Философия Стои

Школа стоиков была основана в конце IV в. до н. э. Зеноном, выходцем из кипрского города Кития, имевшего финикийское заселение. Некоторые уче­ные считают Зенона финикийцем по происхождению. В конце десятых годов четвертого века он приезжает в Афины и обращается к философии. Будучи вдохновлен образом Сократа в «Воспоминаниях» Ксенофонта, он становится учеником киника Кратета и благодаря этому влияние киников окрашивает довольно сильно этическое учение стоиков. Он слушал также лекции Поле-мона и Диодора Кроноса. После этого он основывает свою школу, которая располагалась в знаменитом «Пестром портике» (Stoa Poikile), расписанном фресками Полигнота. Отсюда школа получила свое название. Зенон очень почитался в Афинах за свою проповедь добродетели, после смерти он удосто­ился высоких наград от афинских граждан. Важнейшими учениками Зенона были Аристон Хиосский и Херилл. Еще одним знаменитым учеником Зенона был Клеанф из Асса, бывший кулачный боец, ставший верным последователем Зенона. Особую роль в развитии стоической школы сыграл ученик Клеанфа Хрисипп из Сол (?281 — 208 гг. до н. э.), всеобъемлющий та­лант которого позволил ему стать как бы вторым основателем Стои. Это был плодотворнейший писатель, создававший каждый день по 500 строк. Он раз­работал сложную систему стоической логики, внес множество изменений в этику и физику.

Следующий период в развитии стоического учения (II — I вв. до н. э.) назы­вается Средняя Стоя в противоположность предшествующему периоду Древ­ней Стой. Он представлен двумя основными фигурами, Панецием (?185— 108 гг. дон. э.) и Посидонием (? 135 — 51 гг. дон. э.). Этот период харак­теризовался отходом от некоторых положений древнестоической догматики, эклектизмом, т. е. сочетанием стоических доктрин с отдельными элементами учений Платона и Аристотеля, ориентацией на Рим как на новый центр циви­лизации.

Наконец, последним важным этапом стал так называемый «римский сто­ицизм» (I — II вв. н. э.), представленный именами Сенеки, Мусония Руфа, Эпиктета и императора Марка Аврелия. Логическая и физическая стороны стоического учения в этот период практически не разрабатываются. На пер­вый план выходит этика стоицизма понимаемая, прежде всего, как практи­ческое искусство, нацеленное на достижение счастливой жизни. Концепту-

альных изменений в этот период внесено практически не было, однако бога­тые мыслью и хорошо написанные произведения римских стоиков становят­ся с того времени важнейшей частью европейского культурного наследия. Тогда как о Древней и Средней Стое мы можем судить исключительно по фрагментам и цитатам у других авторов, сочинения римских стоиков, почти полностью сохранившиеся, входят в золотой фонд европейской и мировой литературы. Они влияют и на писателей поздней Античности, на моралистов Средневековья и Возрождения, продолжая оставаться ориентирами морали и хорошего стиля для многих мыслителей и писателей Нового времени.

Разделение философии. Мудрость (sophia) определяется стоиками как наука (episteme) о вещах божественных и человеческих. Философия же — как упражнение в необходимом искусстве, необходимым же, согласно сто­икам, является добродетель, которая делится на три части: физическую, этическую и логическую. Соответственно, на три части делится и филосо-фия. Согласно стоикам, если уподобить философию живому существу, то логика будет костями и жилами, этика — плотью, а душа — физикой. Если сравнить философию с яйцом, то логика будет скорлупой, этика — белком, а физика — желтком. Если сравнить с плодоносным полем, то логика — это ограда, плод — это этика, а земля и деревья — физика. Впрочем, иногда соответствия менялись. Например, стоик Посидоний на­зывал этику душой живого существа и желтком яйца, а физику — плотью и белком. Эти части не отделены друг от друга, но находятся во взаимосвя­зи. Более подробное деление философии было предложено Клеанфом. Он делил философию на шесть частей: диалектику, риторику, этику, политику, физику и теологию.

Логика. Поскольку греческое слово logos, значило одновременно «слово» и «разум», стоики, создавая свою логику, уделяли огромное внимание как мы­шлению, так и языку. Логика делилась на две части, риторику и диалектику. Риторы говорят более развернуто то, что диалектики выражают более сжато. Зенон поэтому сравнивал диалектику с кулаком, а риторику — с ладо­нью. Некоторые стоики помимо диалектики и риторики включали в логику учение об определении и учение о канонах и критериях. Риторика делилась на три части: совещательную, судебную и восхваляющую. Диалектика дели­лась на учение о звуке (грамматика) и о том, что звук обозначает. В граммати­ке стоики подытоживают и обобщают результаты, достигнутые предшеству­ющими философами, в первую очередь Аристотелем. Стоики разрабатывают общее учение о языке, теорию падежей, теорию частей речи, теорию времен глагола, основы теории стилистики. Их понимание языка основывалось на учении о его природном характере, поскольку первые слова возникли, со­гласно стоикам, из подражания вещам. В связи с этим стоики занимались еще и этимологическими штудиями.

Критерием истины, по стоикам, являлась так называемая «каталептичес­кая фантазия» (phantasia cataleptike|) или просто «восприятие» (katalepsis).Что это такое? По Зенону, процесс познания начинается тогда, когда мы по­лучаем извне некий импульс, толчок. Этот толчок действует на нашу душу, запечатлеваясь на ней. Такое запечатление называлось стоиками фантази­ей. Надо отметить, что до этого внешнего воздействия наша душа является пустой, как белый лист бумаги до письма или как воск до тиснения на нем печати. После того как состоялось запечатление, следует согласие или несогласие с ним, что относится к ведению нашего духа. Мы можем согласиться или нет, мы свободны принять или отвергнуть образ, по­лученный нами извне. Если этот образ имеет в самом себе свидетельство той вещи, от которой он произошел; т. е. если он ясен и отчетлив, не вызы­вает никаких сомнений, то в случае согласия на него, в случае его приятия возникает восприятие или «каталепсис». Это восприятие похоже на то, что мы испытываем, захватывая рукой какую-либо вещь, т. е. оно обеспечивает нам прямое и непосредственное касание вещи. Наконец, получив такое восприятие, мы проверяем его разумом. Если оно не будет разумом опровергнуто, возникнет знание. Если же будет опровергнуто, воз­никает неведение. Таким образом, началом нашего познания является действие извне, в котором мы не свободны. Но мы можем принять или отвергнуть образ, появившийся в нас. В этом проявляется наша свобода. Ес­ли мы сочтем, что этот образ ясно свидетельствует о той вещи, от которой он произошел, и дадим на него согласие, мы получим восприятие, которое за­тем должно пройти проверку разума. Критерием истины в этой схеме явля­ется восприятие, т. е. тот образ, который ясно сообщает о породившей его вещи, и который получил одобрение.

Несколько иначе эта схема познания представлена у Хрисиппа. По Хри-сиппу, критерием истины является не восприятие, состоящее из каталеп­тической фантазии плюс одобрения, но сама каталептическая фантазия. Дело в том, что эта последняя, по Хрисиппу, с необходимостью принужда­ет нас к согласию. Если мы восприняли нечто каталептически, то согласие следует автоматически. Поэтому нет смысла говорить о критерии истины как соединения каталептической фантазии и одобрения. Однако и он при­знавал все же возможность случаев, когда некоторые дополнительные об­стоятельства заставляют нас отвергнуть каталептическую фантазию. Так, когда в трагедии Еврипида «Алкеста» Геракл возвращает Алкесту из Аида и приводит ее к Адмету, ее мужу, тот, несмотря на ясность и несомненность образа Алкесты, не соглашается, что перед ним именно его жена, посколь­ку он знал, что она в Аиде, откуда не возвращаются. Значит, в определен­ных обстоятельствах каталептическая фантазия все же не может получить одобрения.

Таким образом, хотя наше познание начинается с ощущений, ощущения­ми оно не заканчивается. Не верно было бы считать гносеологию стоиков сенсуалистической. Ощущения могут быть различной степени ясности, тогда

как истина должна быть ясна и очевидна. Помимо непроизвольных ощуще­ний у нас есть право на согласие или несогласие с ними. Значит, в познава­тельной деятельности человек не полностью связан явлениями, действующи­ми на его органы чувств. Человек свободен в познании, поскольку последнее слово остается за ним и его согласием.

Когда объект уже воспринят, в нас остается воспоминание о нем. Из мно­жества воспоминаний образуется опыт. Из наших восприятий постепенно образуются понятия, причем одни из них образуются сами по себе, а другие являются результатом сознательной деятельности нашего мышления. В первом случае у нас образуются общие представления, во втором — искусственно образованные понятия. Разум (logos)образуется в человеческой душе из восприятий и общих представлений постепенно. Его формирование заканчивается в возрасте четырнадцати лет. Именно разум открывает перед нами возможность познания не только единичных вещей, но и мирового целого.

Самыми высшими понятиями являлись, согласно Стоикам, следующие: 1) подлежащее, 2) качество или наделенное качеством подлежащее, 3) нахо­дящееся в определенном состоянии или находящееся в определенном состоянии наделенное качеством подлежащее, 4) относящееся к чему-то или относящееся к чему-то находящееся в определенном состоянии наделенное качеством подлежащее.

Физика. Физическое учение играет в стоицизме важнейшую роль. Мы
видели, что в сравнениях, приводимых стоиками, ей принадлежала главная
роль. Это было связано с тем, что она в глазах стоиков являлась учением
о божестве. При этом многое в физической доктрине стоицизма взято из
предшествующей традиции, главным образом, у Гераклита и отчасти у Ари­
стотеля.

Началами всего существующего являются, согласно стоикам, действую­щее и претерпевающее, или бог и материя. Материя есть то, что лишено вся­ких качеств, полностью пассивно, готово принять любую форму, приходящее в движение только под воздействием другого. Материя не может стать ни больше, ни меньше, она лишена какого бы то ни было изменения. Изменять­ся могут только ее части, но не она сама. Действующее начало называется ра­зумом (logos), находящимся в материи, и богом, который пронизывает мате-рию и, оформляя ее, творит из нее все вещи. И бог, и материя вечны и неунич-тожимы. Хотя стоики различают их, тем не менее они их не разделяют. И разум, и материя есть два аспекта одной и той же реальности.

Важнейшим принципом стоической физики является утверждение о том, что любое действующее начало может быть только телом. «Все, что действует, есть тело». Таким образом, стоики, как и эпикурейцы, выступают против Платона и Аристотеля, признававших нематериальные действующие причины. Следовательно, бог, выступающий как деятельное начало, есть тело. Он не что иное, как огонь и дыхание (PNEUMA). Это не разрушительный огнь, но огонь созидательный, порождающий весь мир, содержащий в себе «семенные логосы», т. е. разумные основания всякого явления, е необходимостью определяющие все, что существует. Эти семенные логосы, поскольку они вечны и неизменны, напоминают аристотелевские формы и платоновские идеи. Но, будучи материальными и имманентными, они отличаются и от форм, и от идей. Таким образом, все, находящееся в мире, и сам мир как це-

лое создано разумной причиной, творческим огнем. Стоики выступают про­тив эпикурейского тезиса о случайном происхождении мира. Как художник искусно творит свое произведение, запечатлевая в нем свое мастерство и свой разум, так и творческий огонь разумно и искусно созидает все и про­низывает все. При этом творческий огонь не стоит вне мира, как платонов­ский демиург. Нет, он сам находится в нем, есть его руководящая, направля­ющая и созидающая часть, природа и душа космоса. Стоики называют его Зевсом.

Когда он создает мир, он в начале делает материю годной для творения, за­
тем создает четыре элемента, огонь, воду, воздух, землю. Космос возникает,
когда из начального огня, все переходит во влагу через промежуточную воз­
душную стадию, некоторые части воды сгущаются до земли, некоторые сно­
ва возвращаются в воздушное состояние. Из этих четырех элементов возни­
кают все растения и животные. .

По прошествии определенного времени космос возвращается в огненное со­стояние, происходит то, что стоики называли «мировым пожаром». Все снова становится огнем, в котором пребывают семена всего существующего, чтобы затем снова повторить все сначала. Снова все двинется через воздушное состояние к влажному, поэтому Сенека называет огонь концом мира, а влагу — его началом. Таким образом, рождение и гибель космоса периодически по­вторяются, причем ничего нового не возникает. Поскольку в боге содержатся одни и те же семенные логосы, все события в мире каждый раз разворачивают­ся абсолютно одинаково, происходит, как позднее выразится Ницше, «вечное возвращение того же самого».

Космос, создаваемый и руководимый богом и разумом, и сам есть живое существо, разумное и одушевленное. Стоики доказывали это положение так. Разумное, одушевлённое и живое лучше неразумного, неодушевленного и мертвого. Космос — самое лучшее. Следовательно, космос разумен, оду­шевлен и живой, Еще один аргумент был таким. То, что порождает разумные существа, само разумно. Космос порождает живые существа. Значит, космос разумен. Божественный разум проникает весь космос, однако, не в равной мере. В некоторых вещах его присутствие заметно только в разумной оформ-ленности, им присущей, в других же — он проявляется непосредственно как ведущее начало. Ведущим началом всего мира стоики называли эфир, небо или даже солнце.

Космос, согласно стоикам, один-единственный, причем ограниченный и имеющий форму шара. За его пределами находится беспредельная пустота, лишенная телесности. В самом же космосе никакой пустоты нет, космос пре­бывает в полном единении, обусловленном согласием и сопряжением небес­ного и земного.

Божественный разум отождествлялся стоиками с судьбой (heimarmene): «судьба — это разум, в соответствии с коим прошлое было, настоящее есть, а будущее будет», говорил Хрисипп. Классическое определение судьбы, принадлежащее тому же Хрисиппу, было следующим: «Судьба — это некое природное сочленение всего, когда вечно одно следует за другим, и связь этого следования непреодолима». Сенека же пишет: «Великое утешение быть пленником вместе со всем миром. Ведь то, что приказало нам так жить и так умирать, тою же самой необходимостью связало и богов. Неотвратимо движется ход всего человеческого и божественного. И сам создатель всего и правитель, начертав законы су-

деб, им следует. Однажды повелев, всегда повинуется» (De prov. 5, 8}. В дру­гом месте Сенека говорит: «Если ты назовешь его (бога. — Д. Б.) судьбой (fatum), не ошибешься. Ведь судьба есть не что иное, как связанный ряд при­чин, бог же есть первая причина всего, от которого зависит все остальное» (Debenef. IV 7).

Важнейшим моментом стоической доктрины является учение о прови­
дении (pronoia). Согласно Зенону, судьба и провидение тождественны. Это
значит, что все происходящее в мире по закону необходимости одновре­
менно является самым лучшим, что божество, с необходимостью устрояю-
щее мир, направляет его к лучшему и совершенному. Таким образом, лю­
бое событие одновременно и необходимо вытекает из предшествующего
ряда причин, начиная с первой, и является самым лучшим. В таком случае
в мире нет и не может быть никакого зла. Не все стоики согласились с Зе-
ноном, его ближайший ученик Клеанф ограничил принцип провидения.
Как свидетельствует Халкидий: «То, что происходит властью провидения,
происходит также необходимо, но не все то, что происходит по необходи­
мости, происходит по воле провидения, — утверждал Клеанф».

Таким образом, в мире все устроено целесообразно. Низшее существует для высшего, худшее для лучшего. Неодушевленное существует для одушев­ленного, одушевленное — для разумного. Так, по Хрисиппу, мы созданы бо­гами для них и для самих себя, животные созданы для нас: лошади для наших войн и сражений, собаки для охоты, а барсы, медведи и львы — для упражне­ния в храбрости. Даже вредные животные созданы для нашей пользы. Со­гласно Плутарху, Хрисипп говорил, что клопы полезны, чтобы не давать нам долго спать, а мыши заставляют нас не разбрасывать все в беспорядке. Впрочем, некоторые живые существа возникли не для утилитарных целей, но для красоты. Так, по Хрисиппу, павлин возник ради красоты своего хвоста.

Если в мире все устроено целесообразно, откуда же берутся беды и не­счастья, откуда берется зло? Во-первых, говорили стоики, всевозможные беды могут быть насланы богом на дурных людей, дабы их примером вразу­мить остальных. Однако такое решение не дает ответа на вопрос, почему беды и несчастья случаются с людьми добродетельными и праведными. Вто­рое решение, предлагавшееся стоиками, заключалось в том, что в большом мировом хозяйстве, хорошо устроенном, тем не менее могут случаться вся­кие мелкие неприятности. Божественная природа все рождает прекрасно и ко благу, но при этом, достигая главного блага, она попутно порождает и какие-то дефекты. Хрисипп приводил такой пример. Создавая человеческую голову, природа разумно и заботливо создала ее из тончайших и маленьких косточек, однако, несмотря на сие великое искусство, голова попутным образом получилась хрупкой и ломкой. Так и в мире, зло возникает попутным образом, когда природа, создавая свои прекрасные творения, попутно создает всякие уродства и причиняет добрым людям незаслуженные ими страдания. В этом, как говорит Сенека, играет роль то, что материя обладает своими собственными причинами. В лю-

бом случае, согласно стоикам, нужно обращать внимание не на частные не­
удачи божественного разума, но на его, так сказать, стратегический успех.
Стоики осознавали проблематичность этого решения, но у них не было ино­
го выхода. Либо при всех дефектах мир устроен все же целесообразно, ли­
бо остаются атомы и пустота, случай и механическая необходимость эпику­
рейцев. Наконец, зло, согласно Хрисиппу, должно быть, ибо без него мы не
могли бы понять и оценить благо.

В системе стоического фатализма человеку оставляется лишь свобода подчиняться законам мирового целого и его Движению. Стоики иллюстриро­вали свое понимание свободы примером с собакой, привязанной к колесни­це. Если собака бежит за колесницей, она делает это по своей воле, как бы понимая, что никуда ей не деться, и одновременно подчиняется влекущей необходимости. Если отказывается и не хочет бежать, все равно колесница тащит ее за собой. Итак, человеческая свобода — это сознательное и разум­ное следование необходимости.

Исходя из того, что все существующее есть необходимая связь причин и следствий, стоики утверждали возможность мантики и предсказаний буду-щего. Они пытались создать для распространенной и в Греции, и в Риме прак­тики предсказаний научную основу. Вообще, их отношение к религии резко отличалось от последовательного ее неприятия эпикурейцами. Стоики пыта­ются ассимилировать античную религию в свое мировоззрение, признают и бога, и богов и демонов. Они стараются ответить на критику религии путем аллегорического истолкования основных фигур пантеона и главных мифов. Аллегорическому толкованию подвергаются гомеровские тексты. Эта асси­миляция религии проводится под знаком пантеизма. Многочисленные боги и герои Греции хорошо подошли для мировоззрения, провозглашавшего, что все есть божество.

Человеческую душу стоики определяли как «соприсущий нам воздух», «соприсущий нам и непрерывный воздух, пронизывающий все наше тело». Сам воздух нашей души определялся как «мыслящее тепло», или как огонь. Душа делилась стоиками на восемь частей: на ведущее и руководящее начало, на пять ощущений, на способность речи и на способность размножения. Руководящее начало находится не в голове, но в груди, поскольку из груди ис­ходит голос. Душа, согласно стоикам, не может обладать бестёлесностью, по­скольку она есть воздух или огонь, не может и обладать вечным существова­нием. Во время мирового пожара все отдельные души возвращаются в еди­ную огненную природу, откуда они когда-то отделились. Что же касается

времени до мирового пожара, то, по Клеанфу, до него существуют все души, а, по Хрисиппу, только души мудрецов.

Лестница существ, согласно стоикам, выглядит так. Самая низшая сту­
пень, неодушевленное, обладает только свойством или структурой,
в растениях к этому присоединяется естество (physis) как способность к дви­
жению. Душа (psyche) впервые появляется у животных, она отличается способ­
ностью представления (phantasia) и влечением (horme). У человека ко всему это­
му присоединяется разум (logos).

Этика. В отличие от Эпикура первое стремление всякого живого существа
не к удовольствию, но к самосохранению. Наиболее близким является для
любого живого существа его собственное устроение и сознание о нем. Ника­
кое живое существо не может относиться к себе самому, как к чужому, оно
с рождения отталкивает все губительное и вредное, усваивает же себе все
родственное и близкое. А этого не могло бы быть, если бы мы сразу не обла дали чувством и сознанием (sensus) себя и своего устроения. Удовольствие является лишь побочным эффектом этого изначального стремления к самосохранению. По Хрисиппу, это врожденное чувство близости к самим себе распространяется и на наши части, и на наши порождения. Любовь к своим порождениям образует фундамент человеческой социальности.

Человек есть существо разумное, поэтому он близок самому себе не просто как живое существо, но как разумное существо, т. е. человеку в самом себе, прежде всего, дорога его разумная часть. Главным определением счастливой жизни была формула «жизнь согласно природе», которая понималась как «жизнь согласно разуму» и «жизнь согласно добродетели». Родоначальник сто­ицизма Зенон говорил просто о согласной жизни, имея в виду отсутствие в ду­ше добродетельного человека разногласий, его согласие с самим собой, т. е. со своим разумом. Ученик Зенона Клеанф добавил к «согласной жизни» слова «с природой» (te physei), имея в виду жизнь, согласную с общим законом, управ­ляющим Вселенной. Хрисипп примирил эти два подхода, понимая «природу» и как общий закон, и как естество каждого человека. Поскольку природа каж­дого из нас является частью мировой природы, то между этими смыслами нет противоречия. В соответствии с таким учением о цели жизни стоики определя­ли добродетель как «согласное с собой состояние души», как «состояние души, благодаря разуму согласное касательно всей жизни», или как «состояние души, находящейся в согласии с самой собой касательно всей жизни». Таким образом, совершенная жизнь заключается в согласии с самим собой и общим законом, пронизывающим все, в согласии нашей разумной части и мирового разума. Это и будет добродетелью счастливца и благим течением его жизни.

Благом стоики считали исключительно добродетель. Зенон так говорит об этом. «Все существующее либо хорошо, либо плохо, либо безразлично. Хо­рошим является следующее: разумение, целомудрие, справедливость, муже­ство и все, что есть добродетель или причастно добродетели. Плохим — не­разумие, необузданность, несправедливость, трусость и все, что есть порок или причастно пороку. Безразличным же является следующее: жизнь и смерть, слава и бесславие, страдание и удовольствие, богатство и бедность, болезнь и здоровье, и все тому подобное». Сенека же пишет: «Высшим благом является нравственно-прекрасное (honestum).

И я добавлю, чтобы ты еще больше удивился: нравственно-прекрасное явля­
ется единственным благом» (Epistulae 71, 4). Итак, все, что нужно для счаст­
ливой жизни, заключено только в добродетели, добродетель вполне доста­
точна для счастья и довлеет самой себе. Основой любой добродетели являет­
ся разум. Между различными благами, т. е. между добродетелями нет
никакого различия, ни одна из них не лучше и не хуже другой. Точно так же
и все пороки одинаковы, среди них нет лучшего или худшего. В отличие от
прочих искусств мудрость, т. е. добродетельная жизнь, имеет свою цель в са­
мой себе.

Область безразличного делилась стоиками на два вида: предпочтитель­ное и непредпочтительное. Хотя для счастливой жизни безразличное не могло принести никакой пользы, для обычной жизни выбор безразличного представлялся стоикам важным и требующим обоснования. Так, жизнь, здоровье, сила, богатство, слава, хорошее происхождение считались предпочтительными, а их противоположности — непредпочтительными. Для добродетельной жизни все это было для стоиков безразличным. Некоторые стоики (Аристон Хиосский) шли еще дальше и полностью элиминировали всякое различие между предпочтительным и непредпочтительным, доводя стоическую точку зрения на благо до логиче­ского конца.

Добродетель определялась стоиками как «некое совершенство всякого су­щества» и как «возникшее благодаря разуму некое расположение и силу ведущего начала души». Всякий человек от природы имеет предрасположенность к добродетели или, как выражается Цицерон, «врожденные семена добродетелей». Итак, добродетель врождена нам и существует от природы, тогда как порок и зло могут прийти только извне и представляют собой извращение природы.

Основными добродетелями, как уже говорилось, стоики считали разуме­
ние, справедливость, благоразумие и мужество. В определенном смысле
справедливость, благоразумие и мужество были разновидностями разуме­
ния. Так, Зенон определял справедливость как разумение в делах распреде­
ления, благоразумие как разумение относительно предметов выбора, муже­
ство как разумение в том, что нужно переносить. Но он все же не считал,
что разумение есть единственная добродетель, а о прочих не должно быть
и речи, как будет думать Аристон Хиосский. Добродетели не отделимы друг
от друга, а тот, кто имеет хотя бы одну добродетель, будет иметь их все. До­
бродетель нельзя утратить в нормальном состоянии рассудка, однако при
тяжелых психических расстройствах вместе с разумом утрачивается и доб­
родетель.

Нравственное действие оценивалось стоиками не по его результату, но по внутреннему настрою того, кто его совершает. Деяние, которое могло бы со стороны показаться ужасным и невозможным, с точки зрения намерения мо­жет быть добродетельным и разумным.

К важным достижениям этической доктрины стоицизма можно отнести разработку стоиками учения о страстях (га5с8т)). Страсть определялась Зено-ном как «неразумное и противоестественное движение души, или влечение, переходящее меру». Однако другой видный сто-

ик, Хрисипп, определял страсти как ложные суждения нашей разумной час­ти. По стоикам, существуют четыре главных рода страстей: печаль, страх, вожделение, удовольствие. «Печаль — это неразумное сжатие, или недавнее мнение о присутствии зла, из-за которого, как кажется, происходит сжатие. Страх — это неразумное уклонение, или бегство от кажущегося ужасным. Вожделение — это неразумное стремление, или преследование кажущегося блага. Удовольствие — это неразумное воспарение или недавнее мнение о присутствии блага, из-за которого, как кажется, происходит воспарение». Из этих определений видно, что страсть, во-первых, является неразумной, противоречащей разуму, во-вторых, страсти связаны с кажущимся, а не с действительным. Страсти не могут быть, по стоикам, умеряемы, они должны быть полностью устранены. В этом отличие стоиков от Аристотеля. Уничтожение страстей является делом философии. Цицерон так говорит об этом: «Вот что делает философия. Она лечит души, устраняет пустые тревоги, освобождает от вожделений, прогоняет страхи». Страстям стоики противопоставляли «благие претерпевания», радость, осторожность и «добрую волю», которые отличаются от страстей тем, что не противоречат разуму, но согласны с ним. Сострадание и раскаяние не входили, согласно стоикам, в число «благих претерпеваний» и должны были быть отвергнуты.

Поскольку между разумом и неразумием, между добродетелью и пороком нет ничего промежуточного, то и все люди строго делятся на два вида: мудре­цов и неразумных. Даже те, кто стремится к нравственному совершенствова­нию, но его не достиг, должны быть зачислены в разряд неразумных и дурных. Мудрец обладает всеми добродетелями, совершает только правильные поступки, никогда не ошибается. Ему чуждо мнение, поскольку его познание основательно и твердо, и невежество. Мудрец не бесчувственен, но бесстрастен. Он может почувствовать боль и страх, но он не примет это в свою душу. Мудрец может делать все что угодно, ибо он все будет делать совершенно и согласно с природой. Он может жить в обществе, жениться, производить детей на свет, ибо все это никак не может помешать его свободе. Он свободен настолько, что даже может вкушать человеческое мясо, если это будет оправдано разумом. Только мудрец подлинный царь, поскольку царь должен знать, что такое хорошо и что такое плохо. Только мудрец — подлин­ный судья или оратор. Стоический мудрец никого не жалеет и никого не про­щает, ибо это противоречит его пониманию долга. Только мудрец богат, кра­сив и счастлив. Мудрец имеет право на свою собственную жизнь, которую он может оставить либо за отечество или друзей, либо из-за тяжелой и неизлечи­мой болезни. Мудрец — крайне редкое, но не невозможное явление на зем­ле. По Сенеке, он рождается раз в пятьсот лет.

Базисом стоического учения об обществе было утверждение, что каждый
человек по природе стремится к самосохранению, заботится о себе и о том,
что ему близко. Из этой любви к себе вырастает и любовь к своим близким и,
в конце концов, к человеческому роду в целом. Поскольку наше подлинное
«Я» — это разум, которым обладает также каждый человек, то наша любовь
к себе есть, на самом деле, любовь к человеку как таковому. Отсюда выраста­
ет преодоление в рамках стоицизма деления на своих и чужих, на греков
и варваров. Люди как существа обладающие разумом образуют огромную
вселенскую общину, к этой общине принадлежат и боги, которые тоже обла­
дают разумом.

Дата добавления: 2014-11-14; просмотров: 379; Нарушение авторских прав

Мы поможем в написании ваших работ!