

Во-первых, система языка показывает пути для развития сво­их подсистем. Так, например, в системе корреляции звонких и глухих согласных русского языка оказалась незаполненная клет-ка: [б] [д] [в] И И []

С принятием христианства и проникновением в русский язык грецизмов со звуком [ф] эта пустая клетка заполнилась.

Знание и учет системы языка необходимы при словотворчестве: всякий окказионализм должен быть построен в соответствии с мо­делями, существующими в данном языке, и из морфем данного язы­ка. Так, например, по модели греческого ипподром (гиппос — ло­шадь) легко образовались велодром, танкодром и даже космодром; по модели телескопического словообразования (из словосочетания получается одно слово с суффиксом -к-) получились открытка (из открытого письма), духовка (духовой шкаф), оборонка (оборонная промышленность), в последние годы — маршрутка (маршрутное такси) и многие другие. Указанные модели стали продуктивными в русском языке.

Процессы, рассмотренные в аспекте концепции Э. Косериу, вхо­дят в сферу речевой деятельности.

Таким образом, предметом языкознания является человеческий язык как конкретно-историческая норма. Все остальные стороны языка определяются этой действительной его основой. Обособле­ние тех или иных сторон языка, методическое их разделение необ­ходимо постольку, поскольку оно способствует прямо или опосре­дованно познанию основного качества языка.

Несмотря на то, что дихотомия "язык — речь" рассматривается многими лингвистами как одно из крупнейших достояний совре­менного языкознания, в этом вопросе еще очень много неясного и недоработанного. 192

Язык и мышление

1. Проблема взаимосвязи языка и мышления.

2. Когнитивная лингвистика.

3. Отражательная функция языковых единиц.

4. Теория языковой относительности. Этнолингвистика.

5. Неогумбольдтианство.

1. Взаимосвязь языка и мышления относится к самым сложным, самым актуальным проблемам не только языкознания, но и логики, психологии, философии. Эта сложность проблемы обусловлена, прежде всего, сложностью и противоречивостью природы и мыш­ления, и языка.

Будучи необходимым атрибутом человека, оба явления сочета­ют в себе социальное и биологическое, что соответствует двойствен­ной природе человека. С одной стороны, и язык, и мышление пред­ставляют собой порождение мозга человека как homo sapiens, с дру-дой стороны, и язык, и мышление являются социальными продук­циями, поскольку сам человек — явление социальное.

Центры, которые руководят мыслительной деятельностью чело-!Ка, расположены в мозговой коре левого полушария. В зависимо-[ от специфики умственной деятельности человека его мышле-; может протекать в разных зонах коры головного мозга. Так, ример, с правым полушарием связано чувственно-образное, кон­ное мышление, а с левым, где расположены речевые зоны, — эактное мышление. В задних отделах больших полушарий осу-лется восприятие, переработка и сохранение информации. ^Зона Брока, находящаяся в заднем отделе нижней лобной изви-■вы, руководит устной речью. Зона Вернике, располагающаяся в ой височной извилине, обеспечивает восприятие и понимание

устной речи. Теменно-затылочная часть левого полушария руково­дит логико-грамматическими связями, обеспечивает соблюдение се­мантики речи.

Именно в единстве социального и индивидуально-биологичес­кого проявляется наиболее общая специфика и языка, и мышления.

Каким же образом взаимосвязаны язык и мышление?

Л. С. Выготский писал о том, что решение проблемы отношения между языком и мышлением (отношения слова и мысли) "колеба­лось всегда постоянно — от самых древних времен и до наших дней — между двумя крайними полюсами, между отождествлени­ем и полным слиянием мысли и слова и между столь же метафизи­ческим, столь же абсолютным, столь же полным разрывом и разъе­динением".

Отождествление языка и мышления (нужно отметить, что оно происходит далеко не всегда в явной форме) логически приводит к снятию проблемы вообще: вопрос о связи языка и мышления объяв­ляется псевдо проблемой и вообще устраняется из поля зрения ис­следования.

Полное же разъединение и противопоставление языка и мышле­ния как независимых и лишь внешне связанных явлений, рассмот­рение слова как внешнего выражения мысли, ее одеяния — только "разрубает узел, вместо того, чтобы развязать его", так как в этом случае связь языка и мышления рассматривается как нечто в такой степени механическое, что возможно пренебречь ею при рассмот­рении обоих.

Правильным подходом к данной проблеме будет тот, который исходит из очевидного факта — наличия сложной взаимосвязи меж­ду языком и мышлением. В самом общем виде она представляется следующим образом: основу выражаемого в языке содержания об­разуют мысли, именно через мышление, через отражательную дея­тельность человеческого мозга, языковые единицы могут соотно­ситься с предметами и явлениями объективного мира, без чего не­возможно было бы общение между людьми при помощи языка. С другой стороны, в звуковых комплексах того или иного языка, ко­торые выступают как материальные сигналы элементов объектив-194

ного мира, отражаемых в мышлении, закрепляются результаты по­знания, а эти результаты служат базой дальнейшего познания.

Однако один этот постулат еще не решает всей проблемы. Отно­шение между языком и мыслью (сознанием) входит в более широ­кую проблему — проблему соотношения трех звеньев: язык — мышление — объективная действительность.

Принято рассматривать сознание и мышление. Словари опреде­ляют их так: "Мышление — способность человека мыслить, рас­суждать, делать умозаключения, особая ступень в процессе отра­жения сознанием объективной действительности" ("Большой тол­ковый словарь русского языка", Санкт-Петербург, 1998, с. 567); "Со­знание — 1. Человеческая способность воспроизведения действи­тельности в мышлении...; 2. Восприятие и понимание окружаю­щей действительности, свойственное человеку; мыслительная дея­тельность, ум, разум" (там же, с. 2230).

Сознание вторично по отношению к бытию, оно отражает объективную действительность. В языке через мышление также отражается мир вещей и явлений, познанных человеком. Мышле­ние, за исключением его практически действенного вида, имеет психическую, идеальную природу, между тем как язык — это яв­ление по своей первичной природе физическое, материальное, хотя, благодаря теснейшей взаимосвязи с мышлением, имеет и аспект идеальности. Прямого соответствия между единицами мышления и соотносительными с ними единицами языка нет: в одном и том же языке одна мысль или ее компоненты — понятия и представления — могут быть оформлены разными предложе­ниями, словами или словосочетаниями. Одни и те же слова могут -;\ быть использованы для оформления разных понятий и представ-й. лений. Кроме того, служебные, указательные и подобные слова ^g вообще не могут обозначать понятий или представлений, а, на­пример, побудительные, вопросительные предложения рассчита­ны только на выражение волеизъявлений и субъективного отно­шения говорящих к каким-либо фактам.

Таким образом, различия между языком и мышлением состоят в - следующем:

1. Мышление характеризуется определенной самостоятельно­
стью: оно может создавать понятия и воплощать их в обра­
зы, которые не имеют соответствующих конкретных пред­
метов и явлений действительности (домовой, русалка и т. п.)

2. Язык — материально-идеальное явление, мышление идеально.

3. Язык — явление национальное, мышление интернационально.

4. Строение и законы развития мышления и языка не совпадают.
Так, например, основными единицами языка являются фоне­
мы, морфемы, лексемы, словосочетания, предложения; основ­
ными единицами мышления являются понятия, суждения и умо­
заключения. Не совпадают логические и лингвистические ка­
тегории и т. п.

Роль языка в процессе познания сводится к следующему:

1. Язык закрепляет результаты познавательной деятельности.
А. А. Потебня справедливо отмечал, что "язык относится ко
всем другим средствам прогресса как первое и основное".

2. Язык является основным инструментом познания. Усваивая
язык, человек овладевает и основными формами и законами
мышления. Вместе с тем язык дал возможность человеку вый­
ти за пределы непосредственных чувственных восприятий,
которые для животных являются основным источником ин­
формации об окружающей действительности. Не все, напри­
мер, видели айсберг или лианы, но знают, что это такое на
основании того, что читали в книгах или словарях.

С помощью языка человек не только получает обобщенные зна­ния, а и разделяет явления действительности на составные элемен­ты, классифицирует их. Расчленение явлений действительности осу­ществляется при помощи дискретных единиц — слов, а классифи­кация — как при помощи слов (родо-видовые отношения и т. п.), так и с помощью грамматических форм (части речи, суффиксы и т. д.).

2. Когнитивная лингвистика — новая гибридная наука, возник­шая на стыке когнитологии (науки о знаниях), когнитивной психо­логии (психологии познания), психолингвистики и лингвистики, и изучающая механизмы знания языка и механизмы представления знаний в языке.

Отметим, что когнитивная лингвистика возникла во второй по­ловине XX века, до ее появления общепринятого названия науки, изучающей взаимосвязь языка и мышления, не было, проблема рас­сматривалась с позиций разных наук (философии, психологии и др.), тем не менее В. И. Кодухов пишет о менталингвистике (от лат. mens, mentis — ум, разум), С. Д. Кацнельсон — о контенсивной лингвис­тике (от лат. kontentum — утвержденный) и т. п.

Когнитивная лингвистика возникла в первой половине семиде­сятых годов XX века, ее возникновению предшествуют исследова­ния, связанные с изучением языка и мышления, процессов позна­ния и др. Базой для формирования когнитивной лингвистики яви­лись труды В. фон Гумбольдта, О. Есперсена, Л. Ельмслева, И. А. Бо-дуэна де Куртенэ, И. И. Мещанинова, Ш. Балли и др.

Первый центр когнитивных исследований был организован в Гар­вардском университете в 1960 году психологами Дж. Миллером и Дж. Брунером. В 1975 году в названии статьи Дж. Лакоффа и С. Томпсона (Беркли, США) появляется термин "когнитивная грам­матика". В 80-е годы когнитивная лингвистика утвердилась в евро­пейской лингвистической традиции.

В СССР когнитивная лингвистика вошла в научный обиход в свя­зи с публикацией сборника "Новое в зарубежной лингвистике". (Ког­нитивные аспекты языка. Вып. XXIII, 1988 г.) с вступительной стать­ей В. И. Герасимова. Важным явлением в становлении новой науки явился выход в свет в 1996 году "Краткого словаря когнитивных тер­минов" авторов Е. С. Кубряковой, В. 3. Демьянкова, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузиной.

Когнитивная лингвистика в отечественном языкознании была воспринята с позиций значительного потенциала психолингвисти­ки, исследований порождения, восприятия речи, памяти, онтогене­за речевых процессов, а также научных достижений семасиологии и ономасиологии.

Задачи когнитивной лингвистики следует определить как попыт­ку понять следующее:

1. Роль языка в процессах познания и осмысления мира.

2. Языковые знания в процессах получения, переработки и пе­
редачи информации о мире.

3. Процессы концептуализации и категоризации знаний, опи­
сание средств и способов языковой категоризации и концеп­
туализации констант культуры.

4. Описание системы универсальных концептов, организующих
концептосферу и являющихся основными рубрикаторами ее
членения.

5. Проблема языковой картины мира.

3. Семантическая содержательная сторона языковых единиц об­ладает отражательной функцией. Уже в процессе номинации наши древние предки познавали предмет и результаты этого процесса воп­лощали в названии данного предмета. Не случайно А. А. Потебня, А. Шлейхер и др. говорили о творческом характере первоначаль­ной речи (например, рассуждения А. А. Потебни о подснежнике). В ходе исторического развития значения единиц языка преврати­лись в типовые знания, известные всем говорящим на данном язы­ке и используемые как средство оформления и передачи конкрет­ной мысли.

Среди языковых значений различают лексическое и граммати­ческое.

Лексическое значение свойственно отдельному слову, грамма­тическое значение — классу слов. Грамматические значения явля­ются способом представления лексического значения. Так, поня­тие цвета не может существовать вообще, оно существует как при­знак (голубой, синий), предметность (голубизна, синева), действие (голубеть, синеть) и т. д.

Средства и способы выражения категорий мышления различны в разных языках. Например, в славянских языках грамматические средства выражения категории формы не развиты, для этого исполь­зуется достаточно богатая лексика. Напротив, в одном из языков индейцев Америки навахо глаголы, обозначающие действия с пред­метами, меняют свою морфологическую структуру в зависимости от того, на какого рода предметы направлено действие: есть формы глаголов, соответствующие круглым, тонким предметам, длинным гибким предметам, длинным жестким предметам и т. д.

По своим формам и функциям различаются мыслительные и язы­ковые операции.

Если мыслительные операции направлены на познание действи­тельности и достижение истины, то языковые операции направле­ны на формирование мысли, эмоционального, волевого и т. п. зна­ния, на точную и выразительную их передачу.

Логические формы мышления в принципе всеобщи, универсаль­ны, языковые формы абсолютно национальны. Языковые значения общеизвестны, народны, без них невозможно ни понимание, ни пе­редача сообщения.

Как утверждает В. И. Кодухов, знания, отраженные в языке, и знания, передаваемые при помощи языка, не идентичны. С точки зрения актуальности для выражения и передачи сообщений, языко­вые значения делятся на формальные и содержательные.

Формальные языковые значения служат пониманию, т. к. они организуют форму мысли и структуру высказывания.

Содержательные значения организуют конкретную мысль для выражения и передачи сообщения, нового знания.

Формальность и содержательность в различной степени прояв­ляются у всех видов языковых значений. Так, например, значение рода может быть формальным (стол, черный, лежало и т. п.) и со­держательным (учитель — учительница). И формальное, и содер­жательное значения в большой степени реализуются в контексте.

Таким образом, отражательная функция языка проявляется не только в контекстной обусловленности языковых значений, но и в отражательной природе самих языковых значений.

4. Гипотеза лингвистической относительности — концепция, со­гласно которой структура языка определяет структуру мышления и способ познания внешнего мира. Эта гипотеза разработана в 30-х годах XX века в США Э. Сепиром и Б. Л. Уорфом в рамках этно­лингвистики.

Возникновение этнолингвистики вызвано изучением языков и культуры американских индейцев. Э. Сепир и Б. Л. Уорф пришли к выводу о возможности глубокого влияния языка на становление и развитие мировоззренческих категорий.

Рассмотрим, как формировалась данная гипотеза.

Бенджамен Ли Уорф окончил Массачусетский технологический институт и более 20 лет (до самой смерти), работая инженером по

технике пожарной безопасности, в часы досуга занимался историей и археологией ацтеков и майя, с увлечением изучал языки индейцев Америки. Уорф всю жизнь собирал материал о том, как язык влияет на мышление. Его внимание привлекли такие, например, факты.

В русском языке есть два слова для обозначения близких цве­тов — голубой и синий; в бретонском, корейском, японском, вьет­намском языках два цвета (синий и зеленый) обозначались одним словом.

В языке индейцев хопи есть слово, которое применимо к любо­му летающему предмету, кроме птиц, т. е. и к насекомым, и к летчи­ку, и летучей мыши.

В суахили (Африка) одним и тем же словом называется паровоз, поезд, автомобиль, вагон, телега, карета, тачка, детская коляска и др.

С другой стороны, в одном из меланезийских языков (Океания) есть 100 специальных названий для 100 разновидностей банана. В языке саами (Кольский полуостров) есть 20 слов для обозначе­ния льда, 11— для обозначения холода, 26 — для обозначения мо­роза и таяния.

Основываясь на подобных фактах, Уорф пришел к выводу о том, что мы расчленяем природу в направлении, подсказанным нашим родным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные катего­рии и типы совсем не потому, что эти категории и типы самооче­видны. Напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопичес­кий поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит, в основном языковой системой, хранящей­ся в нашем сознании.

Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы — участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию.

Под "соглашением" подразумевается общепонятный язык, ста­ло быть, оно имеет силу для людей, говорящих на одном языке, для определенного речевого коллектива. Б. Л. Уорф полагал, что такое "расчленение" действительности языком определяет пути и спосо­бы ее познания. Мало того, он утверждал, что оно влияет на осо­бенности деятельности человека, говорящего на данном языке.

Ученый пишет: "В той или иной ситуации люди ведут себя соот­ветственно тому, как они об этом говорят". Этот тезис опровергает­ся многочисленными жизненными фактами. Так, например, в экст­ремальных ситуациях люди в принципе ведут себя одинаково: хва­тают детей, документы и стремятся спастись, а если кто-то кого-то пытается спасти, а кто-то другой — вытолкнуть из средства спасе­ния, то это зависит от человеческих качеств терпящих бедствие, а не от языка, на каком они говорят. Примером может служить ги­бель "Титаника", цунами в Таиланде и др.

Б. Л. Уорф был бы прав, если бы все люди были маленькими детьми и верили всему сказанному, а не руководствовались в своей деятельности, в том числе и в познании, не тем общественным опы­том, который связан в сознании каждого человека со словом — "яр­лычком", а только одним "ярлычком". На самом деле, по традиции, вслед за нашими далекими предками, мы говорим "солнце встает", "солнце садится", хотя прекрасно знаем, что указанные явления — следствие вращения Земли. В то, что солнце, как человек, встает или садится, может верить лишь ребенок или крайне несведущий человек.

Б. Л. Уорф делает очень распространенную ошибку: он забыва­ет о том, что все, что есть в языке и может быть осознанно, дей­ствительно осознается в процессе речи, т. е. в процессе высказыва­ния мы не пытаемся этимологизировать (не думаем о том, что окно связано с оком, а кольцо с кругом и т. п.), не задумываемся над каж­дым словом. Более того, когда мы делаем нашу речь предметом вни­мания, то обязательно отвлекаемся от той мысли, которая только что была высказана, и, так сказать, начинаем анатомировать речь, умерщвляя ее. Характерен в этом отношении образ сороконожки (А. А. Потебня): если бы она каждый раз думала, с какой ноги на­чать двигаться, она бы никогда не двинулась с места. И наоборот, если мы мыслим при помощи языка, то уже не в состоянии осоз­нать отдельные языковые элементы.

Нельзя согласиться с Б. Л. Уорфом в том, что он говорит о влия­нии языка на способ "расчленения мира". Это может быть верно только для каждого носителя языка в отдельности. Конечно, юный

островитянин из Океании узнает о существовании 100 видов бана­на благодаря языку, но океанийцы имеют 100 слов для разных ви­дов банана потому, что в их практической жизни и деятельности различие этих видов играет существенную роль. Нам достаточно од­ного слова для называния банана, но мы различаем эквадорские и еги­петские бананы, спелые и неспелые, в пятнышках, мерзлые и т. п., т. е. используем описательные формы, о чем в свое время писал еще В. фон Гумбольдт. С другой стороны, жителю глухой деревушки Восточной Африки безразлично, чем различаются паровоз и каре­та, которых он никогда в жизни не видел.

Следовательно, "расчленение" мира определяется не языком, а общественной практикой данного народа. В языке это "расчлене­ние" только отражается (причем не обязательно).

Б. Л. Уорф исходил из того, что человек видит (и расчленяет) окружающий его мир, как бы прикладывая к нему слова своего язы­ка. В действительности же, видя предметы, человек с самого нача­ла воспринимает их в их значении, через призму общечеловеческо­го опыта. Так, например, любуясь подснежником, мы не думаем о его внутренней форме, а говоря о калине, не стремимся выявить ее этимологию (кал — земля). Таким образом, значение образа (пусть осмысленного) и значение слова — совсем не одно и то же.

В качестве подкрепления сказанного приведем еще несколько примеров персонификации: для русских новый год — малыш, для болгар — девочка (нова година) из-за категории рода. У русских смерть предстает старухой с косой (смерть — женского рода), у немцев — стариком (der Tod — мужской род).

Это же распространяется и на приметы: упад нож — придет муж­чина, вилка — женщина.

М. Ростропович писал по поводу своей любимой виолончели и об обозначении ее во французском языке: "Ну что это за язык, в котором виолончель — мужчина, а контрабас — женщина!".

Таким образом, и грамматика, и логика, по Уорфу, не отражают действительности, а видоизменяются произвольно от языка к язы­ку. Законы Ньютона и его взгляд на строение вселенной были бы иными, если бы он пользовался не английским языком, а языком 202

хопи — одним из индейских языков. Б. Л. Уорф пишет: "Мы стал­киваемся ... с новым принципом относительности, который гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную кар­тину вселенной только при сходстве или, по крайней мере, при со­относительности языковых систем".

Исходное положение гипотезы Сепира — Уорфа выглядит убе­дительно. Действительно, процесс мышления протекает в языко­вой форме, а поскольку языки отличаются друг от друга, это накла­дывает отпечаток и на формы мышления. Однако взаимоотноше­ние языка — мышления — действительности, по Уорфу, выглядит сомнительным.

Язык, являясь посредником между объективной действительно­стью и сознанием, не может играть руководящей роли и быть влас­телином сознания: Уорф рассматривает язык чрезвычайно односто­ронне — лишь его значение, т. е. семантическую сторону, а отры­вать значение, семантику, от языковых форм невозможно, — это всегда приводило к теоретическим ошибкам.

Без языка невозможна сама познавательная деятельность, но язы­ку ни в коем случае нельзя приписывать свойство изменять дей­ствительность. Рассматривая эту проблему, обязательно необходи­мо учитывать 3 феномена в их взаимосвязи и взаимовлиянии (меж­ду языком и объективной действительностью стоит мышление):

действительность <-» мышление <-» язык

Нельзя реальные предметы, явления и их соотношения проеци­ровать непосредственно в язык, обойдя мышление. Необходимо также различать содержание мышления и технику мышления. Язык воздействует на технику мышления, а не на его содержание.

Следовательно, в различных языковых формах люди мыслят об одной и той же объективной действительности. Причины разнооб­разия языков при сходном логическом содержании мышления еще не вскрыты до конца, но можно указать на ряд факторов, вызываю­щих их различия как в формальном, так и в содержательном плане. Во-первых, всякий народ прошел свой исторический путь, что, ес­тественно, отразилось в языке. Так, например, мадьяры мигрирова-

ли с Алтая через Карпаты и славянские земли, что отразилось в лексике (слово терем — больничная палата и др.). во-вторых, со­знание не автоматически, не однозначно и не прямолинейно отра­жает мир. В любом обобщении уже есть элемент фантазии, в про­цессе номинации актуализируются разные признаки предмета или явления (р. — младенец, т. е. молодой; укр — немовля, т. е. тот, кто еще не умеет говорить, р. — глубокоуважаемый, укр. — високо-поважний). В-третьих, язык располагает новые явления в соответ­ствии со своими структурными особенностями, он по своей об­щественной функции не допускает переворотов и даже при мор­фологических изменениях использует, переосмысливая, традици­онные формы.

Гипотеза Сепира — Уорфа вызвала огромный интерес и спра­ведливую критику (основные аргументы оппонентов мы привели). Тем не менее благодаря данной гипотезе сформировалось новое на­правление лингвистики — этнолингвистика, изучающая взаимоот­ношение народа, этноса и языка в сфере, прежде всего, культуры (в американском языкознании наряду с указанным термином исполь­зуются антрополингвистика, культурная антропология). В современ­ной лингвистике проблемы этнолингвистики активно изучаются как в отечественном, так и в мировом языкознании.

5. Совершенно независимо от этнолингвистики, некоторые сто­роны учения В. фон Гумбольдта развиваются в европейских стра­нах, в частности — в Германии. Глава направления — профессор Боннского университета Л. Вайсгербер, его последователями были Й. Трир, X. Глинц, X. Хольц, Г. Ипсен, П. Хартман и др.

Представители неогумбольдтианства разделяют субъективно-идеалистическую теорию познания в духе И. Канта, И. Г. Фихте, неокантианской философии, старого и современного позитивизма.

Вслед за И. Кантом, неогумбольдтианцы признают существова­ние объективного мира, не зависящего от сознания человека и воз­действующего на его чувственную сферу, но результатом этого воз­действия признается хаотический набор опытных данных; эти эм­пирические факты, по мнению представителей неогумбольдтиан­ства, благодаря творческой активности языка упорядочиваются,

распределяются по классам, вступают друг с другом в пространствен­ные, временные и причинно-следственные отношения; так констру­ируется мир как связное целое. Целостная картина мира, согласно этой теории, творится человеческим сознанием при помощи языка.

Таким образом, языковая картина мира не отражение объектив­ного мира, она обусловлена языком. Это ведет к лингвистическому агностицизму — к признанию ограниченности познавательных воз­можностей человека, и эти возможности обусловлены свойствами того языка, с помощью которого творится картина мира.

Основные положения неогумбольдтианства:

1) язык определяет мышление человека и процесс познания в
целом, а через него — культуру и общественное поведение
людей, мировоззрение и целостную картину мира, возника­
ющую в сознании;

2) люди, говорящие на разных языках, создают различные кар­
тины мира, а потому являются носителями различных куль­
тур и различного общественного поведения;

3) язык не только обусловливает, но и ограничивает познава­
тельные возможности человека. Язык, по мнению Л. Вайс-
гербера — сеть, которую человек набрасывает на внешний
мир в процессе познания, т. е. человек познает и делает толь­
ко то, что есть в языке;

4) от различия языков зависит не только разница в содержании
мышления, но и различия в логике мышления, характер (тип)
мышления.

Преувеличение положительной активной роли языка в процес­сах мышления и познания объединяет концепцию неогумбольдти­анства с философией языка В. фон Гумбольдта, однако лингвисти­ческий агностицизм неогумбольдтианцев противоречит взглядам В. фон Гумбольдта, утверждавшего, что круг понятий того или иного народа не следует выводить из его словаря, т. к. большое количе­ство понятий, особенно абстрактных, может быть выражено мета­форами и описательным путем.

Как же в современной лингвистике оценивается концепция нео­гумбольдтианства?

Содержание сознания носителей того или иного языка отнюдь не сводится к набору значений, фиксированных в языковых едини­цах и грамматических категориях. Посредством ограниченного в каждом языке набора языковых единиц носитель соответствующе­го языка выражает и такое мыслительное содержание, которое не­посредственного не закреплено за какой-либо отдельной языковой единицей. Так, например, в процессе развития науки открывались и описывались все новые и новые физические и химические эле­менты, и каждый их них получал свое название (гелий, цезий, строн­ций и т. п.). М. В. Ломоносов внес огромный вклад в формирование современной научной терминологии (опыт, падеж и т. п.). Получа­ют названия те физические явления, которые никто не наблюдал, хотя их наличие доказано (черные дыры и т. п.).

Оказывая некоторое, но не решающее влияние на мышление, язык не может также коренным образом определять характер мате­риальной и духовной культуры общества. Последняя опосредована человеческим мышлением, представляющим собой, как и язык, продукт социального развития.

Неогумбольдтианство проявляет непоследовательность, допус­кая, вопреки своему тезису об ограниченности познания родным языком, возможность перехода человека к новому типу мышления и новым языковым средствам, а также вульгарно-социологически интерпретируя влияние общества на языковые процессы.

Достижения неогумбольдтианства следующие:

1) учет "фактора человека";

2) внимание к смысловой стороне языка;

3) исследование конкретных семантических полей.

Таким образом, глобальная проблема взаимосвязи языка и мыш­ления имеет множество аспектов, некоторые из которых мы рас­смотрели.

Дата добавления: 2014-03-11; просмотров: 414; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!